Глава 3

Сутки назад

Нейтан

Яркая вспышка света бьет по глазам. Следом раздается резкий высокочастотный звук, давящий на барабанные перепонки. Я слышу его довольно часто. Сначала пытался понять систему, чтобы морально подготовиться, но потом понял, что зря трачу время. Звук повторяется, на это раз еще интенсивнее. Я жмурюсь от боли, интуитивно пытаясь подняться с ледяного пола, в очередной раз ударяюсь затылком о потолок, хриплю горлом, потому что голос давно пропал.  Не могу сказать, когда именно, в кромешной темноте ощущение времени стирается.

Не удержав равновесие, я падаю на колени и до скрипа сжимаю зубы, чтобы не завыть. Ноги не слушаются, онемев от длительного нахождения в скрюченном состоянии, в легких подозрительно хлюпает. Спасибо трёхразовому ледяному душу, льющемуся из отверстий в потолке в те моменты, когда я отключаюсь.

До состояния моего здоровья никому нет дела. Врач вероятному смертнику не положен. Меня держат в камере в три четверти моего роста в высоту и столько же в длину. Стоять невозможно, лежать — тоже. У меня отобрали всю одежду, мне не дают спать, кормят один раз в день. Я лишен возможности молиться. Здесь нет туалета только, сливное отверстие. Мое тело промерзло до костей, мышечная боль стала почти привычной.

Свет разгорается ярче, резко гаснет и снова вспыхивает. После многочасового нахождения в кромешной темноте маленькой бетонной клетки — это равносильно пытке. Возможно, я недалек от истины, и дознаватели придумали новый способ воздействия, потому как остальные не подействовали.

Не потому, что я стойкий или сильнее других заключенных. Нет. Абсолютно. Я полностью дезориентирован и физически истощен. Но я не виновен. Мне нечего сказать, а признаться в том, что не совершал — прямой путь к смертной казни.

Я не испытываю иллюзий, что связи отца помогут выбраться отсюда или как-то облегчат мое положение. Но, признаться, сначала подобные малодушные мысли посещали. Особенно в первые сутки, когда я еще не понимал, где оказался, и что мне предъявляют.

Осознание пришло на первом из последующей череды допросов. Я в тюрьме для террористов по самому серьезному обвинению в системе правосудия Анмара. Ни одного вопроса, касательно Алисии и нашей связи. Словно и не было никакого побега, словно она не висела над горящей пропастью, держась за мою руку. И нет ни малейшей возможности узнать, где моя Ли сейчас, что с ней произошло после того, как военные вырвали ее у меня.

Все мои мысли занимает только она — Алисия, а не собственное плачевное состояние и дальнейшая судьба, которую я всецело передаю в руки Аллаха. Я мысленно молюсь о том, чтобы Ли повезло больше и ее миновали карательные меры Амирана аль-Мактума. Она его законная жена, он не сможет с ней поступить так, как со мной.  Я видел, как наследник смотрел на нее, пока она стояла перед ним на коленях. В его взгляде не было триумфа или жесткости, его гнев распространялся исключительно в мою сторону, и я цепляюсь за это воспоминание, каким бы ужасным оно не было для меня, как утопающий за соломинку. Может быть, я обманываюсь, слабовольно теша себя надеждой, что аль-Мактум не причинит Алисии боли. Потому что если она сейчас страдает, то это только моя вина. Моя, и никого больше.

Если бы я знал, чем закончится наша отчаянная смелая попытка убраться из Анмара, никогда бы не втянул Ли в это безумие. Слишком поздно я понял степень одержимости эмира, катастрофически поздно. Почему я был так слеп? Ведь если я был готов бросить все, перевернуть мир, лишь бы сделать Ли своей, то почему Амиран аль-Мактум не может чувствовать что-то подобное? И если это так, то с его возможностями он практически непобедим.

И я впервые готов умолять Аллаха, чтобы так оно и было, чтобы эмир потерял голову от любви. Влюбленный мужчина не тронет объект своего обожания, уничтожит всех вокруг, но сохранит то, что ему дорого. Видит Бог, я бы на его месте поступил точно так же.

Если бы я мог что-то исправить, изменить… Мне так больно, что я готов сожрать собственное сердце, лишь бы избавиться от разрывающей агонии.

Ты поверила мне, Ли. А я подвел тебя.

Мы больше не прорвемся и ничего не придумаем.

Я бы так хотел сделать тебя счастливой, я бы жизнь отдал за одну твою улыбку. Но ничего больше не будет. И хотя мы все еще живы, Амиран аль-Мактум убил нас, отравил, уничтожил.

Это конец.

Однажды моя принцесса станет его королевой, а мне останутся только воспоминания о наших ночах на озере, выгоревшем дотла, о наших мечтах, детских клятвах и взрослых обещаний.

Я знаю, Ли, — ты тоже никогда не забудешь. Вкус пепла, разбитые мечты, сожжённые надежды.

Прости, что я не смог нас спасти. Я пытался и проиграл.

И если мне суждено умереть здесь, то возможно, я все это заслужил.

Надежды выбраться — практически нет. Если Амиран аль-Мактум решит, что я виновен, то так и будет. Чуда не произойдет.

Отца отстранили до конца расследования. Он ровным счётом ничего не сможет сделать. Единственный, кто может повлиять на наследника — это король, но я не склонен возлагать надежды на заступничество монарха. Если против моего отца тоже заведено дело, то ему самому понадобится протекция Арьяны аль-Мактума.

Скрежет замка и скрип открываемой металлической двери сигнализирует, что пришло время допроса. Который по счету? Я давно сбился. Мне задают одни и те же вопросы. Раз за разом, не меняя формулировку.

В камеру падает свет из коридора. Он не такой яркий, как тот, которым меня пытали несколько минут назад. Его мои зрительные нервы способны выдержать. Прищурившись, в проеме вижу очертания массивной фигуры тюремного надзирателя в камуфляже. Он демонстративно кладет руку на кобуру пистолета, показывая кто тут главный. Словно я способен сейчас оказывать сопротивление. Да, я ноги едва волочу, имя свое выговорить не способен.

— На выход, Каттан, — я внутренне собираюсь, услышав хамоватое требование. Кое-как встав на ноги, начинаю продвигаться к открытой двери. Это непосильная задача. Каждый шаг в полусогнутом состоянии дается через боль. Мышцы атрофировались, меня мотает от слабости и головокружения, а цепь между наручниками слишком коротка, чтобы придерживаться за стены.

Как только удается выбраться в коридор, надзиратель грубо толкает меня в спину и приказывает идти вперед, держа руки за спиной. Я автоматически выполняю. Стараюсь передвигаться быстрее, чтобы избежать болезненных тычков в позвоночник. Не могу привыкнуть к унизительной наготе, и не привыкну, даже если придется провести здесь годы. Когда-то я изучал различные методы влияния на психику преступников, используемые спецслужбами для получения показаний. Не думал, что доведётся прочувствовать их на себе лично. Но, по крайней мере, я понимаю смысл всего происходящего и это позволяет мне морально держаться.

— Стоять, — командует сопровождающий. — Лицом к стене, — раздается звук открываемой двери. — Пошел, — меня заталкивают в комнату для допросов, запирая ее снаружи. Надзиратель остается ждать в коридоре.

Слеповато щурясь, я смотрю на незнакомого следователя, сидящего за столом в центре квадратного помещения без окон. Сложно определить размеры камеры. Я не вижу стен. Свисающая над ним лампа создает круг света, за которым сгущается темнота. Только стол и два металлических стула, вмонтированных в пол.

— Проходи, Хамдан. Садись, — указывает мне незнакомец на место напротив. Я проглатываю острое чувство тревоги. Слишком доброжелательно обращается ко мне этот человек. Прежний следователь был гораздо жестче во время ведения допросов.

Я нерешительно прохожу вперед и занимаю свой стул. Непроизвольно сжимаюсь, ощущая голым задом и яйцами ледяную железную поверхность.  О том, чтобы откинуться на спинку и речи быть не может. Подняв голову, я выжидающе смотрю на мужчину, невозмутимо наблюдающего за мной. Не могу скрыть удивления. Следователь молод, немногим старше меня. Одет в безупречный деловой костюм и больше похож на бизнесмена, чем на представителя закона. Худощавый шатен с пристальным цепким взглядом. Серо-зеленые глаза, светлая кожа. Руки уточненные, как у офисного сотрудника, заметный американский акцент.  Он не анмарец, не спецагент и точно не военный. Выправка и телосложение не соответствуют.  Я подмечаю все детали, чтобы понимать, что за зверь этот новичок, и какого Шайтана мне поменяли следователя.

— Хочешь кофе? Еще горячий, — вежливо произносит неизвестный элемент, пододвигая в мою сторону бумажный стаканчик. Я подозрительно смотрю на предложенный напиток, и отрицательно мотаю головой.

— Я не пил. Взял специально для тебя, — неправильно понимает он мой отказ. Психотропными препаратами меня уже пару раз накачивали. Спасибо.

— Там ничего нет. Просто кофе, — на этот раз молодой человек попадает в точку. Он ободряюще улыбается, но я пальцем не шевелю, чтобы взять напиток. — А если так? — ставит на стол металлический кейс и достает оттуда лоток с сэндвичем и кладет рядом с бумажным стаканчиком. Желудок предательски рычит, требуя принять угощение. Последний раз я ел очень давно. По крайней мере, мне так кажется. Поколебавшись полминуты, сдаюсь инстинкту выживания и тянусь за сэндвичем. Сначала съедаю его, потом доходит очередь до кофе. Все это время человек напротив — молчит, терпеливо дожидаясь, когда я закончу трапезу. Ждать приходится недолго. Расправляюсь с перекусом за минуту.

— Теперь с тобой можно конструктивно разговаривать, — удовлетворенно произносит незнакомец. — Я представлюсь, чтобы ты мог ко мне обращаться, если будут вопросы. Меня зовут Колман Мердер, я поверенный его высочества Амирана аль-Мактума из сегодняшнего дня твое дело передано в мое ведение, — впав в ступор, я обескураженно смотрю на человека, о котором немало слышал, но вижу впервые. Съеденный сэндвич, разбавленный кофе, резко начинает проситься обратно в свой контейнер. Мозг отказывается воспринимать и анализировать услышанное. Колман Мердер? Здесь? В тюрьме для обвиняемых в террористических атаках? У него вообще есть полномочия заниматься подобными делами… хотя о чем я?  Конечно, у поверенного аль-Мактума есть любые полномочия, которыми посчитает нужным наделить его наследник.

— Я внимательно изучил твое досье и все материалы, — Мердер лаконично указывается на открытую перед ним толстую папку. — Понимаю, что ты много раз отвечал на вопросы предыдущего следователя, но я вынужден некоторые из них повторить, чтобы закрепить уже имеющееся мнение на твоей счет. Надеюсь на твое понимание и честность, Хамдан. От прямоты ответов будет зависеть твоя судьба. Согласен сотрудничать?

Согласен ли я сотрудничать? Понимание и честность? Что за х…

— Ты мне не доверяешь. Я знаю, почему, — понимающе улыбается Мердер, прочитав мою реакцию. — Ты находишься здесь не по приказу Амирана. С самого начала расследование по факту взрыва на месторождении «Amiran-ring» вел я. Не в одиночку, разумеется. Генерал Каттан тоже мог бы принять участие, но был отстранен по причине превышения служебных полномочий. Это временная мера, Хамдан. Если я приду к заключению, что ты не замешан в организации диверсии на платформе, у твоего отца есть шанс благополучно вернуться к своим обязанностям.

— Я не замешан, — хриплю, надрывая простуженные связки. Мердер не спешит возражать или задавать свои вопросы. Просто сканирует меня внимательным изучающим взглядом. Потом резко опускает голову и начинает листать том с делом. Делает это быстро, не задерживаясь ни на одной страницы дольше секунды.

— Зариф Захим, — внезапно произносит имя, упоминаемое на каждом допросе. Поднимает на меня пронизывающий взгляд. — Вы вместе учились в военной академии. Были друзьями.  Правильно?

Я киваю, решив не травмировать лишний раз связки.

— После окончания академии ваше общение резко оборвалось. Почему? — продолжает Мердер, не сводя с меня своих скальпирующих глаз.

— Его семья переехала, — сипло выдавливаю из себя.

— В столицу Кемара. И вы потеряли связь, — это не вопрос, исполнитель Мактума озвучивает занесенные в дело показания. — Ты помнишь, когда он позвонил тебе в первый раз после длительного перерыва в общении?

Я хмурюсь. Такой вопрос мне не задавали. В досье имеются распечатки всех телефонных звонков Зарифа мне. Я не звонил ему ни разу. И в них нет ничего, что могло бы указывать, что он или я как-то причастны к организации взрыва. Пытаюсь вспомнить точно, как и когда после многих лет молчания появился Зариф.

— Мы столкнулись в центральном парке. В Нью-Йорке. Полгода назад, — медленно, по слову хриплю я.

— В католическое Рождество, — откинувшись назад, задумчиво произносит Мердер, его взгляд становится отстранённым, погруженным в себя. — Вы обменялись телефонами, но позвонил он только спустя полгода. Так?

— Да.

— Тебе не показалось это странным?

— Нет.

— Хорошо, — коротко кивает Мердер и кладет передо мной фотографию. — Этот человек тебе знаком?

Я пару секунд всматриваюсь в снимок, вспоминая, где мог видеть запечатленного на нем парня.

—  Не уверен, но, возможно, мы вместе учились в академии. Он выпустился раньше на год. Имя… — усиленно напрягаю память.

— Фаиль Хассан, — милосердно подсказывает Мердер.

— Да, кажется, так.

— Когда ты видел его в последний раз?

— После академии мы не пересекались.

— Ты уверен? — прозрачный взгляд поверенного эмира скальпирует мое лицо без анестезии, но мне скрывать нечего.

— Абсолютно.

— Хорошо, — нечитаемое выражение на лице моего собеседника сменяется спокойной улыбкой. — Я тебе верю.

И я снова застываю в недоумении. Верит? Серьезно?

— У меня для тебя две новости, Хамдан, — невозмутимо продолжает Мердер. —  Одна плохая, а вторая хорошая. Начну с плохой. К сожалению, было достоверно установлено, что причиной аварии на «Amiran-ring» является теракт. Твой приятель Зариф Захим дал признательные показания, в которых сообщил, что это он установил самодельное взрывное устройство на платформе и привел его в действие. Зариф не сообщил имена своих сообщников, но это вопрос времени. Одного из них мы вычислили. Это Фаиль Хассан, служащий в рядах АРС. Сегодня утром он покончил с собой до того, как, его успели арестовать. Главное для тебя, Хамдан, что контактов между тобой и Хассаном выявлено не было, а Зариф Захим отрицает твою причастность.

 — Я почти не знал Хассана, — хриплю в ответ, пребывая в шоке от услышанного.

— Я уже сказал, что верю тебе, Хамдан, — все с той же странноватой улыбкой напоминает Мердер. — Должен пояснить, что с самого начала ты был главным подозреваемым по этому делу. Ты попал под прицел моего внимания неслучайно. Думаю, мы оба понимаем, почему, я наблюдал за тобой. Выявив твою связь с одним из инженеров, состоящим в экипаже платформы — Зарифом, я вплотную занялся его персоной, и почти сразу начали всплывать некоторые факты и имена, заслуживающие более пристального внимания и изучения. Сказать конкретнее не могу, так как информация временно носит гриф секретности, — сделав паузу, Мердер немного жутковато улыбается. —  А теперь переходим ко второй новости.

Я инстинктивно подаюсь вперед. Хороших новостей я не слышал целую вечность. Сердце ускоряется, разгоняя кровь. Это не надежда, но что-то близкое. Я даже на секунду забываю, что сижу перед поверенным наследника с голыми яйцами.

— С тебя будут сняты обвинения в организации теракта на «Амиран-Райз». Сразу после нашего разговора тебя доставят в больницу, где ты пройдешь лечение и реабилитацию. Но без минусов не обошлось. Восстановить тебя в рядах АРС не удастся, ты будешь уволен. Однако его Высочество Амиран аль-Мактум готов проявить великодушие и за понесённые неудобства предлагает тебе работу в своей личной службе безопасности. 

— Нет, — ответ походит на рычание, но это бесконтрольная реакция. Понесенные неудобства? Видал его я его сраное великодушие в одном месте… Да, я чуть не свихнулся в бетонной коробке, где меня круглосуточно пытали.

— Хамдан, подумай еще раз, — советует Мердер. Я скалю зубы, демонстрируя максимум своего презрения. Оппонент смотрит на меня с разочарованием и сочувствием.

— Можешь быть свободен, Колман. Дальше я сам, — произносит глубокий властный голос Амирана аль-Мактума. Я дергаюсь всем телом, наблюдая, как из темноты в круг свет вторгается поджарая фигура наследника. Он передвигается бесшумно и лениво, словно чертов удав. Я впадаю во временный паралич, встречаясь с тяжелым подавляющим взглядом его гребаного Высочества.

В голове не укладывается, что происходящее — реально. Все это время аль-Мактум был здесь? Прятался в тени, наблюдая за мной? Он совсем свихнулся?

Мердер встает, уступая свое место наследнику и, не взглянув в мою сторону, спешно покидает помещение. Я слышу, как открывается и закрывается дверь, снова запираются замки.

Мы остаемся один на один. Я абсолютно голый, а этот холеный ублюдок в костюме, сшитом на заказ. Не двигаюсь, и не отвожу взгляда, чтобы не думал, что в моем жалком состоянии я легкая мишень.

Амиран аль-Мактум не спешит садиться, возвышаясь возле стола, словно чертов языческий идол. Одна рука в кармане брюк, вторая с массивным перстнем с оттиском королевской печати на спинке стула. Одет во все черное, словно Дьявол в человеческом воплощении. Полный достоинства, самонадеянный, властолюбивый мерзавец, уверенный, что способен все и вся подмять под свои желания, по праву королевской воли, но есть одна немаловажная роль. Он еще никакой не король, и, возможно, станет им нескоро. Действующий правитель еще не стар. Жаль, что других сыновей наследников у него нет. Может быть, я бы тогда примкнул к коалиции другого претендента на престол.

— Встань и отойди от стола, — отдает бесстрастный приказ аль-Мактум.

Его подавляющая аура ощущается сильнее, когда тебе нечем прикрыться от насмешливо-пытливого взгляда. Когда ты морально и физически изможден. Когда тебя трясет от холода и бессильной злобы.

— Исполняй! — требует сукин сын металлическим тоном. На лице равнодушная маска, а что под ней известно только Шайтану. Стиснув зубы, я поднимаюсь, звякнув цепью между наручниками и отступаю в сторону, глядя на наследника с неприкрытой ненавистью. Расправляю плечи, не опуская головы. Пусть видит, что я не собираюсь лебезить перед ним, а лучше пусть засунет свое великодушное предложение в задницу.

Эмир высокомерно выгибает бровь и, убрав руку со спинки стула, делает несколько бесшумных уверенных шагов в мою сторону. И я снова замечаю, что его повадки напоминают смертоносную хищную тварь, только и ждущую момента вцепиться в глотку мертвой хваткой. Аль-Мактум неумолимо сокращает расстояние между нами, пытаясь подавить своим прямым режущим взглядом. Инстинкты требуют отступить, но я стою прямо, хотя это сложно до ломоты во всем теле. 

Он молчит, не произносит ни слова, парализуя волчьим взглядом. Тишина давит на барабанные перепонки. Сердечная мышца не справляется с нагрузкой, легкие простреливает боль. Зубы скрипят от давления.

Какого хрена ему надо?

Амиран с нарочитой неспешностью обходит меня по кругу, рассматривая со всех сторон, дотошно и детально, словно жеребца на выставке. Я пытаюсь не дергаться, но нервы медленно и верно сдают. Хуже всего, что я понятия не имею чего ждать от этого человека.

Упивается моим унижением? Или демонстрирует свое превосходство? Пытается запугать?

Внутренности болезненно скручивает, когда эмир останавливается прямо передо мной на расстоянии полуметра. Теперь, оказавшись с ним лицом к лицу, я вижу, что за показным самоконтролем, аль-Мактум прячет обозленного беснующегося зверя. Его оскал проступает сквозь хладнокровную маску со вздувшимися венами и горящими жаждой убийства глазами. Я смотрю на него точно так же, но, не скрывая истинного отношения к его высокомерному высочеству. Ну или мне только кажется, что так же. Эмир снисходительно ухмыляется, словно заявляя «не верю», а потом медленно опускает взгляд. Меня прошибает холодный пот, когда я понимаю, куда он смотрит. Мозг взрывают десятки панических предположений. От скорой кастрации до извращений, которым этому ублюдку ничего не стоит меня подвергнуть.

Я потею, едва не ослепнув от напряжения. Время останавливается, как и мое сердце.

Черт, он, что, сравнивает? Вот так по-животному примитивно?

Но уже через секунду все мысли исчезают за пеленой пульсирующей боли от сильного удара коленом в пах. Я сгибаюсь пополам, сдавленно хрипя. Спазмы стремительно распространяются по всему телу, не могу дышать и двигаться. Никогда не думал, что получить по яйцам можно настолько адски нестерпимо больно. Аль-Мактум явно не пожалел для меня сил, вложив в удар максимум своей «величественной» ярости.

Не успев, опомниться от шока, я чувствую, как стальные пальцы хватают меня сзади за шею, встряхивают, как нашкодившего щенка за шкирку. Я дергаюсь, пытаясь избавиться от захвата, но он давит сильнее, до хруста в позвонках. Перед глазами мельтешат багровые точки и дорогие ботинки наследника. Протащив меня до стола, ублюдок впечатывает мою голову в столешницу. Удерживая в таком положении, вытаскивает из-под оставленного Мердером досье какие-то бумаги и кладет у меня перед носом.

— Это твой трудовой контракт, — ровным голосом произносит Амиран аль-Мактум. Ни одна интонация не выдает истинного состояния наследника. — Пока не подпишешь, не выйдешь отсюда, а Джамаль Каттан распрощается навсегда со званием генерала и отсидит срок за противозаконные действия, совершенные, чтобы скрыть твою тупость. Подпишешь и выучишь наизусть, чтобы на этот раз знать, какие будут последствия за нарушение каждого пункта. Кивни, если понял, — он чуть ослабляет хватку, позволяя мне вздохнуть. — Быстрее, Каттан. Лимит моей доброты вот-вот закончится. Ты и так отнял у меня много времени.

Я рычу от бессильной злости, рычу, как пойманный в силки койот, готовый отгрызть свою лапу, лишь бы сбежать.

— Я считаю до трех, — раздается надо мной равнодушный к моим мучениям голос. — Раз… — закрыв глаза, сглатываю распухшим горлом горький комок и едва заметно качаю головой. — Хорошо, Каттан. Молодец. Правильное решение. Добро пожаловать на службу. Уверен, мы сработаемся. — Амиран аль-Мактум отпускает меня и благосклонно хлопает по щеке. — Я позову Мердера, чтобы вы обсудили детали. Можешь не благодарить меня за щедрость.

Я снова издаю беззвучный клокочущий рык. И подняв голову, смотрю на аль-Мактума налившимися кровью глазами.  Эмир ухмыляется, словно его смешит моя нескрываемая ненависть. 

— Это мой подарок ко временно отложенной свадьбе, Каттан. Уверен, что Камила Саадат будет счастлива узнать, что ее жених полностью реабилитирован и готов к церемонии, — его глаза опасно сужаются, и я понимаю, что услышу сейчас то, что окончательно выжжет мое сердце. — Мне досталась первая по красоте женщина в Асаде, Хамдан, — понизив тон, слово в слово повторяет мои не так давно брошенные слова. — И я собираюсь устроить ей незабываемый медовый месяц.