IX
— Ты… заснула? — спросил я свою гостью, выслушавшую рассказ внимательно и тихо.
— Нет, — отозвалась Аврора. — Я представила её себе так ясно, как только можно. Я могла бы совершить её incarnatio temporaria, хоть я и совсем другая. Есть даже инвокация: та самая немецкая песня… Ты хочешь этого?
— Нет, спасибо! — я передёрнул плечами от этого неожиданного предложения, в возможность осуществления которого легко было поверить. — Пусть мёртвые покоятся с миром. Да и что бы я ей сказал: просил прощения? Надеюсь, она мне уже простила: моя вина перед ней не так огромна…
— А она вообще есть, эта вина?
— Да, — серьёзно подтвердил я. — Я не должен был слушать её, а должен был взять ответственность за нас двоих. В девятнадцать лет это нелегко просто потому, что в девятнадцать лет иногда не знаешь, чтó правильно. Книги об этом говорят не всегда, д
XМеня разбудил свисток чайника. На часах было без четверти одиннадцать. Аврора вовсю хозяйничала на кухне, свежая, юная.— Ты не против того, что я надела Твою рубашку? — весело спросила она. — Свитер очень колючий…Верно, на ней была моя белая рубашка, только с рукавами, закатанными до середины предплечья.— Нет, — улыбнулся я. — Да и сложно мне препятствовать в такой мелочи человеку, который жил внутри моей головы. Если это Ты была, конечно… Тебе нужна новая одёжка! — сообразил я. — Вчера я просто хотел спровадить Тебя на автовокзал…— Замечательно! А сегодня, надеюсь, уже нет?— Давать решать проблемы по мере возникновения, — ответил я уклончиво. — Мне кто-то звонил с утра?— Да: одна из Твоих так называемых «невест».— Что Ты сделала?— Выключила телефон.— Умница! &md
XIЯ беспокоился о том, что Оля будет поджидать нас у подъезда, но её терпения, к счастью, не хватило. Нашей первой остановкой был гигантский, занявший целый квартал торговый центр, который недавно соорудили в городе, попутно снеся трамвайное депо. Увидев этот роскошный центр, Аврора по-детски восхитилась:— Ух ты!Потом, правда, погрустнела:— Жаль…— Чего жаль? — спросил я.— Денег, которые на всё это великолепие потратили, а ведь оно — только магазин. Недаром сказал Христос: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».— Ты говоришь сейчас как монахиня, не как молодая девушка.— А Тебя огорчает это?— Нет! Но вот присмотреть Тебе что-то посимпатичней ватника, который Ты оставила в машине, и старой безразмерной юбки правда не помешает…Я договорился с молоденькими продавщицами большого магазина одежды о том, что
XIIДверь в квартиру, где располагалась «обитель», что бы ни понимать под нею, вновь была открыта, причём настежь. Все внутренние двери сняли, но дверной проём, ведущий в одну из комнат, ближайшую к входу, был затянут полиэтиленовой плёнкой, возможно, для того, чтобы строительная пыль не разлеталась по другим помещениям. Из этой комнаты доносился шум работающего перфоратора.Мы пошли по квартире, стараясь ступать неслышно.— Вот здесь была келья брата Тимофея и брата Михаила, — полушепотом говорила Аврора, показывая на тот или другой дверной проём. — Келья старших сестёр. Келья сестры Иоанны и сестры Александры. Учебный класс и библиотека. Трапезная. Домовая часовня. Camera obscura. Там, дальше, покои матушки и канцелярия. Как жаль, как жаль! Ничего не осталось…И в самом деле: в пустых комнатах ничего нельзя было теперь найти, кроме строительного мусора.Впрочем, в «канцелярии» (той са
XIII«Коттедж» Арнольда я, пользуясь его описанием, нашёл без труда, без труда отыскал и ключ. Слово «коттедж», пожалуй, преувеличивало размер одноэтажного кирпичного домика, да и комнат в нём обнаружилось только две, каждая метров пять в длину и метра три в ширину: условная «кухня» с большим столом, тремя скамьями вокруг этого стола, железным мойдодыром, стенным шкафом, и условная «жилая комната» со старым сервантом, неновым диваном, древним чёрно-белым телевизором. Зато имелось исправное электричество, а также прекрасная русская печь, поместившая две свои половины в двух комнатах и таким образом обогревавшая весь дом. Пока я растапливал печку из кухни, девушка пробралась в жилую комнату и безмятежно уснула на диване, укрывшись своим ватником. Я не стал её будить, а соорудил себе в кухне «лежбище» на полу из старой одежды, которую отыскал на вешалке. И то, время было уже позднее... Но сон не шёл: в кон
XIVДверь в домик оказалась не заперта, что меня испугало (в записке я просил девушку запереться изнутри). Аврора сидела сразу у входа (я с облегчением перевёл дух), прямо на полу (зачем на полу?), накинув на плечи ватник, снова похожая на измученную арестантку, уставившись перед собой в одну точку, с бессмысленно-тусклым выражением глаз (нет, Господи!).— Прости меня, я уже здесь! — крикнул я с порога. — Я взял отпуск, всё будет хорошо… Что с Тобой такое, Аврора?— Я не Аврора, — отозвалась она безжизненно.Да, это была Лена Иванова, без всяких сомнений. Я коротко простонал. Сел рядом.— И… Аврора не вернётся?— Аврора очень долго ждала Вас, Владимир Николаевич, — произнесла девушка глухим голосом. — И слишком она была испугана всем этим: этой Вашей запиской, этим равнодушием, этим домом, откуда не убежать. А ещё воспоминания: их трудно вынести, трудно им сопр
XVРешительным шагом я вернулся в дом и прошёл к кухонному столу, на котором вчера оставил лежать «карточки инвокаций». Девушка, так и сидящая у стены, подняла на меня испуганный взгляд:— Что Вы собираетесь делать?— Открыть Ваши глаза на тот мир, который Вы придумали. Актуализировать Ваши личности, чтобы попробовать собрать их воедино.— А именно?— Озвучить инвокации.— Нет, пожалуйста! — воскликнула Лена, меняясь в лице. От ужаса она даже встала. — Не надо! Это ничем хорошим не кончится!Хоть этот крик и полоснул меня по сердцу, я скрепился и, взяв в руки первую карточку, помеченную латинской I, прочитал громким, твёрдым, отчётливым голосом:Откололи с неё чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с её седой и плотно остриженной головы. Булавки дождём сыпались около неё. Жёлтое платье, шитое серебром, упало к её распухшим ногам. На
XVIБросив это жалкое существо, для которого даже не подберу имени, в жилой комнате, я выскочил в кухню, плотно закрыл межкомнатную дверь и для верности поставил поперёк этой двери скамейку. Энергичным движением двинул стол и вторую скамейку, чтобы перемещение мебели не так бросалось в глаза. Лишь после этого открыл наружную дверь, настойчивый стук в которую всё это время не прекращался.На пороге стояли Арнольд Шёнграбен, Артём Горяинов, Оля Александрова и Лена Петрова. Двух последних я меньше всего ожидал увидеть вместе.Мы застыли живописной скульптурной группой, пока я наконец не догадался посторониться. Все четверо вошли в кухню и, не снимая одежды, в ряд сели на длинную ближнюю к входу скамью: мужчины в центре, девушки по краям. Я опустился на скамью напротив, заслоняя спиной межкомнатную дверь.И снова мы молчали, но чем дольше мы молчали, тем ясней мне становилось, что все четверо уже догадались, кого я скрываю в соседней комнате (за
XVIIЯ обезоруживающе улыбнулся:— Ребята, вы все неправы. Извини, Арнольд Иванович, что ты тоже попал в категорию «ребят». Вы исходите из того ложного допущения, что если я и обронил в разговоре с Леной Ивановой что-то про ключ — был грешок, признаю́, — то я непременно с ней и убежал. Вы, кажется, именно её хотите увидеть в соседней комнате, правда? Так я вас огорчу: её там нет.Все четверо напряжённо уставились на меня. Оля даже рот приоткрыла.— А… кто там есть? — наконец нашёлся Артём.— Вы точно хотите это знать? — усомнился я.— Чёрт тя подери, конечно, хотим! — выпалил мой двоюродный брат.Я картинно, покаянно вздохнул:— Мне стыдно… Ну, да ладно, что уж делать… Там женщины.Снова я наблюдал немую сцену.— Женщины? — быстрей всех сообразила Оля, голосом выделив последний слог.