Забава выхаживала по кабинету, удивительно напоминая цаплю с заложенными за спину руками и вытянутой шеей. Лежка сидел на столе и по-детски болтал ногами. Я смотрела на них, и злость моя нарастала.
– Короче, идей никаких, – подытожила я. Приложила руку к гудящей голове и простонала: – Вот ёкарный бабай! Так неохота терять тридцать штук!
Брат посмотрел на меня с сочувствием, голос его зазвучал мечтательно:
– Я могу ещё раз соблазнить её…
Я вскинулась:
– Ни за что! Хватит с неё и одного счастья! И так лет до ста будет подругам рассказывать… А эта доживёт и до ста! Насчёт её подруг не уверена. Надо же, какая умная нашлась! Продавать приворотное зелье, а потом шантажировать жертв!
– Мара! – остановилась Забава, и глаза её алчно сверкнули: – А почему мы так не делаем? Отличная же схема.
Я закашлялась, и Лежка ласково потрепал меня по шее.
– Не сильна я в зельях, – прохрипела я, решив не растекаться мыслью по древу о том, как всё это противно… и противозаконно. – Если честно, то от моего первого приворотного зелья парень, который мне тогда нравился, попал в реанимацию.
– О! – встрепенулся брат. – Я помню тот случай. Неделя поноса и страшные язвы. Было прикольно!
– Да уж, – пробормотала я, ощущая, как ожгло мои щёки. – Именно ты, мой добрый брат, и не даёшь мне забыть об этом позоре…
Лежка широко улыбнулся, словно я его похвалила. Раздался резкий звонок, и брат подскочил, а его руки зашарили по телу в поисках сотового. Я с удивлением посмотрела на его дрожащие пальцы, когда он прислонил трубку к уху.
– Что? Кто? Правда? Сколько? Ты умничка! Я тебя обожаю!
Он опустил руки, а я уже сгорала от любопытства.
– С чего вдруг столько счастья на лице? – невинно поинтересовалась я. – Тебя пригласили на съезд пенсионерок?
Лежка не обратил внимания на мой сарказм, глаза его горели восторгом. Он подскочил на месте, словно ребёнок, которому купили долгожданную игрушку.
– У меня сын! – завопил он.
– Блин, – помрачнела я. – Ещё один на мою шею. Нет от племянников житья! Топить их в речке надо…
– Мара! – возмущённо воскликнула Забава, и я виновато пожала плечами. Секретарша подошла к Лежику и сердечно обняла его: – Поздравляю! Сын – это замечательно. Но вершина счастья – это дочка.
Я хмыкнула:
– У него этих вершин уже семь!
– Восемь, – педантично поправил Лежик.
– Надо список обновить, – скривилась я и покачала головой: – Ты такой прыткий, брат! Давай помедленнее штампуй детей, я не успеваю их записывать!
– Никого я не штампую! – обиделся Лежка. – Мои дети замечательные!
– Кто бы спорил, – вздохнула я и выудила из сумки кошелёк: – Сколько?
– У тебя пятёрка есть? – с надеждой спросил Лежик и, заметив мой возмущённый взгляд, добавил: – Остальное я сам заработаю! Сегодня пятница, – самый клёвый день! А если повезёт, то и долг тебе отдам…
Я уныло потянула купюры из кошелька, и Лежка быстро цапнул протянутые ему бумажки.
– Что бы я без тебя делал? – благодарно произнёс он.
– Детей, разумеется, – фыркнула я. – Кажется, ты единственный инкуб в мире, который заботится о своём потомстве.
Лицо брата потемнело, а глаза свернули, и сердце моё заныло.
– Я не такой, как наш отец-кукушка, – зло выплюнул он. – Мои дети не будут расти без родителей!
И быстро покинул кабинет. Хлопнула дверь. Я ладонями сжала виски, – голова болела всё сильнее, и покосилась на Забаву.
– Похоже, у меня мигрень, – пожаловалась я.
Лицо секретарши осветилось в белозубой улыбке.
– Значит, пора доставать лекарство, – весело подмигнула она. – Благо, Лихо и Лежка свалили, и конкурентов у нас не будет!
Забава исчезла за дверью, а я разминала пальцами виски, пытаясь ослабить навалившуюся на меня боль. Может, это аллергия на инститора? Эх, как не вовремя был звонок из банка! Еще час назад я бы быстро избавилась от аллергена. Но где найти деньги на взнос? Хреновый из меня распорядитель средств. Последнее отдала брату для его спиногрызов…
Впорхнула Забава, в одной руке её золотилась в солнечных лучах бутыль коньяка, а другой она потрясала рыжей коробочкой. Краска плюхнулась на стол перед моим носом, и секретарша подхватила из кулера пару одноразовых стаканчиков.
– Извини, дорогая, что без бокалов, – пропела она, наливая в них янтарную жидкость.
– Ляд с ними, – отмахнулась я и с удовольствием вдохнула аромат изюма в спирту. Пальцы мои осторожно обхватили скрипнувший стаканчик, и я нетерпеливо сглотнула: так хотелось хоть ненадолго избавиться от проблем! – За что пьём?
Забава задумчиво покрутила свой стакан и произнесла:
– Это же лекарство? Значит, за здоровье!
Я опрокинула стаканчик, и жидкость горячей волной прокатилась по гортани, а нёбо защипало. Я резко выдохнула и задержала дыхание.
– Неплохо, – с удовольствием проговорила секретарша и снова пригубила напиток. Она язвительно покосилась на меня: – Видели бы тебя ценители, свалились бы без чувств! Залпом двадцатилетку!
Я уважительно покосилась на бутыль:
– Действительно негоже! Проявила неуважение, каюсь. Я же младше на целых два года! Зато мы с ним одной крови…
Забава усмехнулась и наполнила мой стаканчик.
– В твоих жилах течёт алкоголь? – фыркнула она. – Я бы сказала, что вы одного цвета… Вот скажи мне, на кой ты красишься в рыжий?
Я залпом выпила коньяк и поморщилась, – боль отступала уж очень медленно, и пожала плечами:
– Когда я только начинала, ещё без офиса, то работала по объявлениям. После того, как в десятый раз от очередного клиента услышала: «А я думал, что ведьмы рыжие!», то решила, что проще перекраситься, чем отбывать срок за убийство. Я до сих пор на эту фразу неадекватно реагирую…
– Понятно, – хихикнула Забава. – Буду знать волшебные слова, которые способны мгновенно довести тебя до белого каления. Может, и пригодится.
Я ссутулилась, и подбородок мой коснулся поверхности стола.
– Мне бы такие волшебные слова, – пригорюнилась я, – которые способны мгновенно выведать у ведьмы, где же она спрятала компромат на клиента…
Забава с шумом отпила из стаканчика, и я вздрогнула. Тело моё выпрямилось, а взгляд устремился в сторону закрытой двери.
– Забава, – деревянным голосом проговорила я, и секретарша удивлённо приподняла светлые брови: – А этот… Генрих! Он тоже свалил? Что-то тихо стало…
Русалка пожала плечами.
– Вроде он пошёл провожать Лихо, – растерянно проговорила она. – Возможно, они отмечают нашу сделку в баре внизу. А что?
Губы мои расплылись в улыбке, а сердце радостно застучало. Я лукаво покосилась на секретаршу:
– Да есть у меня одна мыслишка…
Меня прервала трель звонка, и Забава подпрыгнула на месте:
– Неужели клиент?
Я растерянно смотрела, как её стакан покатился по столу, и клякса коньяка растеклась по блестящей поверхности. Секретарша распахнула дверь и бросилась к телефону.
– Агентство «Чудо-трава», – радостно пропела она в трубку.
Я с интересом приподнялась, и сердце моё забилось ещё быстрее: может, подвернётся дельце получше, и не придётся окучивать эту ведьму? Но лицо Забавы мрачнело с каждым мгновением. Уголки её губ опустились, а высокая грудь заходила ходуном от рваного дыхания. Секретарша схватила трубку двумя руками.
– Как давно? – Я едва расслышала её: голос Забавы дрожал. – Еду!
Жёлтая трубка клацнула, упав на старый аппарат с древним устройством, которое нужно покрутить, чтобы набрать номер, а глаза Забавы заблестели от едва сдерживаемых слёз, и я резко поднялась:
– Что случилось?
– Мама… – Голос её снова дрогнул.
– Опять сбежала из психушки? – понимающе вздохнула я и опустилась на стул.
Забава кивнула, она кусала губы, стараясь не разреветься, а я показала взглядом на дверь.
– Чего стоим, кого ждём? – резко спросила я. – Беги уже, лови старушку, пока эта эксгибиционистка со столетним стажем не довела кого-нибудь до сердечного приступа…
– Спасибо, – прошептала Забава, и рука её нашарила сумочку. – Прости, что бросаю тебя в такое сложное время…
– Ты оставляешь мне достойную замену, – хмыкнула я, помахивая бутылкой.
Секретарша выпорхнула из офиса, а я мрачно покосилась на дверь инститора и налила себе новую порцию.
– Ну, за храбрость!
Сердце моё бешено стучало, а голова кружилась от коньяка. Я уже пожалела о последней стопке, ибо, вваливаясь в бывший кабинет брата, едва переставляла ноги. Запасные ключи звякнули в кармане, а взгляд мой скользнул по полутёмному помещению. Когда успел настать вечер? Руки затряслись, а во рту пересохло. Лишь бы инститор не вздумал вернуться. Не знаю, что он со мной сделает, если застанет за кражей… Хотя знаю, конечно! Живот скрутило от страха.Взгляд мой остановился на объёмной сумке цвета хаки, та была закрыта. Возможно, Генрих уже сложил все вещи после того, как Лихо их рассмотрел.Я усмехнулась: не думаю, что Генрих по доброте душевной провёл полицейскому сеанс знакомства с орудиями пыток, скорее всего это была показательная демонстрация для ведьмы. Я вздохнула и медленно двинулась к сумке. Придётся искать шлем среди этих жутких приспособлений. Надеюсь, похожих чепчиков у охотника нет…На запястье моём сомкнулись жёсткая хватка, и меня бросило в
Через час мне стало всё равно, что красавчик-инститор жаждет меня придушить, а красавчик-волколак не хочет меня и касаться, что ничего не получается с единственным делом. И даже что я могу потерять дом, если в ближайшее время не оплачу взнос по кредиту. Звонок от Забавы застал меня за внимательным изучением дна пустой бутылки. Я как раз размышляла, на какое же безумство мне решиться, как русалка предложила потереть память невезучим гражданам, которых до белых волос напугала её голая старушка-мать.Я подхватила из бара внизу пьяного Степана, который топил в виски свою несчастную любовь, и мы отправились в Центральный парк. Забава всё ещё пыталась поймать свою буйную мамашу. Мы связались по телефону и договорились встретиться у пруда. Лихо решил вызвать подкрепление и замер на месте, держа перед лицом сотовый, но почему-то гугл не отвечал на его невнятные запросы и не желал самостоятельно вызывать полицию.Я же, покачиваясь, побрела по тёмной дорожке, а деревья расплывал
Я приложила к гудящему лбу мокрое полотенце, а глаза мои болезненно сощурились от яркого офисного света. Ноги гудели после долгой гонки за волколаком, а руки ныли от беспрестанного применения ворожбы. Вукула словно играл со мной, таская по кустам. И я постоянно натыкалась на впечатлительных граждан, которым «посчастливилось» встретить русалку. Сколько чудиков болтается по ночам! В итоге волколак просто исчез, а я отползла в офис, где, сидя на стуле, забылась тревожным сном. В видении я бегала за волком, глаза которого смотрели на меня взглядом безумной русалки, и раздавался её гомерический хохот…Я вздрогнула и перевернула полотенце. В кабинет влетела довольная жизнью русалка. В руках её дымилась чашка.– Твой кофе, – весело воскликнула она.Я невольно поморщилась:– Лучше яду! Чтоб не мучилась… Сколько там на твоих золотых?Забава подмигнула, а чашка оказалась у меня под носом. И я с неожиданным удовольс
Из-за распахнутой двери в кабинете инститора доносилась возня. Я услышала грохот, сдавленную ругань и усмехнулась. Русалка посмотрела на меня исподлобья, и я спешно отвернулась, прижимая трубку к уху, – длинные гудки не радовали.– Не отвечает, – недовольно буркнула я, опуская руку с сотовым. – Придётся идти за Лежкой…– Зачем? – спросил Генрих.Охотник поправил на плече огромную сумку, и я усмехнулась:– А затем, мистер улитка, что я понятия не имею, где эта ведьма живёт. – Я многозначительно кивнула на багаж: – Зачем весь багаж, если нужен лишь шлем? Не переживайте так, я же иду с вами, а значит, выкрасть ничего не смогу…Генрих одарил меня тяжёлым взглядом, от которого по коже моей побежали мурашки:– Никогда не знаешь, что потребуется, чтобы избавить мир от ведьмы!Я сглотнула.– Эк вас, – проворчала я, – плющит-то от желания кого-ни
Небо заметно посветлело, и сердце моё наполнилось тем самым предвкушением, которое всегда бывает перед новым днём, на который намечено много важных и сложных дел. Только вот сил не осталось ни на дела, ни на серьёзность… да и на сам день, казалось, нет ни энергии, ни желания.Я нехотя плелась за Генрихом, стараясь не упустить из виду его объёмную сумку. Инститор ни разу не оглянулся с того момента, как мы вывалились из бара вредного гнома. Мне до сих пор плохо при мысли, что пришлось оставить там брата и Забаву. Русалка была в ужасном состоянии, и я её понимала: увидеть, как воспоминания сумасшедшей матери убили другого человека…Ну, насчёт человека, я погорячилась. Губы мои расплылись в усмешке, а на душе стало тепло и комфортно при воспоминании о последних минутах жизни энтукку. Ненавижу этих тварей! На вспышку радостной злости ушли последние силы.Ноги мои заплелись, и я едва не рухнула на грязную мостовую. Я схватилась за столб, а взгляд мой ск
Я осторожно вступила в полутёмную комнату и с ужасом посмотрела на Генриха. Пальцы инститора буквально порхали над разложенным прямо на широкой кровати раздвижным сооружением, к которому охотник торопливо привязывал руки сухонькой старушки. Раскрытая сумка валялась рядом, и я заметила там блестящий шлем.Веки ведьмы подрагивали, седые волосёнки торчали во все стороны, и я вздрогнула, заметив кровоподтёк на её виске. Старушка вовсе не спала: инститор вырубил её одним ударом. Живот мой скрутило, а перед глазами всё поплыло. Зачем я взялась за эту работу?! Взгляд мой метнулся к выходу, но ноги не слушались, и я осела на пол, прямо перед сумкой Генриха.– Подай шлем, – сухо приказал он.Руки мои дрожали, и шлем клацал железяками, когда я протягивала его инститору. Генрих не успел подхватить его, и жуткий чепчик с лязганьем закатился под кровать. Генрих одарил меня таким взглядом, что челюсть моя затряслась.– Лезь! – рявкнул он. &ndash
Заспанный Степан ввалился в комнату, и я радостно вскочила.– Наконец-то!Но полицейский не обратил на меня внимания. Взгляд его скользнул по голове ведьмы на полу, по окровавленному одеялу и по мрачному лицу друга. Генрих молча протянул лист бумаги:– Список жертв шантажа. Надписи обнаружила Мара на обратной стороне кровати. Их может видеть лишь ведьма.Я невольно вздрогнула, услышав из уст Генриха своё имя. Кажется, он впервые его произнёс…Лист бумаги зашуршал в пальцах полицейского, и я удостоилась тяжёлого взгляда Степана.– Мара, ты видишь только имена?Я усмехнулась:– Понимаю тебя, Лихо! Но увы! Ни адресов, ни телефонов там нет!Тот перевёл мрачный взгляд на инститора:– Обязательно было убивать старушку?Генрих мотнул головой в мою сторону:– Эта постаралась!Я задохнулась от возмущения:– Что?! Не делай из меня монстра! Не я отг
– Если волчара не ответит, сделаю ему скоростную эпиляцию! – прорычала я, в третий раз слушая длинные гудки.– Волколак не ответит, – отозвался Генрих из кухни. – Во время вашего ночного разговора он ясно выразился, что не будет отвечать на твои звонки, ведьма.Пальцы мои судорожно сжали сотовый, а взгляд метнулся в сторону двери. Степан, сидя на моей кровати, выразительно приподнял брови.– Так вы с Вукулой снова вместе?– Нет. – Услышала я спокойный голос Генриха. – Волколак отказался от должности любовника ведьмы.Зубы мои скрипнули, и я бросилась к двери:– Убью гада!Но на пороге маленькой кухоньки я замерла, и трубка выпала из моих ослабевших от изумления пальцев, а взгляд растерянно скользнул по цветастому фартуку, который охотник нацепил себе на талию. Генрих осторожно помешивал булькающее в кастрюльке варево, и носа моего коснулся приятный аромат сладкого молока.
Я тихонечко подошла к двери и прижалась ужом к прохладному дереву, но слышала лишь биение своего сердца. В дрожащих пальцах я крутила ключ, всё не решаясь проверить, заперто ли. Уже прошло три дня, как Генрих вытащил меня из Дубовой рощи, и каждый день я ожидала встречи с инститором, разрываясь между желанием и страхом. А ещё с каждым днём росла злость. Он же теперь хранитель, да ещё и Глава Комитета, и наверняка очень сильно занят. Так почему же обещал, что мы будем вместе, даже если я не захочу жить в Краморе?– Что слышно?От неожиданного шёпота я вскрикнула и ударилась лбом о дверь. Прижимая ладонь к растущей шишке, зло посмотрела на любопытное лицо Забавы.– Ничего! – буркнула я. Вставила ключ, и тот заскрипел в замке. Увы, заперто, как и обычно: Генрих не появлялся. – Но теперь я всегда проверяю, не ожидает ли за дверью злая красная птичка, с которой дружит моя секретарша!Распахнула дверь и прошла внутрь, не оборачиваясь на
Генрих резко склонился к моему лицу, я ощутила горячее прикосновение его губ и замерла, не отрывая взгляда от его опущенных ресниц. Инститор нежно целовал меня, не обращая внимания ни на что вокруг, и я ощутила, как по щекам моим заструились слёзы, а сердце заныло от сладкой боли. Зачем он так со мной? Генрих отстранился, а я уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась.– Прости, – прошептал он, целуя мой лоб. – Я действительно хотел использовать тебя. Но когда начал узнавать, уверенность моя растаяла. Как ни пытался оттолкнуть тебя, как ни старался провести между нами черту, ты всё глубже проникала в моё сердце. Как ни убеждал себя, что эти чувства не могут быть настоящими, как ни отрицал их, я лишь сильнее влюблялся в тебя. Пока я строил ловушки, не заметил, как увяз сам. И теперь я полностью и безвозвратно твой, Мара! А ты моя, и я не позволю тебе уйти!Я, дрожа всем телом, подняла лицо и пытливо всмотрелась в его изумрудные глаза. Генрих улыбался, н
Я прислонилась к прохладной стене и, прикрыв глаза, медленно выдохнула, пытаясь унять бешеное биение сердца. Крамор гудел, словно пчелиный улей, и я была рада, что выбралась незамеченной. Пусть эта часть жизни останется там, за стеной… за стеной забвения! Я хочу забыть всю эту липкую паутину интриг и заговоров, чужих планов и недоговорённостей.Как же неприятно ощущать себя слепой пешкой, которая то внезапно оборачивается ферзём, то падает на доску, отвлекая внимание противника от чужого короля. Но партия завершена! Теперь я могу делать что угодно, но при этом мне придётся превратиться в совершенно другое существо. Нечто во мне может в любой момент вырваться на свободу и… Я закусила губу, а сердце защемило от тоски.Я бросилась к дороге с намерением как можно быстрее поймать такси. Конечно, рядом с Крамором это сделать сложно, нормальные люди стараются держаться подальше от опасных чудес… Как жаль, что я никогда не была нормальной! Но раз мне всё р
Стены ярко желтели в дневном свете, а покачивающиеся на лёгком сквозняке полупрозрачные занавески искрились солнечными зайчиками. Я сидела на нагретой тахте и, несмотря на жару, дрожала всем телом. Взгляд мой не отрывался от распахнутого окна, из которого виднелась тропинка, ведущая к входу в дом Олдрика. Пальцы мои нервно теребили кружевные оборки кокетливого платьица, которое я нацепила по настоятельному требованию Аноли. Мол, именно такие и нравятся Джерту. И, кажется, это было второе платье, которое я надела за всю свою жизнь. Если то жуткое алое недоразумение, которое приходилось носить хранительницам, можно считать платьем...Зачесался правый глаз, и я зарычала, не смея прикоснуться к веку, чтобы не смазать макияж. С непривычки лицо моё зудело, а кожа губ, казалось, была покрыта не помадой, а, судя по неприятным ощущениям, как минимум масляной краской. Но и одежда, и макияж были лишь досадными мелочами по сравнению с моей предстоящей задачей. Колени дрожали уже так, что
Я с воплем радости бросилась в объятия русалки.– Забава! Ты как здесь оказалась?– Тише ты, – прошипела секретарша, сжимая мои плечи, но на её светлом личике расплылась радостная улыбка. – Меня Аноли провела в Крамор. Ох уж эти подземелья! Мурашки по коже… Когда я вытаскивала Келлера, то чуть сама не свалилась в эту жуткую темноту. Как ты? В порядке?– Погоди! – сердце моё замерло. – Так, Генриха вытащила ты? Но как ты узнала, что он будет здесь?Забава обернулась на черноволосую инститоршу и нежно улыбнулась Аноли.– Это всё она, – произнесла русалка. – Сказала, что Келлер, скорее всего, появится здесь, и оставила меня сторожить у подземелий, пока разбиралась с другими делами…Я удивлённо посмотрела на Аноли, которая что-то тихо рассказывала Олдрику. Голова её была опущена, и девушка старательно отводила взгляд от Главы Комитета. Я настороженно посмотрела на Забаву.
Я обхватила себя руками и, уткнувшись лбом в подтянутые колени, до боли кусала губы, а по щекам всё катились и катились непослушные слёзы. Увы, я не умерла, и жуткое видение, которое показал мне Джерт, прокручивалось снова и снова, испепеляя мою душу и разрывая сердце.Всё вставало на свои места, но от этого легче не становилось. И мёртвый инкуб, который похитил меня, не был другом Кики… Судя по жуткому взгляду Мейки, мне повезло, что его загрыз Канила. Страшно представить, что похититель должен был сделать с маленькой девочкой. Но его добрый сын действительно решил, что я его сестра, и вырастил маленькую ведьму. Мой милый Лежка… Я всхлипнула и зажмурилась сильнее. Он всё равно останется мне братом!А вот Джерт совершенно чокнутый! Подвести собственного брата под казнь. В горле возник комок, и я ощутила сильную боль в груди. Генрих… Я потеряла его! Я застонала и сжала голову ладонями, словно пытаясь раздавить её. Как же больно!Я услышала жу
Но Олдрик, не обращая на меня внимания, приблизился к возвышению, на котором лежал меч инститора. Хранители молча наблюдали за Главой Комитета, чьи руки уже легли на зеркальную поверхность выступа, где я заметила три знака: красный, синий и белый. Сердце моё заколотилось, и я ударила кулаками по столу.– Это неправильно! – возмутилась я. – Даже если Генрих действительно саботировал работу вашего прекрасного Комитета, я его прекрасно понимаю! Этот Комитет – сборище гадов! Что хорошего в нём?Хранители возмущённо вскочили со своих мест, закричали, и лишь Сигард, насмешливо поглядывая на меня, остался неподвижен.– А я предлагал сделать так, чтобы ведьма вела себя прилично, – жёстко усмехнулся он.– Внимание! – крикнул Олдрик, и все повернулись к Главе, который левой рукой поднял длинный рукав правой практически до плеча, и все увидели, как он жмёт на красный знак.Зеркальная стена отделила обвиняемого о
Хранитель медленно поднялся с места и, словно не замечая меня, дрожащую от страха и гнева, подошёл к Генриху и прошептал:– Стая псов!Голос его был полон сарказма, и я с ненавистью уставилась на Сигарда, сожалея о том, что маленькой забрала лишь его воспоминания, а не лишила рассудка.– Ты ещё издеваешься? – прошипела я. – Может, это ты тот, кто выдал лицензию на уничтожение логова? Ты врал в лицо другу?Хранитель улыбнулся и медленно развернулся ко мне, а я зашипела от бессильной ярости. Сигард иронично приподнял брови и, наклонившись, подхватил меня за локоть да резко притянул к себе.– И что, если это так? – издевательски прошептал он мне на ухо. – Что же ты тогда сделаешь? – И громко произнёс: – Следующая из даймоний! – Сигард практически потащил меня к столу: – Займите полагающееся место.Меня затрясло, и, когда он усадил меня в зеркальное кресло, я с ненавистью посмотре
Я вжималась в жёсткое холодное сидение огромного кресла, по привычке избегая поднимать глаза, чтобы не встретиться взглядом с одним из своих многочисленных отражений. И пусть чужие воспоминания уже не могла причинить мне боли, за столько лет я привыкла бояться зеркал и не могла побороть себя.Зал собраний Комитета словно сошёл из самого ужасающего моего сна: зеркала были повсюду! Даже эти чудовищные кресла, на которых восседали хранители, сделаны из отражающего стекла. Тело моё сотрясала мелкая дрожь, и никакие собственные убеждения не спасали от угнетённого состояния.– Мара, ты очень бледная, – произнёс Олдрик, и я содрогнулась от вежливой холодности его голоса. – Тебе плохо?Я с трудом повернула голову влево и заставила себя поднять глаза на хранителя.– Мне хорошо, – сквозь зубы проговорила я.Олдрик выпрямился, вскинул подбородок, и взгляд его заскользил по кругу зеркальных кресел, которые множили красные одежды х