Глава 1 Начало недоброй «сказки»

Если вам скажут, что судьба шутница, – верьте! Ведь это действительно так. И зачастую эти шутки отнюдь не напоминают добрые сказки. Вот и я, некогда избалованная дочь состоятельного бизнесмена, превратившаяся на время в обычную студентку, а потом… Вернее, теперь… расскажу свою историю.

С родными у меня не густо. Ни дедушек, ни бабушек, маму и ту, видела только на фотографиях – она умерла, когда мне ещё и пяти не было. Отец после этого долго не желал ни с кем связывать свою жизнь, и мне казалось, что нам никто и не нужен. Собственно, чего ещё может желать ребёнок, обделённый вниманием матери? Ну, конечно же, чтобы папа всегда был рядом. И он был. По возможности. Да, работал как проклятый, вечно был занят, но я не обижалась, ведь каждую вырвавшуюся свободную минутку он проводил со мной.

Да и грех жаловаться: просторная четырёхкомнатная квартира в респектабельном районе, шикарная дача на берегу залива, благодаря усилиям оплаченных папой репетиторов, элитная школа с углублённым изучением английского и математики окончена с отличием, после чего я без проблем поступила в престижный ВУЗ, а позднее должна буду занять руководящую должность в папиной преуспевающей компании. Жизнь была расписана как по нотам: стабильная, спокойная. Ничто не предвещало беды.

 Но однажды всё изменилось, потому что появилась – она. К тому моменту мне только-только исполнилось шестнадцать. Несмотря на россказни о непонимании подростков и взрослых, я прекрасно осознавала, что отец в свои сорок, всё ещё весьма привлекателен и вовсе не обязан гробить свою жизнь в угоду моим прихотям.

Когда папа впервые привёл Илону в наш дом, я порадовалась тому, что он наконец-то решился на роман. На первый взгляд, женщина произвела приятное впечатление. Выглядела она весьма эффектно: высокая, стройная, одета стильно и со вкусом, идеальная причёска, маникюр, макияж, приятные черты лица, открытая голливудская улыбка… Да что уж там? В ней всё казалось идеальным! Что и немудрено, являясь ни много ни мало папиным деловым партнёром, она могла себе позволить регулярное посещение всяких спа-салонов, тренажёрных залов и бассейнов.

Илона всё чаще наведывалась к нам в гости, нередко засиживаясь допоздна, а порой оставаясь на ночь. Папа поутру жутко смущался, но только слепой мог не заметить, как он светился после этого. Я искренне радовалась за него, желая самому дорогому во всём мире существу – обычного человеческого счастья. Немного грустно было отмечать, как он отдаляется от меня, проводя свободное время с возлюбленной, но я не обижалась и ничего не требовала. И ещё… ещё меня очень умиляло, когда эта холёная блондинка называла моего папу «зайчиком», а он буквально таял в ответ.

Спустя год отшумела пышная свадьба с огромным количеством приглашённых. И именно там, я ощутила, что что-то не так. Откуда такие мысли? Не знаю. Может напрягли лица присутствующих? Ведь тогда собрались и конкуренты по бизнесу, и чиновники разной руки, жаждущие обзавестись на столь знаменательном событии полезными связями. Все натянуто улыбались, вот только радости явно не испытывали. Их глаза метались туда-сюда, стараясь выхватить в толпе наиболее полезных гостей и отыскать предлог для разговора. Та фальшь, с которой они поздравляли отца вызывала отвращение. И именно тогда Илона впервые показала свой нрав и попыталась поставить меня на место:

– Чего ты встала тут? – вопреки ожиданиям, вместо обычной милой обходительности, холодно прошипела она.

В тот момент я откровенно опешила, и отложила просматриваемый промежду делом их брачный договор.

– Я просто…

– Ты, – это произнесено было так, будто эта фурия в фате ткнула в меня пальцем. – Лезешь не в своё дело.

В тот вечер я настолько растерялась, что так и не нашлась с ответом, на столь странный наезд. Помнится, тогда я списала поведение мачехи на свадебное волнение. Ну а дальше… Дальше она естественно переехала к нам, и в недавно казавшейся огромной квартире – стало тесно. Дело в том, что у Илоны было две дочери. Одна уже достигла совершеннолетия и осталась жить в квартире матери, а вот младшая, моя сверстница – переехала к нам. В результате, сама Илона, вместо того, чтобы поселиться в комнате отца, переоборудовала гостиную в спальню. В тоже время, мебель и документы из папиного кабинета переместились в дальний угол кухни-столовой, а опустевшую комнату тут же отремонтировали и в ней поселилась моя младшая сводная сестра.

Кстати, все хранившиеся в доме мамины фотографии куда-то исчезли. Не удивлюсь если новая хозяйка отправила их в мусорное ведро. Обидно, конечно, если так. Я даже спрашивала её, но та отнекивается, делая вил, что не имеет никакого отношения к пропаже снимков. Былая мягкость и покладистость мачехи осталась где-то там, на подходе к ЗАГСу. Сейчас же оставалось лишь протирать глаза в попытке получше разглядеть ситуацию и, гадать: то ли я так слепа была, то ли Илона настолько талантливая актриса?

Вместо медового месяца, отец после свадьбы увяз в делах и дома почти не появлялся, чего нельзя было сказать об Илоне. А ведь они к этому моменту успели объединить свои компании и являлись совладельцами! Почему же он вкалывает как проклятый, а она прохлаждается по спа-салонам?! Вечно в ванную не попасть, она видите ли какие-то процедуры делает! И по вечерам куда-то постоянно уезжает. Причём я бы могла подумать, что на деловые встречи, но уж больно у неё наряды откровенные, то шифон, то до неприличия глубокое декольте.

А однажды, я случайно подслушала её телефонный разговор. В тот день, я забыла кошелёк и вернулась. Илона, видевшая мой уход, а вот возвращения не заметившая, будучи в полной уверенности, что дома никого кроме неё нет, прогуливалась по квартире довольно громко флиртуя с кем-то по телефону:

– Да, мой зайчик, – проворковала она, проходя мимо моей комнаты. – Конечно соскучилась! А ты как думал? Вечно пропадаешь на работе. Все эти деловые встречи, совещания…

Услышав до боли знакомое обращение – «зайчик», я решила, что она болтает с моим отцом и даже на долю мгновения усовестилась из-за своих былых обид в её адрес, но потом… Потом, ещё немного поворковав, она обратилась к собеседнику по имени!

В тот момент, я застыла возле двери и не решалась даже шелохнуться. Да, сомнений не было – у Илоны есть любовник, но я не знала, как поступить: стоит ли высказать ей всё? Стоит ли рассказать об этом папе? В тот день я прогуляла занятия, так и не осмелившись выйти из своей комнаты и выдать своё присутствие. Позднее, пыталась поговорить с отцом, но, увы, он приходил слишком поздно, а Илона словно почуяв опасность, всё время вертелась рядом. Несколько раз я порывалась приехать к нему в офис, но всё время что-то мешало: то у него срочно возникали какие-то неотложные дела, то у меня. Казалось, сама судьба не позволяет нам пооткровенничать, но однажды, я всё же урвала момент. Вот только отец оказался глух. Не поверил.

Я наблюдала за происходящими вокруг нас переменами и не могла понять – почему отец не обращает ни на что внимания? Почему на всё согласен? Да, до свадьбы я могла поверить, что он влюблён, ведь Илона казалась такой милой, но сейчас? О какой любви может идти речь, после того как его жёнушка во всей красе продемонстрировала своё гнилое нутро? Это же насколько слепым надо быть?!

Месяц за месяцем пролетел год, за ним другой. Отец осунулся и постарел, я уже позабыла как выглядит его улыбка. Мои попытки донести до его сознания тот факт, что супруга его просто-напросто использует, неизменно заканчивались скандалами. О нашей с мачехой войне вообще говорить не стоит. Если поначалу она делала вид, что просто не замечает моего существования, то потом начались хронические придирки: это не туда положила, поставила, не там села… А некоторые сцены стали притчей во языцех в кругу моих друзей:

– Зачем форточку открыла? Холодно!

– Так она же закрыта! – с уже выработавшимся равнодушием, отвечаю я.

– Значит открой, – фырчит, напрочь забыв о своих прошлых словах. – А то душно.

Ну, собственно и наоборот:

– Почему форточка закрыта? В квартире не продохнуть!

– Так она и открыта… – спокойно отвечаю.

– Значит, закрой, а то меня просквозит!

В общем, так и жили – она меня пилила, я скрипела зубами, но терпела. А однажды, отец явился домой в разгар рабочего дня и сказал, что ему надо со мной серьёзно поговорить.

– Кира, видит бог, я терпел сколько мог. Надеялся образумишься. Видимо не судьба. Поэтому… – он на мгновение запнулся, будто не решаясь продолжить, но тут на кухню вплыла его жёнушка и он буквально на одном дыхании выпалил: – Я снял квартиру неподалёку от твоего института. Оплатил вперёд надолго. Ты уже взрослая, и коли не можешь ужиться с Илоной, то переезжай туда, – завершил он и выложил на стол связку ключей и лист бумаги с адресом.

 Шок? Да. У меня в горле болезненный ком застрял и челюсть болезненно свело от обиды. Как он мог так поступить? Почему винит только меня?!

Но чтобы я не думала, это ничего не меняло. Он остался слеп, упорно не замечая того, во что превращается его собственная жизнь рядом с этой мегерой. Как же я скучала по тем счастливым вечерам, которые мы проводили вдвоём… В те давние времена, до появления этой…

В тот день, спорить ни сил, ни желания не было. Я молча собрав вещи переехала на съёмную квартиру. С той поры мы почти перестали видеться. Он вечно был занят. В те считанные разы, когда я заезжала домой, чтобы забрать кое-какие вещи, его либо не было, либо он спал, как говорила мне Илона или моя сводная сестра, до сих пор жившая с ними. В папином офисе ввели какую-то жёсткую систему контроля на входе, и туда мне проникнуть также не удавалось. Не возникало ни капельки сомнения в том, кого именно стоит благодарить за это. Но унижаться, отирая спиной стены возле выхода из здания корпорации в ожидании отца, мне гордость не позволяла.

Тут хочешь смейся, хочешь плачь, но я всё чаще вспоминала сказку про Золушку. Вот же и мамы нет, и мачеха с двумя сёстрами-змеями в наличии имеется, и батюшка чахнет под каблуком жены тиранши, некогда прикидывавшейся ангелом. Да, меня никто не заставляет зёрнышки перебирать, и от отца даже деньги исправно раз в месяц на банковскую карту поступают. Но в целом… тенденция явно прослеживается. Не хватает только феи-крёстной и принца.

А потом… Когда я уже училась на втором курсе раздался звонок мобильного. Взглянув на экран, не поверила глазам, и даже колебалась – стоит ли отвечать? Но что-то внутри сжималось от боли и недоброго предчувствия.

– Кира, – раздался из трубки голос Илоны. – Ты в городе?

– Да, – удивлённо отозвалась я.

– Приезжай по адресу… – она продиктовала координаты одной из лучших больниц нашего города.

– Что случилось? – чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, почему-то шёпотом спрашиваю.

– Приедешь, объясню. Поспеши…

И из трубки донеслись короткие гудки.

Как же я неслась! До метро долетела за считанные секунды, там бежала по эскалатору перескакивая через ступеньку, чем вызвала недовольство следящей за порядком сотрудницы метрополитена и спокойно едущих по своим делам пассажиров. Спустя безумно долгих сорок минут очутилась у входа в больницу, где меня ждала заплаканная Илона.

– Что случилось? – подлетев к ней, спрашиваю, напрочь забыв былые разногласия.

– Костя… он…

– Что?!

– Авария… Позвонили… Он в реанимации… Я тебе позвонила…

– Где он?

– Там… – махнула она в сторону больницы. – Он…

– Какая палата?

– Я… Я не помню… Всё так неожиданно… Я…

Она сбивчиво говорила что-то ещё, а я уже мчалась в приёмный покой. На то, чтобы выяснить куда именно доставили отца, ушло без малого минут десять. Потом был скандал с сотрудниками реанимационного отделения, не желавшими меня пропускать внутрь без сменной обуви и халата.

– Какой халат?! – орала я. – У меня отец там!

В итоге, кто-то из посетителей сжалился и дал мне свои вещи. Правда не безвозмездно, но это не играло роли, главное, меня пропустили внутрь.

Представшая моему взору картина повергла в шок. За то время что мы не виделись, отец совсем сдал: исхудал, некогда тёмные волосы почти полностью поседели. А если учесть заклеенные пластырем ссадины на лице, гипс на ноге, вставленные в ноздри трубочки, всякие катетеры торчащие и из-под одеяла, и из вен, капельницы, плюс действующее на нервы попискивание диагностической аппаратуры… В общем, не думала, что я на подобное способна, но… Мгновение назад имевшая вполне чёткие очертания больничная палата поплыла перед глазами, и – да, я потеряла сознание.

Откачали.

Я сидела возле отца, плакала и рассказывала о том, как люблю его, как скучаю по тем временам, когда мы были близки, вот только слышал ли он?

Спустя два дня, надо мной сжалились, выделив кровать, и за незначительную сумму стали кормить больничной едой. Если бы не медперсонал, я, наверное, забыла бы о том, что нужно есть.

Два долгих месяца я провела возле постели отца, почти не покидая палату. Боялась, что стоит уйти и он придёт в себя или же наоборот, случится нечто непоправимое. Илона за это время навестила нас всего несколько раз, ссылаясь на то, что ей больно видеть отца в таком состоянии.

В институте, зная о моей ситуации, пока что закрывали глаза на прогулы, хотя задания мне выдавали. Выполняла их тут же, разложив ноутбук, учебники и тетради на подоконнике.

Наверное, если бы не учёба, и не подруги с моего курса, я сошла бы с ума. Но Анютка и Надюшка неизменно поддерживали меня, не позволяя погрузиться в пучину отчаяния.

А потом… потом это всё же случилось.

«Кап… Кап… Кап…» – кажется, что сама природа горюет, проливая небесные слёзы.

Возле свежевырытой могилы, недружелюбно косясь друг на друга, о чём-то перешёптываются пришедшие проститься с усопшим люди. Они зябко ёжатся под пронизывающе-холодными порывами ветра, дамы кутаются в ажурные чёрные шали, укрываясь под зонтами от мелко накрапывающего дождя, мужчины повыше поднимают воротники плащей. Мне бы не видеть всего этого, поплакать бы, но слёз не осталось, иссякли за то время, пока отец лежал в коме. И вот, прощальные речи уже произнесены. Повинуясь жесту распорядителя, загребаю горсть влажной земли, сжимаю в руке, будто передавшееся ей тепло чем-то поможет лежащему в гробу мужчине. Но кажется он всё ещё где-то рядом, и сейчас этот согретый моей рукой комочек упадёт и согреет его… Пусть не тело, но хотя бы душу…

«Шлёп…»

Обряд соблюдён, гости расходятся, спеша к ожидающим их автомобилям. Сотрудники похоронного агентства закапывают могилу. Звук падающих на деревянную крышку гроба влажных комьев, отдаётся в ушах похоронной песней и приходит окончательное осознание: «Всё кончено. Его больше нет. Папа так и не простил мне тех грехов, в коих я была не виновна. И я больше никогда не услышу его голоса, не увижу его глаз…»

Вот и сейчас, в этот трагический день, здесь – на кладбище, подруги стоят рядом. Их присутствие пусть и немного, но придаёт сил. Ничего не изменить. А они напоминают о том, что надо как-то жить дальше.