Уснуть так и не получилось. И, едва тьма у горизонта стала не такой густой, начала собираться. Судя по шуму на улице, остальные тоже время не теряли: к ставшему привычным лаю собак добавился рев верблюдов. И вскоре Уле стало казаться, что ночью не было никакого хищника, а просто бактриан решил выразить недовольство судьбой.
— Ты уже готова? — Шон подхватил собранный рюкзак и вынес на улицу. — Пойдем завтракать!
Темноту разгоняли костры, полыхающие в железных бочках, и керосиновые лампы. Кое-где виднелись фонари, а потом кто-то подогнал единственный в селении автомобиль и включил фары, освещая место сбора. У Ули в глазах зарябило: верблюды, люди, собаки...
— Этот твой будет! — Шон хлопнул по горбу лежащее на земле животное. Не переставая жевать, верблюд повернул голову. Тут же захотелось прокомментировать его взгляд: «Ой, все!».
Забавное выражение морды отодвинуло на второй план то, что ехать придется верхом. Уля н
Дни слились в сплошную линию. Уля привыкла и к песку, и к каменистой равнине, а главное — к верблюду! И даже подружилась со своим, оставляя ему кусочек галеты отужина. Единственное, что портило настроение — невыносимая жара. Если от ночного холода можно было закутаться в одежду и спальник, то днем хотелось снять даже кожу.Зато она научилась пить подсоленную воду и увидела такие красоты, каких и в кино не показывают.Пустыня менялась каждую минуту. То спокойная, ясная, светлая. То — мрачная, готовая обрушить на путников плеть хлесткого ветра. Но в любом состоянии она была прекрасна!Ужасы первого дня постепенно забылись. Уля подозревала, что этому помог отвар, которым Шон потчевал её каждый вечер, и пила с благодарностью. А еще очень полюбила ночные разговорынаедине. Обычно они отходили в сторону от костра и сидели прямо на каменистой земле, долго сохранявшей жар дневного солнца.Шон рассказывал о чудесных местах, в которых у
Голову словно зажали в тисках. Ульяна застонала, не в силах повернуться. И тут же чьи-то руки помогли приподняться, а в губы ткнулся край чашки.Питье пахло цветочным медом и ветром. Как так, Уля понять не могла, но и других ассоциаций не возникло. Как только чашка опустела, руки исчезли, позволив улечься обратно. Сверху над кроватью нависал тканевой потолок. Уля попыталась повернуться, чтобы оглядеться, благо боль прошла, и теперь это можно было сделать, не опасаясь потерять сознание.Пальцы скользнули по гладкой ткани. Уля глазам не поверила: шелк! Натуральный, белоснежный, как горные пики Тибетских гор. Она их никогда не видела, но была почему-то уверена, что они именно такого цвета. Почему на ум не пришли Анды, Монблан или тот же Эверест, Уля не задумывалась. И продолжала оглядываться.Первое, что бросилось в глаза, — затейливая деревянная решетка. Она окружала кровать с трех сторон, образуя подобие ажурной комнаты. С четвертной стороны « вход&ra
Уля улыбнулась. Интуиция вопила, что верить ничемунельзя, но надежда не позволяла ей поднять голову.— Когда?Шон снова замялся:— Чуть позже. Ну, пойдем?И он опять протянул руку.Уля шла по похрустывающему гравию дорожки и не понимала, почему так легко поверила обещанию. И почему, несмотря на убийство Джастина, она не боится.У входа в дом Шон замедлил шаги:— Тебе нужно переодеться.Уля согласилась: двухслойный халат мало годился для выхода в свет, тем более — в гробницу. Как археолог, Ульяна не испытывала к костям особого пиетета, но в этом месте гробница почиталась, как святыня, и следовало проявить уважение.Служанки были предупреждены. С поклонами провели в комнату, показали, что нужно встать на круглое возвышение. А потом началась пытка.Сперва белье. Белые шелковые шорты, сверху — штаны до середины икры, которые снизу закрепили специальными ленами, скрепив их затейливым
Оно лежало на боку, поджав ноги. Правая рука свешивалась с края и Уля поежилась, поняв, что это — мумия. Она рассматривала носилки и украшения, а золотая щель все выплевывала и выплевывала людей. Мужчины и женщины, старики и подростки... Наряженные в вышитые балахоны, они несли в руках музыкальные инструменты, подносы с едой, свертки ткани или просто — статуэтки. Вскоре на островке стало тесно, но вокруг Шона, Ули и Аиджи оставалось достаточно пустого места. Шагнув вперед, Жрица подняла простынь. Под ней обнаружилась мумия женщины. Что-то неуловимо-знакомое было в её позе, но что именно... Уля скользнула взглядом по потемневшей коже иладони метнулись к лицу, заглушая вскрик: на носилках лежала похищенная недавно из музея Алтайская принцесса, Хранительница плато Укок. Ошибки быть не могло: вряд ли существовала еще одна мумия, тело которой покрывали такие же татуировки.Уля озиралась, не понимая, зачем её привезли сюда, зачем здесь мумия и что произойдет дальш
Рев огромных животных... Лязг стали. Вопли раненых... Люди не могут так кричать! Но это... и не люди!Два змееподобных тела, сверкая чешуей, скользят среди чудовищ, и длинные когти терзают плоть врага. Демоны не отстают — драконы покрыты ранами, и пусть силы неравны — не сдаются. Движение лапы, скрежет, какой бывает, когда железоскользит по железу, удар... и крик боли, который заглушается громким шепотом:— Ритуал нужно провести до конца...Знакомый голос. В груди разливается тепло и радость. Нет — восторг. Хочется вскочить, подбежать, утонуть в крепких, нежных объятиях и говорить, говорить о том, как же она скучала!Ульяна перепугалась. Это были не её мысли, не её чувства, не её желания. Но от осознания стало легче: переполнявшие эмоции отступили, и разговор стал звучать четче.— Нельзя! — второйголос тоже показался знакомым, но уже самой Ульяне. — Там сейчас ловушки повсюду! Драконы пока сдерж
Боль то уходила, то возвращалась. Ульяна чувствовала, что сидит на могучем звере, большом и гибком, но упасть не боялась: её обхватывали сильные руки, прижимая к надежной груди. Под жесткой тканью одежды билось сердце, только) рассмотреть что-то, кроме клубов тяжелого тумана,не получалось. Он поглощал даже звуки, так что и шагов неведомого зверя было не слышно. И только уверенная ладонь на спине не позволяла запаниковать, хотя каждое движение зверя отдавалось резкой болью, которая не отступала и во сне, и вскоре Ульяна перестала понимать, наяву все это или в горячечном бреду.Лица коснулся холодный воздух, и тело охватил озноб.— Потерпи, скоро станет легче, — руки обняли сильнее, стараясь закрыть от ветра и согреть. — Потерпи...Она узнала этот голос, и боль ненадолго отступила перед радостью. Ночувства принадлежали не Ульяне. Она дернулась, размыкая объятия, и рухнула вниз, в черную пустоту.Пол больно ударил по спине, выши
Голова болела, отчего сосредоточиться было очень трудно. Пальцы, коснувшись лба, нащупали что-то липкое. Кровь уже остановилась и начала подсыхать, неприятно стягивая кожу. Хотелось умыться, а еще спасть. Все равно где — на траве, под открытым небом или в теплой кровати. Лишь бы не трогали и эта гудящая боль наконец-то исчезла.В придачу немного подташнивало. Вот только сотрясения не хватало! Ульяна несколько раз глубоко вдохнула через нос, отчего голова слегка закружилась.Нужно было отлежаться. Но сначала — выбраться из этой ямы.Отвесные склоны поросли травой. Стоило ухватить пучок, как стебли остались в руке. Ноги тоже скользили, словно кто-то полил стены ямы водой. После нескольких попыток Ульяна поняла, что сама не выберется.Оставалось или умирать, или звать на помощь. Ни первое, не второе её не устроило, и Уля еще раз огляделась в попытке найти выход.В яме не нашлось ни сухих веток, ни камней, которые можно было сложить один на
— Это ужасно, — словно прочитал её мысли Ланни. — Подожди, я сейчас!Вскоре он с довольным видом протягивал Ульяне метлу на длинном черенке и тряпку. У ног стояло деревянное ведро с водой:— Вот, уберешься, и можно будет жить! Приступай!А сам устроился на одном из деревянных кресел, сбросив на пол сгнившую подушку.Ульяна молча переводила взгляд с него на фронт работ, а потом вздохнула:— Хочешь жить — умей вертеться!И принялась за работу. Нашла в дальнем углу длинный диван, сняла с него прогнивший, покрытый паутиной матрас и начала сметать пыль.— Статую сначала очисти! — велел Цилинь.Ульяна не обратила на приказ внимания. Оттащила мусор ближе к выходу, потом обошла помещение, разглядывая ширмы.— Ты не слышала? — нахмурился Ланни.— Слышала. Но извини, на статую мне плевать. Как и на все остальное — я в поломойки не нанималась. Хочешь, чт