ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 1

Часть 1

Ужин с мертвецом

Глава 1

Конец декабря

Москва

До назначенной таинственным владельцем агентства «Четверг» встречи оставалось совсем немного времени, но эта пара часов превратилась для Аи в дурную вечность. Стрелки настенных часов двигались слишком медленно. Глядя на них Ая вспомнила эпиграф из романа Егора Осипова «Час волка» – строки поэта Тракля: «Мы слепые стрелки часов, что взбираются в полночь». Ая и чувствовала себя теперь слепой стрелкой на циферблате судьбы – рок подгоняет ход времени, символическая полночь все ближе, а после нее может быть что угодно: обрыв, смерть, или, напротив – переход в новое время? Что же – ждать осталось недолго, скоро она это узнает.

Сидя в своей огромной гостиной, поглядывая то на снег за окнами, то на любимую гравюру Дюрера, Ая невольно вспомнила, как два с лишним месяца назад она вот так же сидела напротив этой гравюры и тонула в отчаянии. Единственным возможным выходом ей тогда казалось самоубийство, но от фатального решения ее спас – удержал на краю пропасти, странный телефонный звонок. Непостижимая осведомленность звонившего ей незнакомца о самых страшных событиях ее жизни, вызвала у нее ужас, но как ни странно именно этот страх – сверхсильная эмоция – отвлек ее от суицидальных мыслей. Позже на смену страху пришло яростное желание разгадать тайну владельца агентства «Четверг», узнать, кто скрывается под его маской и откуда он знает о сокровенных страницах ее прошлого.

Последние два месяца – время работы в агентстве, стали для Аи бесконечным испытанием, тем не менее, работа криэйтора казалась ей важной и интересной. Ощущение своей нужности в агентстве придавало Ае сил, наполняло ее жизнь новым смыслом. Первое же дело агентства «Четверг» – история с девушкой Мартой сильно повлияло на саму Аю. Ая изначально проводила параллель между собой и Мартой, также страдавшей от «синдрома отложенной жизни», а потому, когда Марта в итоге «ожила», Ая увидела в этой истории некий добрый знак и для себя: возможно когда‑нибудь и у нее получится переломить судьбу и открыться навстречу настоящей полнокровной жизни.

С самого начала новая работа захватила Аю – ей постоянно приходилось испытывать себя, ведь от ее профессионализма и опыта теперь зависели жизни людей – героев проекта «Четверг». Ее новая работа требовала от нее предельной концентрации и немалых сил, но как раз это обстоятельство вытесняло ее собственные переживания и заставляло Аю забывать о личных проблемах. История со второй героиней – Агатой также стала для Аи своеобразным экзаменом. Сценарий «психологической помощи» для Агаты, Ая писала с надеждой на то, что у этой истории, несмотря на ее очевидную трагичность, окажется светлый финал (а вот получилось ли у нее помочь Агате, Ая пока не знала, поскольку эта история не была закончена, – путешествие Агаты продолжалось).

Да, как ни странно, но именно в агентстве «Четверг» Ая нашла себя, и вместе с тем, в течение всего времени работы в агентстве ее не покидало чувство, что она ходит по краю пропасти – одно неловкое движение и – поминай, как звали. Без малого три месяца непрерывной игры в кошки‑мышки с таинственным владельцем агентства держали Аю в постоянном напряжении. Порой ей казалось, что она совсем близко подобралась к нему, но мистер Четверг тут же показывал ей, что просчитывает ее действия на пару шагов вперед. Ая знала, что сможет разгадать его тайну, если поймет, по какому принципу Четверг отбирал своих сотрудников, и что объединяет ее столь разных коллег. Что общего у отставного военного Ивана Шевелева, писателя Егора Осипова, химика Варвары Воеводиной, повернутого на компьютерах подростка Кирилла Лиснянского, хитроватого Семена Чеботарева и у нее самой? «Нас всех должно что‑то объединять и, если я пойму, что именно – я разгадаю загадку Четверга». Кроме того ее интересовал и другой вопрос: каким образом Четверг и его помощник Кирилл Лиснянский получают информацию о будущих героях агентства?

В результате проведенного расследования она, наконец, получила ответы на свои вопросы, и казалось, решила ребус – вычислила, кто скрывается под маской незнакомца, называющего себя Четвергом, однако в этой тщательно проработанной версии кое‑что не сходилось – так, самую малость – человек, являвшийся согласно логике проведенного ею расследования, владельцем агентства, был… мертв (во всяком случае, его трагическую смерть, случившуюся пять лет назад, подтверждали многочисленные свидетели). Оказавшись в логическом тупике и решив пойти ва‑банк, Ая написала своему боссу письмо по внутренней служебной почте, в котором прямо назвала его по имени. Ответ пришел быстро: «Четверг» прислал ей письмо с приглашением отужинать в его загородном доме.

И вот сегодня она встретится с ним и узнает, ошиблась ли она в своем расследовании или оказалась права (и это будет означать, что мертвецы иногда возвращаются, чтобы тревожить живых).

Ая взглянула на часы – пора было отправляться на встречу. На минуту она задержалась и раскрыла лежавший на столе роман Егора: ну, погадаем? Рукопись раскрылась на середине, и Ая прочла: «То, что должно претерпеть, неотвратимо; того, что должно случиться по воле божества, не в силах отвратить человек». Ая закрыла книгу – что ж, она готова мужественно, как герои античных трагедий, взглянуть в лицо судьбе.

Перед тем как уйти из дома, она, повинуясь инстинктивному порыву, повесила на шею серебряный стилет на цепочке, который всегда брала с собой, отправляясь по вечерам на прогулку в парк. Ая понимала, что нож едва ли защитит ее от серьезной опасности, однако с ним ей было спокойнее. «Правда, говорят, для мертвецов нужна серебряная пуля, – усмехнулась Ая, – или… осиновый кол?!»

Чувство опасности леденило, как сталь на шее, и никогда еще оно не было таким острым, как в этот вечер.

* * *

Конец декабря

Москва

Работа над романом застопорилась. Увязнув в третьей главе, Егор вернулся к первой – к самому началу истории, чтобы понять, что он сделал не так и почему он больше не может писать. Но перечитав первую главу – своеобразную хронику недавних событий своей жизни, развернутую от начала октябрьских дней, когда он сходил с ума из‑за неудачи с публикацией романа, до встречи с мистером Иксом в необычном «космическом доме», Егор отложил роман. Он вдруг почувствовал, что словно бы вернулся в тот день: комната, переполненная незнакомыми людьми, среди которых выделялась странная девушка редкой красоты с редким именем; вещающий с экрана незнакомец, его безумное предложение…

В тот день, принимая предложение таинственного хозяина дома поработать в агентстве «Четверг», Егор даже не мог предположить, насколько сильно это изменит и его самого и его жизнь. Да, поначалу – к чему скрывать?! – он согласился стать криэйтором «Четверга», исходя из собственных эгоистичных мотивов. Рассчитывая получить уникальный материал для будущей книги, Егор и своих коллег по фантастическому проекту «Четверг» и «героев» агентства, для которых ему приходилось придумывать «сценарии перезагрузки сознания», рассматривал преимущественно как рабочий материал – как занятных персонажей ненаписанного пока романа.

Вот и главной героиней своей будущей книги – Аей Кайгородской Егор вначале увлекся как неким литературным образом – этакой занятной куклой. Тем более, что кукла и в самом деле оказалась необычной – писатель Осипов и сам бы лучше не выдумал: красавица, умница, да еще с таким вывертом, чертовщинкой, тайной, что Егора порой это даже пугало. Такую куклу хотелось разглядывать, разгадывать и, в конце концов – он возжелал забрать ее в свою коллекцию для безраздельного владения. Это поначалу писатель Осипов – самонадеянный идиот, возомнивший себя кукловодом, считал, что он сумеет сохранить независимость и сможет наблюдать за интересной героиней с безопасного расстояния, не сближаясь с ней; однако в какой‑то миг произошло нечто незапланированное: кукла сорвалась с нити, ожила, вырвалась из под его власти, да мало того! – разбила ему сердце.

Ая Кайгородская заставила Егора увидеть в ней живую женщину – сложную, противоречивую, страдающую, несовершенную, и вместе с тем, прекрасную. Она ворвалась в его жизнь вихрем, разметавшим страницы придуманной книги, и дала Егору понять, что жизнь всегда больше литературы. Любовь к этой женщине вытеснила прочие смыслы и творческие амбиции, единственное, чего отныне хотел Егор – помочь Ае, спасти ее; а остальное имело для него лишь второстепенное значение – все, даже этот роман. Поэтому‑то он теперь и не мог писать свою книгу, безнадежно застряв в пространстве третьей главы (да и можно ли собраться, настроиться на работу, если в голове сейчас одна мысль: где сейчас Ая, что с ней?)

После их вчерашнего разговора и сообщения Аи об ее предстоящей встрече с владельцем агентства, Егор не находил себе места. Бессчетное количество раз за сегодняшний день он набирал номер Аи, чтобы упросить ее разрешить ему отправиться на встречу с Четвергом вместе с ней, но Ая не отвечала на его звонки. К вечеру, отчаявшись дозвониться, Егор забросил роман и поехал к Ае домой.

Уже два часа он бродил возле дома Аи, всматриваясь и вслушиваясь в темноту ее окон, и, понимая, что она отправилась на встречу с Четвергом, сходил с ума от волнения.

Еще один круг возле дома… Снег клубился, вихрился метелью. Руки и ноги предательски заледенели, но Егор оставался на своем посту – ждал Аю. Если бы он знал, где находится дом Четверга, то немедленно рванул бы туда, сразился хоть с тысячей драконов, чтобы защитить Аю, а так, все, что ему сейчас оставалось – только глупо и бестолково метаться в метели. Все‑таки удивительно, как легко, когда ты влюблен, в одночасье потерять свободу, стать уязвимым, слабым, впасть в зависимость от расположения, прихоти, благополучия любимой женщины. Вот он стоит здесь и как мальчишка дожидается ее, переживает: где она, что с ней… Сущее наказание. Недаром древние греки считали любовь наказанием, любовь была для них чем‑то сродни болезни, беды, утраты свободы – наложенным на человека проклятием. Он никогда прежде так не любил. Да и любил ли он кого‑то, кроме Аи? Егор подумал о бывшей жене – а что он испытывал к ней, что связывало их? Разве что страсть, чистая физиология. Он и имени ее сейчас не вспомнит, потому что все женские имена теперь свелись лишь к двум буквам А – Я. И нет других имен, нет других женщин. Сейчас он понимает, что вся его прошлая жизнь, прежние любовные связи, открытия, потрясения, книги – да, даже книги, были лишь прелюдией к этой любви. И в такой отчаянной зависимости от другого человека и в самом деле было что‑то пугающее.

Наматывая круги рядом с домом Аи Егор невольно вспомнил бедняжку Тину, которая часами могла дожидаться его под дверью, как преданная собачонка (а у него ее преданность не вызывала ничего, кроме досады и раздражения) и вздохнул: должно быть, ирония мироздания заключается в том, что рано или поздно каждый окажется в шкуре другого.

* * *

Конец декабря

Москва

Услышав вопрос Кирилла, спросившего, как ее дела, Тина лишь грустно пожала плечами: ну какие дела, Кир, какие дела могут быть у человека, когда он любит кого‑то без всякой взаимности, и даже – надежды на взаимность?! Так – сплошные любовные переживания!

Кирилл понимающе улыбнулся, – ничего не зная о любовных переживаниях, он давно понял, что в этой жизни по определению нет трех вещей: взаимности, гармонии и справедливости. А что есть?

– Есть только выбор между ужасным и невыносимо ужасным, – попытался утешить подругу Кирилл. Он – то вообще считал, что этот мир не имеет права на существование. Да, вот так – ни больше – ни меньше.

От такой неуклюжей попытки утешения Тина чуть не взвыла: да ладно, Кир, перестань, в мире много хорошего!

Нет, и «любовные переживания» не могли ввергнуть неисправимую оптимистку Тину Скворцову в уныние. Тем более, что Тина искренне верила в философию «маленьких радостей» и считала, что даже если в какой‑то определенный период ты лишен большого глобального счастья, в жизни всегда найдется место маленьким радостям, которые в сумме потянут на вполне себе полноценное счастье. Столь полярные жизненные философии, как у Кирилла и Тины, плохо сочетались друг с другом, однако сей факт никак не влиял на дружбу доморощенных философов, и не препятствовал ей.

– Ну и что есть твои «маленькие радости»? – усмехнулся Кирилл.

Тина подмигнула ему зеленым глазом и, раскрыв сумку – необъятный, расшитый цветочками, баул, принялась перечислять: – Новая книга Роулинг, между прочим, подарочное издание «Волшебных миров», блины и имбирное печенье, которые я испекла сама, жаркое, соленые огурцы моей мамы с фирменным хрустом, инжировый джем и твой любимый коллекционный чай!

Кирилл, по‑прежнему отказывающий этому миру в праве на существование, все‑таки не смог остаться равнодушным и обрадовался. Да, обрадовался, и конкретно в этот миг вполне с миром примирился. А просто Тина Скворцова сама по себе была чистой неразведенной радостью; как всегда с ее приходом технократичное пространство ЦУПА наполнилось жизнью, уютом, смехом.

Кирилл был благодарен Тине и за подарки, и за то, что она вообще зашла сегодня в офис (сегодняшний день в агентстве был выходным, и Тина пришла специально, чтобы проведать их с Лисом). Поблагодарив ее, он смущенно вздохнул: сколько подарков она ему принесла, а у него для нее только один, к тому же весьма необычный – понравится ли? Кирилл протянул подруге диск с компьютерной игрой, которую недавно придумал.

Главную героиню своей игры Кирилл назвал Тиной и сделал ее в точности похожей на Тину, а верным помощником анимированной Тины в игре стал мультяшный рыжий кот Лис. Девушка с котом сражались со злыми силами вселенной, то побеждая их, то терпя от них поражение. С точки зрения разработчика игра получилась яркой и увлекательной, и вероятно, ее даже можно было бы неплохо продать, но Кирилл сразу решил, что об этой игре будут знать только они с Тиной.

Правда, еще один человек все же узнал о ее существовании. Недавно, во время очередного сеанса связи с владельцем агентства, Кирилл к немалому своему удивлению, услышал от мистера Четверга, что тому понравилась игра с рыжей девушкой. «Четверг» даже предложил запустить ее в массовое производство, но Кирилл наотрез отказался. Тогда «Четверг» попросил его создать другую компьютерную игру, с другой девушкой, и вскоре прислал фотографию главной героини, в которой Кирилл узнал психологиню агентства – Аю Кайгородскую. Согласно идее мистера Четверга на всем протяжении игры темноволосая, похожая на мальчика девушка Ая должна была разгадывать странный квест, и цена вопроса в этой игре была ее жизнь. По сценарию до самого финала оставалось неясным, удастся ли анимированной Ае добраться до таинственной башни, в которой скрывается ее противник. Получив задание от босса, Кирилл со вчерашнего дня начал разрабатывать новую игру с Аей Кайгородской в главной роли, ну а игровую версию с рыжей девушкой он оставил для себя и Тины.

Увидев на экране свое изображение, Тина онемела.

– Ну да, это – ты, а это – Лис! – улыбнулся Кирилл.

И без того большие глаза Тины стали круглыми от изумления: – А в чем смысл игры?

Кирилл терпеливо объяснил, что суть любой игры в том, чтобы преодолеть все препятствия и ловушки, победить темные силы, и выйти на сторону света. Битый час Тина вместе со своим компьютерным двойником преодолевала многочисленные препятствия и, наконец, дошла до финала. Сила зла были посрамлены, добро восторжествовало – Тина осталась в полном восторге от подарка Кирилла.

…Кирилл разлил по чашкам ароматный чай, поставил на стол корзинку с имбирным печеньем. Заметив, что на каждой печенюшке что‑то написано, Кирилл вытащил одну и удивленно прочел: – Чудо?!

– Это специальное имбирное печенье с новогодними пожеланиями, – вздохнула Тина, – каждую печенюшку я расписала глазурью. Понимаешь, сначала я хотела поставить корзинку на кухне у нас в офисе, чтобы каждому досталось персональное новогоднее пожелание, а потом поняла, что это никому не нужно. Удивительные люди наши коллеги, правда? Даром, что работают в агентстве чудес, а в чудеса не верят… А тебе, Кир, выпало чудо?! Это здорово! Значит, в новом году тебя непременно ждет чудо!

Кирилл по‑доброму усмехнулся: странная она, эта рыжая чудаковатая Тина – искренне верит, что реальность можно изменить даже без волшебной поттеровской палочки – просто силой любви и добра. Эх, если бы это действительно было так! И если бы мир переполняли такие веселые рыжие девушки и рыжие коты, похожие на Лиса – это была бы его лучшая версия. Да. Прекрасный, гармоничный, оранжевый мир! Что до него самого, то он, разумеется, не столь наивен, как Тина, и понимает, что без всемогущей волшебной палочки – карающей или исполняющей желания, в этот мир нечего соваться с идеями его переустройства.

За чаем Тина спросила Кирилла, как он собирается провести новогодние каникулы. Кирилл пожал плечами – особенных планов у него не было, скорее всего, все дни он проведет в ЦУПЕ, не выходя из своего бункера. Разве что навестит мать… Если, конечно, та не уйдет в запой.

– Ну а ты как проведешь праздники? – Кирилл поспешил перевести разговор на другую тему.

– После Нового года мы с нашим танцевальным шоу толстушек даем концерт, кроме того, в каникулы я иду на две лекции по трансерфингу реальности, ой, ну что ты морщишься? Поверь, это отличные лекции! А еще я хочу навестить Варину сестру Зою в больнице. Да, к Зое съезжу несколько раз. Она там скучает, бедная…

– А что с ней? – осторожно спросил Кирилл. – Я правильно понял, что ее держат в психбольнице?

– Я сама толком не знаю, но чувствую (помнишь, я и раньше тебе говорила, что умею чувствовать некоторые вещи), что в ее прошлом случилась какая‑то страшная трагедия, и Зою словно опалило бедой. И от этого Зоя такая… сломанная. Но я верю, что ей можно помочь. Я стараюсь – разговариваю с ней, танцую для нее. Она понимает, отзывается, радуется, когда я прихожу. И все‑таки, мне кажется, она скучает по Варе. В прошлый раз она спросила меня, когда вернется Варя, а я не знала, что ей ответить. Кстати, ты не знаешь, когда Варя с Иваном вернутся в Москву?

Кирилл пожал плечами – он знал только, что путешествие Ивана и Вари, сопровождающих подопечную агентства Агату Смолину, продолжается.

Тина вздохнула – она скучала по Варе. Прошло уже много времени с тех пор, как Варя, Иван и Агата, согласно придуманному криэйторами агентства, сценарию, отправились в путешествие. «Как они там?» – с грустью подумала Тина.

* * *

Ноябрь

Мехико

По улице, помахивая тростью, идет скелет в шляпе, из окна выглядывает скелет в красном платье, мимо проносится стайка подростков, одетых в облегающие костюмы «мертвецов». Мертвые заполонили улицы, весь Мехико в эти дни стал городом мертвых. Мертвые, мертвые, всюду мертвые… Дети предлагают купить прохожим маленькие фигурки скелетов в свадебных костюмах, вечерних платьях, скелеты младенцев, солдат, – скелеты всех полов, профессий и возрастов. На улицах продают сахарные черепа и «маски смерти». Иван кривится, морщится: да что они тут все с ума своротили?! и ведет своих спутниц к отелю.

Неподалеку от входа в отель колоритный старик‑мексиканец поет под гитару: разбитое сердце, любовь до гроба – красиво, печально, с надрывом. Варя – химичка прямо застыла глядя на него – лицо у нее такое, что кажется, услышит еще пару аккордов, и разрыдается. А Агата уже плачет. Она часто плачет. «Ну, это и понятно», – вздыхает Иван.

– Как все странно, – шепчет ему на ухо Варя.

Иван пожимает плечами: да, чего – чего, а странностей в жизни хватает. К примеру, он столько «странного» увидел за последний месяц – с тех пор, как начал работать в агентстве «Четверг», что уже перестал чему‑либо удивляться. Сначала его отправили в Париж – присматривать за девушкой Мартой, а теперь он на пару с Варей сопровождает в поездке другую героиню агентства – Агату Смолину. И в первом, и во втором случае Иван воспринял указания криэйторов агентства спокойно (Париж так Париж, морское путешествие на яхте – пусть, не все ли равно?!); в сущности, он так и остался солдатом – ему дали приказ, и он его выполняет, не вдаваясь в детали. Иван не возражал и тогда, когда криэйторы агентства Егор и Ая сообщили ему о том, что путешествие его «группы» начнется в Мексике, а морская часть поездки состоится уже потом. Иван не стал задавать коллегам лишних вопросов, рассудив, что раз психолог Кайгородская сочла, что Агате в ее состоянии будет полезно побывать на мексиканском «празднике мертвых» и увидеть «карнавал смерти» – значит, это зачем‑то нужно. А зачем – его не касается. Его дело оберегать Агату в путешествии, и он, не сомневайтесь, будет ее охранять.

Разумеется, Иван и раньше слышал об этой экзотической традиции празднования «дня мертвых», видел по ТВ репортажи из Мексики, посвященные празднику мертвецов, но, конечно, он и представить не мог, что когда‑нибудь увидит все собственными глазами. Однако же – довелось; вот уже два часа он и его спутницы ходят по Мехико в обществе гида, рассказывающего им про местные обычаи.

Пожилой экскурсовод (съехавшая на бок шляпа, бисерины пота на смуглом, почти коричневом лице), очевидно, изрядно устал, а потому заученно и без эмоций – настоящий «автомат для любопытных туристов» выдает обычный набор информации, скомпилированной из различных источников.

– В День «маленьких ангелов» мексиканцы почитают усопших детей, – бубнит экскурсовод, – а на следующий день – в День мертвых – взрослых…

На лице Вари‑химички появляется тень сочувствия, ее явно интересует все, что говорит экскурсионный «автомат»; Агата же, напротив, слушает равнодушно, с каким‑то странным выражением безучастности.

– Согласно верованиям ацтеков, после смерти умершие попадают в загробный мир Миктлан, – отрабатывает свой гонорар экскурсовод, – важно понимать, что для мексиканцев смерть – такой же праздник, как и рождение, в их культуре смерть и есть рождение, просто в ином обличье. В Мексике считается, что раз в год умершие возвращаются в свои дома, чтобы увидеть всех, кого они любили при жизни. В этот день родственники усопших, уставляют свечами путь к дому, чтобы умершим было легче найти дорогу домой.

Кто‑то дергает Ивана за рукав рубашки. Обернувшись, он невольно морщится – перед ним стоит старуха в белом саване, сама похожая то ли на смерть, то ли на привидение. На ее покрытом морщинами лице, нарисована «маска смерти». В руках старуха держит длинную восковую свечу. Старуха протягивает ее Ивану и что‑то быстро лопочет.

– Что ей нужно? – хрипло спрашивает гида Иван.

Экскурсовод пожимает плечами: – Ну, она говорит, что с помощью этой свечи сегодня ночью вы сможете вызвать дух умершего человека. Зажгите свечу, выставьте ее в окно, и просто ждите – он придет к вам…

Иван вздрагивает, как если бы через него пропустили электрический разряд. Он не хочет ничего брать, но старуха буквально всовывает свечу ему в руку. Иван прячет свечу в карман куртки, старуха исчезает в толпе.

Снова монотонное бормотание экскурсовода, рассказывающего о «цветах мертвых» – оранжевых бархатцах, которые на языке индейцев‑сапотеков называются cempasuchil. Экскурсовод машет рукой по сторонам – смотрите, они теперь повсюду! Эти золотые и оранжевые цветы символизируют душу и солнце, и с их помощью можно устроить алтарь между миром живых и мертвых, нужно просто выложить цветами тропинку, по которой мертвые смогут вернуться в мир живых.

Иван зажмуривается – глаза слепит солнце и оранжевый цвет бархатцев. В воздухе стоит сладковатый цветочный запах, отчасти напоминающий запах тления. Варя куда‑то исчезает и вскоре возвращается с огненным букетом. Она держит цветы со значением, как – будто понимает суть здешнего ритуала, потом неожиданно протягивает их Ивану: хочешь? Иван отшатывается – не нужно ни цветов, ни свечей для вызывания мертвых, ни этих ваших сказок! Он чувствует, что устал; все, чего он хочет – оказаться сейчас в номере отеле, где можно включить кондиционер, задвинуть шторы, и закрыться от этого палящего солнца и пестрого безумия.

– На кладбищах сегодня не протолкнуться – всюду пикники и танцы – настоящий праздник! – нарочито бодро сообщает экскурсовод и вдруг тяжело вздыхает, словно бы у него тоже враз иссякли силы.

Иван кивает: полагаю, экскурсию можно считать законченной – и расплачивается с гидом. Экскурсовод поправляет шляпу и плетется к следующей группе туристов; в эти дни в Мехико, как на мед слетелись тысячи охочих до сенсаций туристов со всего мира, и гиды пропускают через их уши местную мифологию, как на конвейере.

Первое, что видят в отеле Иван и его спутницы – пара гробов, которые стоят посреди холла так непринужденно, словно бы это обычная мебель вроде кресел или диванов. Враз побледневшая Агата взирает на них с неподдельным ужасом, Варя‑химичка тоже изрядно удивлена. Вскоре выясняется, что гробы в качестве подарка преподнесли семейной чете, управляющей отелем, их друзья. Хозяева отеля с гордостью демонстрируют гробы постояльцам, – в этот день гроб в Мехико считается отличным подарком. Еще один экзотический знак внимания весьма популярный в Мексике в эти дни – сахарный череп из сахара «Calaveras», хозяйка отеля пытается вручить Агате; когда Агата наотрез отказывается взять подарок, огорченная хозяйка передает его Ивану.

Придя к себе в номер, Иван кладет сахарный череп и свечу на столик рядом с кроватью, устало опускается в кресло и включает телевизор. По всем мексиканским каналам показывают новости о том, где и как празднуют праздник мертвых. В некоторых районах кости усопших достают из могил, чистят их, в глазницы черепа вставляют цветы, а в городских клубах Мехико устраивают вечеринки в честь Дня мертвых. Иван качает головой – да, выглядит это довольно безумно… Впрочем, чего только не бывает в жизни! К примеру, однажды он где‑то прочел о некоем ритуале «очищения трупов», принятом на богом забытых островах Тораджи, суть коего заключается в том, что аборигены выкапывают тела своих усопших родственников, переодевают их в чистую одежду и выставляют на обозрение. Такой вот милый местный обычай…

Иван смотрит в окно – на улице темнеет; однако, кажется, что с наступлением вечера веселье только разгорается, мертвецов на улицах становится все больше. Крики, музыка… Иван закрывает окно.

Он чувствует, как тело обволакивает липкая испарина, ему хочется смыть ее прохладной водой. Иван идет в душ и долго стоит под ледяной – до дрожи – водой. Вот так, теперь ему лучше. Сейчас принять снотворное и лечь спать.

Он возвращается в комнату и вздрагивает – на подоконнике стоит горящая свеча. Огонек пламени бьется в темноте и светит на улицу, в город.

Иван бросается к входной двери, открывает ее и видит, что от двери его номера по полу вглубь коридора тянется дорожка из цветов. Оранжевая змейка бархатцев – алтарь между миром живых и мертвых. Иван медленно закрывает дверь. Он обреченно смотрит на свечу и ждет того самого гостя.

* * *

Конец декабря

Урал

Прорезая декабрьскую ночь, самолет летел к Уральским горам, в сердце России – на далекий, синий Урал.

Милая стюардесса – хоть сейчас на обложку глянцевого журнала, приветливо улыбалась Даниле; при иных обстоятельствах Данила непременно отвесил бы девочке пригоршню комплиментов и завязал с ней знакомство, но сейчас ему было не до нее. После недавнего звонка матери (каким непривычно слабым и больным показался ему ее голос!), он не мог успокоиться и думал только о том, что с ней сейчас, насколько серьезна ее болезнь. В то время как остальные пассажиры, расправившись с бутербродами, безмятежно дремали, Данила не мог заснуть и не находил себе места. Ему даже казалось, что самолет летит недостаточно быстро. В конце концов, он надел наушники, включил альбом «Нирваны» и уставился в окно. Не можешь спать? Ну, значит, сиди и вспоминай все, что случилось с тобой за последние два месяца. Тем более, ему было что вспомнить и о чем подумать – на пару часов перелета до Урала точно хватит.

События последних месяцев прокручивались в голове, как кинофильм. Отматываем пленку в начало: роковое утро в Таиланде, когда проснувшись утром у себя в квартире, он обнаружил в своей кровати мертвую девушку; появление странных людей, предложивших ему сделку – спасение в обмен на их условия, последовавший за этим крутой вираж судьбы – перемещение в Москву, где ему предложили работу – ну не бред ли?! – в «агентстве чудес»! А дальше странности усиливались в геометрической прогрессии, работенка в агентстве оказалась весьма странноватой, – ему пришлось воплощать в жизнь сценарии перезагрузки сознания для совсем отчаявшихся бедолаг – добро пожаловать в клуб неудачников! При этом и его коллеги по агентству – все, без исключений, оказались довольно необычными персонажами. Порой Даниле казалось, что он попал в безумный фильм. Тем не менее, ему пришлось приспособиться к этим новым реалиям (тем более, что если исповедовать философию экзистенциального пофигизма – многое воспринимается значительно проще), в какой‑то миг он даже стал привыкать к своей новой жизни, но сегодняшний звонок матери заставил его все бросить и в тот же вечер рвануть к ней на Урал. И вот – девять тысяч километров над землей, и уральские горы все ближе.

Выйдя из самолета, он тут же ощутил, как в лицо ему ударил крепкий мороз. Данила невольно поежился – отвык я от уральских холодов! и натянул на голову капюшон куртки.

Как странно – всего пара часов лета от Москвы, а получаешь совсем другую версию пространства – холодного, сурового, бескомпромиссного. И люди здесь суровые, вот как этот пожилой дядька‑таксист, хмуро предложивший: поедем? Данила улыбнулся: «поедем, только ехать, отец, далеко – в область». Услышав название небольшого областного городка, таксист кивнул: не проблема, довезу.

Черная ночь, звенящий от мороза воздух, окрестные пейзажи: заводы, трубы, домны, казались марсианскими хрониками. Да, давно он здесь не был – лет тринадцать… С тех самых пор, как окончив школу, уехал в Москву. А мать, сколько он ее не видел? Она приезжала к нему в Москву, когда он учился на четвертом курсе, и после этого они больше не встречались. Значит, они не виделись девять лет. Данила вздохнул – его сложно назвать хорошим сыном.

Раздумья Данилы прервал таксист, спросивший, надолго ли его пассажир приехал на Урал. В ответ Данила пробурчал что‑то невнятное – он и сам не знал, насколько здесь задержится. Он ничего не планировал, поскольку сейчас все зависело от матери. К тому же, как Данила сегодня понял – что‑либо планировать в жизни в принципе бессмысленно. Судите сами – восемь часов назад, потягивая пиво в московской пивной, он и не предполагал, что этой ночью окажется на Урале, однако же он здесь – за бортом старенькой иномарки минус двадцать, а за окнами мелькают все те же марсианские индустриальные пейзажи. Вот и спрашивается: можно ли вообще что‑то предполагать в этой жизни?

Заводские пейзажи, наконец, сменились видами провинциального маленького городка: неосвещенные улицы, сугробы, невысокие дома. «Все, приехали, спасибо, отец!» – кивнул Данила и щедро, по – столичному, вознаградил водителя.

Данила ринулся к дому своего детства, вошел в подъезд, взбежал на третий этаж, потянулся к кнопке звонка и… замер. Сердце кольнуло недобрым предчувствием. В воздухе стоял запах несчастья. Запах большой беды.

* * *

Конец декабря

Москва

С того самого дня, когда дожидавшегося в лесу верной смерти Семена Чеботарева спасли неизвестные люди и предложили ему работу в агентстве, специализирующемся ни много – ни мало на чудесах, Семен чувствовал себя игроком, вступившим в игру со слишком мудрёными правилами, и с передёргивающими карты партнёрами. За два месяца работы в агентстве он так и не понял ни против кого он играет, ни каковы ставки в этой игре. Не сказать, что Семену нравилось такое положение дел, но поскольку выбора у него не было, ему приходилось играть дальше. В одной команде с другими сотрудниками агентства.

Вот уже несколько дней Семен Чеботарев, согласно придуманному криэйторами агентства сценарию «Принц и нищий», вел наблюдение за неким Сергеем Рубановым – простым русским миллионером, заскучавшим от своей обеспеченной, предсказуемой жизни до степени готовности поменяться ею с последним нищим. Собственно, именно такого рода метаморфозу «из принца в нищие» криэйторы агентства и сочли спасительной для Сергея. Роль же Семена в предстоящем сценарии перезагрузки сознания Рубанова заключалась в подготовке предстоящей «операции».

…Семен наблюдал за «объектом», фиксируя его привычки, распорядок дня, круг общения; ни малейшей симпатии к своему подопечному Семен при этом не испытывал и про себя называл пресыщенного жизнью скучающего миллионера едким словом «зажравшийся». «Ну зажрался товарищ, бывает, надо просто немного его поучить, показать, что за пределами Садового кольца бывает и другая жизнь, – рассуждал Семен, дожидаясь Рубанова у его офиса, – глядишь, мужик раскроет глаза на реальность и перестанет дурить».

Рубанов, наконец, вышел из офисного здания и пошел к дорогой машине. Кашемировое пальто, кейс, и на лице особенное выражение – вселенской скуки.

«Ну‑ну, – хмыкнул Семен, провожая «объект» глазами, – поскучай еще немного, скоро тебе будет не до скуки».

* * *

Конец декабря

Москва

А в это время в странном «космическом доме», глядя на множество включенных мониторов, человек, называвший себя Четвергом, наблюдал за своими героями. На одном из экранов красавица Ая старательно морщила лобик, пытаясь разгадать придуманный им квест; следующий экран показывал задумчивого писателя Осипова, склонившегося над печатной машинкой, на экране другого монитора безмятежно болтали в ЦУПЕ рыжая девушка и худой подросток в очках. Мистер Четверг видел Кирилла и Тину, застывшего от предчувствия страшной беды перед дверью материнской квартиры Данилу Сумарокова, и страдающего от невыносимого чувства вины и призраков прошлого Ивана Шевелева.

«Что же – спектакль продолжается, – усмехнулся Четверг, – до финального занавеса далеко, в этой истории еще многое произойдет: кому‑то предстоит выйти на сцену и сыграть главную роль, а кому‑то суждено ее покинуть. Все только начинается, мы сыграли первый акт нашего спектакля, начинаем второй».