2

ГЛАВА 2

1992 год

Кто-то похлопал меня по щекам и я начала выныривать из тёмного провала.

– Эй ты! А ну на меня смотри!

Нет, не надо. Не хочу туда! Не хочу снова боль чувствовать! Дайте мне ещё чуть-чуть насладиться этой невесомостью, где не холодно, не голодно, где тихо и спокойно.

Но кому-то срочно потребовалось привести меня в чувство и я искренне надеялась, что очнусь и увижу маму. Свою любимую мамочку, что оставила меня на произвол судьбы и сбежала с каким-то мужиком за границу. Ту мамочку, что снилась мне в детдоме каждую ночь. Вот проснусь сейчас, а она меня завтракать позовет…

Не случилось. Открыла глаза и встретилась взглядом с тем самым братком в плаще. Тварина. Это он меня ударил.

Боль начала возвращаться, раздирая, истязая болью каждую клетку. Похоже, не ударил, а попрыгал на мне. Да так, что встать не смогу. Саднило лицо – видимо, там вырисовывается нехилый синячище. Болели ребра и бёдра – пинал, значит.

Меня схватили за шкварник и оторвали от холодной земли. Бандюк прищурился, сканируя меня своими буравчиками. Урод какой. Вся рожа в прыщах каких-то, угрях мерзопакостных, а туда же, плащик напялил.

– Серёг, смотри! Тут шмара! – сдернул мою дырявую шапку и схватил за волосы. – Нихуя себе, лохмы какие! Глянь!

Тот, который, судя по всему, Серёга, отошёл от лежащего в грязи, окровавленного Сеньки и пригляделся, гадко ухмыляясь. Сплюнул и схватил меня пятерней за лицо.

– Ты смотри какая. Если отмыть да вшей вывести может и сгодится. Сопляка здесь оставим, а её можно Марго отправить, пусть отрабатывает.

Вот так вот за палку колбасы и попадают в рабство. Только мне совершенно не улыбалось угодить к той Марго, о которой толковали бандюки. Несколько девчонок из нашего детдома сбежали, чтобы попасть «на работу» к этой суке. И ни одну я больше не увидела. Вряд ли они уехали на отдых за границу. А если учесть, что Марго – это «мамка», крышующая шлюх и поставляющая их браткам пачками, то несложно догадаться, что девчонок давно уже прикопали где-нибудь. И то, едва ли они потрудились, чтобы похоронить шлюх по-человечески. Скорее всего, выбросили на помойку.

Да и не хотелось мне шлюхой помирать. Всё-таки позорно это, хоть и модно. Ну не хочу я ноги перед всякими ублюдками раздвигать! Не шалава я по натуре. Так бы могла, конечно, хоть на жратву да какое-нибудь жильё подработать и, чего греха таить, проскакивала такая мысль пару раз, но так и не решилась.

Нет, я не хранила свою девственность. На кой-хер она кому нужна… Просто не пользовалась тем, что было, да и было-то не много. Сиськи не выросли толком, а о заднице и говорить нечего. Ещё пару дней такого голодняка и меня ветром унесёт.

Было, правда, разок с Сенькой. Но то так… Глупости. Пару раз зажимал он меня ночью. Понятное дело трахнуть хотел, да я не дала. Первый раз губу ему до крови прокусила, а второй – по яйцам зарядила. После этого Степан понял, что я не планирую с ним романтических отношений.

А тут Марго! Да я лучше с моста прыгну! Вены сама себе перегрызу!

– Отпусти, урод! – прошипела на братка и тут же застонала от боли в челюсти.

Похоже, пару зубов уже выплюнула.

– Заткнись, сучара! – мудак в плаще замахнулся на меня, но чей-то голос позади остановил его.

– А ты, я смотрю, приоделся хорошо, да, Череп? Сразу человеком себя почувствовал? Авторитетом типа стал? – насмешливый тон подошедшего мужика вмиг остудил Черепа и тот растерянно заморгал.

– Басмач? А мы это… Ты ж сказал проверить, проверяем…

Так Череп у нас, оказывается, шестерка. Я злорадно улыбнулась разбитыми губами. Да уж, на кусок говна хоть что напялить – оно говном останется.

Серёга так тот вообще язык в жопу затянул, словно онемел. А братки боятся своего предводителя. Враз вся крутизна выветрилась. Это вам не бесзащитных бродяг пинать.

Главарь, конечно, внушал страх. Причём не только своим шестеркам, но и мне. Здоровенный амбал в чёрном костюме, в длинном кожаном плаще и начищенных до блеска ботинках. А где же малиновый пиджак и золотая цепь? Тёмно-русые волосы аккуратно подстрижены, при галстуке. Модный весь этот бандюк, сразу видно, что не на побегушках, как эти.

Молча пялилась на него, раздумывая, то ли помощи попросить, то ли молча ждать. А вот Сеньку походу вырубили – не шелохнулся ни разу. Я очень надеялась, что вырубили…

– Я сказал тебе проверить продавщицу, а не малолеток трясти, – Басмач недобро глянул на меня своими серыми, насыщенными глазами, затем перевёл взгляд на Степана. – С пацаном что?

– Дак это… Они обворовали… Колбасу украли, – как доказательство Череп поднял колбаску, испачканную в грязи.

А плевать, я и так бы её жрала. С грязью. Тем более, что уже рассчиталась за неё своими зубами и, возможно, Сенькиным здоровьем.

– Вы чё, отморозки, за колбасу детей отметелили?! – главарь презрительно сплюнул и кивнул на Сеньку. – Пацана в травмпункт, – повернулся ко мне. – А малявку отпустить. И быстро, блядь, пошли товар разгрузили!

У страха глаза велики, но голод нихрена не тётка. Из последних сил вырвала колбасу из руки Черепа и, хромая уже на обе ноги, рванула за здание магазина.

*****

Сеньки не было около недели и уже, честно говоря, думала, что не увижу его больше. Было жаль его. Мы с ним прожили вместе много голодных дней и хоть этот трус всегда бросал меня одну в каждой стрёмной ситуации, я его любила. Нет, не так, как принято любить среди нормальных людей. Если бы мне представилась возможность обменять его на тёплую постель и тарелку еды, я бы это сделала, даже не задумываясь. Но всё же он был мне дорог. Наверное, потому что спать одной холоднее.

Когда мой напарник объявился, я даже не узнала его. Весь скукоженный, в жутких гематомах и ссадинах он зашел в нашу «комнату» – так я называла уголок в хате, который нам выделили старшие.

Жили мы с бродягами, нариками и попрошайками, а потому спали вполглаза. Не хотелось как-то подыхать за кусок хлеба или одеяло, за которые запросто могли порешить. Разумеется, нас не за красивые глаза и не из жалости пустили в хату. Мы отстёгивали из своей «прибыли» старшим и всех всё устраивало. Правда, в последние дни, как известно, не очень хорошо шли дела, а вернее, дел не было вообще. Мы с Сенькой сидели на мели и, естественно, ничего не платили Пусе, как называла его сожительница, такая же сторчавшаяся наркоша, как и сам Пуся. Потому я и ожидала «гостей» с гвоздём в кармане дырявой куртки.

– А ну, нахрен отсюда пошел! – с трудом поднялась со своей подстилки (одеяло, кстати, уже своровали, гребаные уроды), и приготовилась драться.

Хотя, честно говоря, вообще не представляла, как выберусь из очередной передряги. Ребра так болели, что впору под поезд лечь, дабы прекратить страдания, а огромные синяки на ногах саднили, шага не сделать.

Если этот сморчок ударит, не встать мне больше.

Однако, он не торопился нападать и я понемногу начала различать в полутьме знакомые черты.

– Сенька, ты, что ли? – обрадовалась не то слово…

И не столько приходу Степана, сколько тому, что собственная шкура не пострадает.

– Я, бля, кто ж ещё-то? – прошепелявил и со стоном присел у лежанки. – Меня с больнички в ментовку хотели отправить. Еле свалил. Уж лучше обратно к Пидорку, чем на зону.

«Пидорком» называли директора детского дома, из которого мы с Сенькой сбежали несколько лет назад. И не потому, что он был другой ориентации, а потому что… пидор. Как ещё можно назвать сволочь, набивающую свои карманы деньгами, вырученными за детское питание.

– Как себя чувствуешь? – присела рядом, когда он улёгся и начала чесать ему спину.

Да, у каждого свои слабости… Мы, к примеру, чесали друг другу спины с малых лет. Хоть какая-то видимость комфорта и ласки.

– Хреново.

– Ну понятно… Жрать хочешь?

– Хочу.

– А чё, в больничке не накормили?

– Неа.

– Ладно, сейчас чего-нибудь притащу, – я поднялась на ноги, скрипя зубами и превозмогая адскую боль в ноге. – Есть у меня одна идейка…

Пора навестить магазин, где нам задолжали чуть больше, чем колечко колбасы.

*****

С парадного входа в магазин заходить побоялась, а вот черный ход я заметила ещё неделю назад, когда сваливала от братков с несчастной колбасой в руке. Колбаса, кстати, была настолько вкусная, что я плакала, разжевывая последний кусок, не в силах его проглотить. Было жаль оттого, что знала – в следующий раз поем нормально не скоро.

Всю неделю я подворовывала на рынке у бабулек и даже ни разу не попалась. Но сейчас, посмотрев на избитого Сеньку, почувствовала злость. Эти уроды чуть не убили нас за еду. Да, деликатес, но ведь мы люди! Бомжи, попрошайки, воры, но люди же! В отличие от этих братков никого не убиваем и не грабим. Максимум – можем кошелёк потянуть у какого-нибудь зеваки. Так нам же тоже кушать хочется. Не виноваты мы, что родителям не нужны оказались. Не виноваты, что в детдомах жрать нечего. Да и не нужны мы там. Когда сбежали с Сенькой, нас даже не искал никто. А сейчас уже поздно, совершеннолетние, а значит, государство выполнило свой долг.

И какое у нас будущее? Либо убьют, либо в тюрягу, другого не дано. И какой смысл в таком случае жрать тухлятину по закоулкам, если можно разок попировать? Да и Сеньке сейчас не помогут те сморщенные морковки, что я воровала у бабок. Ему бы посерьёзнее чего. Хоть консерв бы стащить парочку.

– Давай, глубже бери, бля! – дверь оказалась приоткрытой, а за ней кто-то разговаривал. – Соси нормально, чё ты как целка?

Судя по голосу, мужик. Судя по его словам, там не до бдительности кому-то. Меня не пугал тот факт, что я могу увидеть, как кто-то кого-то трахает. Сто раз наблюдала подобную картину у нас на хате и как-то пофигу уже. Я больше боялась, что увидят меня.

Тихонько подошла к двери и аккуратно заглянула вовнутрь. Как и ожидалось, один из уже знакомых братков насаживал рот молоденькой продавщицы на свой член, а та давилась, кряхтела и кашляла, но изо всех сил пыталась угодить Серёге, тому, что Семёна отпинал. Скотина. Он тут, понимаешь ли, наслаждается жизнью, а Сенька там синий весь да опухший лежит.

Переступила порог и замерла, прячась за вешалкой с куртками, от которых приятно пахло духами. Я бы прихватила с собой хоть одну, но на данный момент не до них. Мне бы еды раздобыть хоть чуточку, пока не окочурились с Сенькой.

Уловила момент, когда Серёга под чавкающие звуки у его ширинки запрокинул голову и, глухо застонав, закрыл глаза. То, что нужно! Прошмыгнула прямиком на склад (благо, дверь и там была открыта), и, выпучив глаза, захлебнулась слюной.

Столько еды в одном месте мне ещё не приходилось видеть. Вот тебе и голодная осень. Да братки тут обжираются, сволочи. И явно не по талонам. Обида вспыхнула во мне ещё ярче, ещё болезненнее стала обжигать изнутри.

Не уйду, пока не вынесу отсюда хоть пятую часть продуктов! Потянулась за консервами и через мгновение застыла с протянутой рукой, услышав знакомый голос.

– Тебе чё, блядь, сношаться негде?! А ты что встала? Быстро пошла работать! – этот стальной голос с хрипотцой я запомнила ещё тогда, когда ждала своей участи в руках Черепа.

Главарь пожаловал.