И все-таки одной справляться было тяжеловато. От передвижения даже по квартире нога начинала болеть и не сразу проходила, когда я устраивала ее на диване. Дома не осталось хлеба, и молока едва хватило на чашку утреннего кофе. Значит, нужно собираться в магазин. А как это сделать, я пока представляла с трудом. До магазина всего-то метров сто от подъезда, но в сложившихся обстоятельствах они превращались в километр, а то и больше. Кроме того, за ночь подморозило, и то, что вчера было тающим снегом, превратилось в колдобины льда.
А еще мне мешали мысли. Вспоминался сон и дикая Вера. Никак не могла отвлечься. Не помогал ни телевизор, где, как обычно, не показывали ничего интересного, сплошная сводка криминальных новостей по всем каналам, ни книга, в которой приходилось несколько раз прочитывать одно и то же, чтобы уловить смысл.
Настроение мое лавировало между хандрой и жалостью к себе. Поторопилась я заверить бабулю, что справлюсь тут без нее. Как бы сейчас было здорово, если бы она хлопотала на кухне, иногда заглядывая в комнату и справляясь, все ли у меня в порядке. Но бабуля далеко, а мне как-то нужно взять себя в руки, чтобы не раскиснуть окончательно.
Ближе к обеду я поняла, что избежать похода в магазин не получится. Наташка у бойфренда, вряд ли сегодня вспомнит о больной подруге, а кроме нее надеяться не на кого.
Первый сюрприз меня ожидал, когда стала обувать сапог. Хоть голенище и выглядело широким, нога в гипсе была для него великовата, замок не сходился. Пришлось обмотать его поясом от халата - ничего лучше я не придумала. Дальше предстоял спуск по лестнице. И делать это на костылях было сродни мастерству эквилибристики. Каждый шаг можно приравнивать к подвигу. Я даже пересчитала ступени – их, оказывается, по одиннадцать в каждом пролете, не считая четырех цокольных.
Улица встретила ветром и мелким снегом. Как ни странно, идти было легче, чем я думала. Подморозило не сильно, ноги не скользили, а костыли как раз в меру проваливались в рыхлый ледок. Больше срабатывал страх, что если от нагрузки нога будет плохо или неправильно срастаться. Наверное, поэтому я хромала сильнее, чем следовало, и шла медленнее, чем могла бы.
- Женька, что это с тобой?
- Бандитская пуля, - ответила я Вале – однокласснице.
Она, как и я, сразу после школы устроилась продавцом в нашу стекляшку, как мы называли маленький продовольственный магазинчик. И хоть мы никогда не были подругами, парой ничего не значащих фраз перебрасывались всегда.
- А чего сама-то пришла?
- Да, бабуле нужно было срочно уехать.
- Ну ты даешь!..
Что хотела сказать Валя, я так и не поняла, да не больно-то и стремилась. В ее интонации я сочувствия тоже не расслышала, да и не нужно оно мне. Не зря мы с ней в школе не общались – видно, на разных полюсах находились.
Я купила все необходимое и поспешила, если можно так сказать, домой. Хотелось поскорее оказаться в тепле, разогреть борща, которого бабуля наготовила дня на три вперед, а мне одной – так и на всю неделю, наесться, а потом поспать. Дневной сон люблю с детства, еще с сада, а, учитывая, что полночи тряслась от страха, так спать хотелось еще сильнее.
Возле подъезда меня поджидал сюрприз в лице Захара. Совсем про него забыла. И, если не ошибаюсь, он собирался прийти вчера.
- Привет! А я-то думаю, куда все пропали. А тебе, значит, погеройствовать захотелось?
Он, как стоял, привалившись к машине, так и не сменил позы. Наблюдал, как я неуверенно ковыляю к крыльцу. Комментировать его едкую реплику не хотелось, поэтому я ограничилась коротким «привет». Как назло, разболелась нога, и каждый шаг давался с трудом. Невольно морщилась, что не укрылась от Захара.
- Давай костыли, - велел Захар, подходя ко мне.
Вот еще! А на второй этаж я взлететь что ли должна? Да и упрямство сработало и мешало мыслить логически.
- Зачем? – задала я, возможно, не самый умный вопрос.
Отвечать Захар не счел нужным - молча забрал у меня костыли и, подхватив меня на руки, понес в подъезд. Если я и хотела сопротивляться, то сил не осталось.
- Может, отопрешь дверь?
Действительно, чего это я – устроилась у него на руках и не замечаю, что мы уже какое-то время топчемся под дверью.
Дома Захар отнес меня прямиком на диван и помог раздеться. Прям, мать Тереза.
- Хитрая конструкция, - посмеялся он, расшнуровывая мой сапог. – Болит? – сочувственно поинтересовался, освобождая ногу.
- Есть немного, - вынуждена была признаться, с удовольствием откидываясь в подушки. Что ни говори, а за помощь я ему была благодарна. Если бы не он, неизвестно, как бы и сколько времени я добиралась до квартиры.
- Давай, укол сделаю…
Ну, уж нет! Этого только мне не хватало. Я представила, как Захар, на манер Наташи, делит мою ягодицу на четыре части, и чуть не рассмеялась.
- Не надо. Само пройдет. Уже проходит, - поспешила добавить, хоть это и не было правдой. Ногу ломило и выкручивало со страшной силой.
- Зачем героя из себя корчишь? Почему бабушка не пошла в магазин? – нахмурился Захар.
- Так нет ее…
Я рассказала ему, как бабуля была вынуждена уехать в срочном порядке. Захар какое-то время возмущался, что подруга бабуле важнее, чем собственная внучка. Пришлось дополнительно объяснить ему, что ситуация у тети Гали сложилась серьезнее некуда, что малыш там совсем беспомощный, и сама тетя Галя не встает с постели.
- Как видишь, не поехать бабуля не могла. Кроме нее им и помочь некому.
- Да уж… Ладно, я буду твоей бабулей, - усмехнулся Захар.
Тут я снова представила себе его в бабушкином переднике, жарящего блинчики, и не выдержала – рассмеялась. Потом мы смеялись вместе, когда я описала свои видения.
- Будем считать, что сеанс смехотерапии ты получила, - сказал Захар, вытирая слезы. – И я вместе с тобой…
- А тебе работать не нужно?
Перспектива, что он постоянно будет околачиваться в моей квартире, радовала все меньше. Сама не понимала своего отношения к Захару. С одной стороны, я была благодарна ему за помощь, с другой – не могла избавиться от мысли, что делает он все не просто так. Откуда взялись такие мысли, ума не приложу. Ничего подозрительного в словах и поступках Захара не было. Разве что, иногда мне казалось, что действует он через силу, словно заставляет себя. Но, опять же, это могло быть только игрой моего воображения. А может все дело в том, что не верила я в такую вот симпатию, на ровном месте. Скорее наоборот, начавшуюся с явной антипатии. В общем, я слегка успокоилась, когда Захар ответил:
- Нужно, конечно. И не собираюсь я у тебя торчать целыми днями. Но приходить навещать буду.
Вот и славно!
Захар ушел на кухню, подогревать обед. Я закрыла глаза и не заметила, как задремала.
***
Ох, как же больно! Волна накатила такой силы, что дышать стало нечем. Я вытянулась струной и не могу пошевелиться. Кричать тоже не могу. Живот, словно в огне, а тело покрыто ледяной испариной.
- Терпи, родная, так всегда бывает, - сквозь туман слышу голос матери. – Мы, бабы, все через это проходим и не умираем. Покричи, легче станет.
Зачем она говорит мне все это?! Зачем она вообще что-то говорит? Не хочу мучиться, не нужен мне этот ребенок. Как и отец его!.. Никто мне не нужен, как и жизнь сама. Получить бы сейчас забвение, как награду за все страдания.
Боль медленно отступает, и я смогла повернуть голову. Григорий трясется в углу, затравленно смотрит на меня. Как же он мне ненавистен!
- Пусть уйдет, - попросила я мать. Во рту пересохло, губы не слушались. – Пить…
Это все, что я успела сказать до новой волны боли.
Сколько длилась агония, не помню. В перерывах между схватками я бредила. Вот отец заходит в комнату и что-то говорит мне с улыбкой, той самой, о которой я успела забыть, потому что отец перестал улыбаться. Мама стряпает пироги… Протяжно мычит корова в хлеву. Хотя, корова мне вряд ли привиделась. Скорее всего, реальность наложилась на беспамятство. Так же временами мелькало озабоченное лицо бабки-повитухи - металась она с тряпками и тазами по комнате.
- Тужься, родная. Скоро все закончится. Тужься! – кричит мать. – Задушишь мальца!
Как же я могу тужиться, если не работает ни один мускул. Так ему и надо, пусть задохнется…
- Нужно доставать. Времени больше нет, сам не пройдет, - вроде, говорит повитуха.
Адская боль прорезает тело, и вместе с ней я слышу нечеловеческий крик. Кричу я, - успеваю подумать, проваливаясь в темноту.
***
- Вера, проснись. Вера! Да, что с тобой?!
Я открыла глаза, все еще ощущая боль. Рядом сидел перепуганный Захар.
- Что случилось? – Голос показался чужим, такой он был у меня хриплый.
- Ты кричала во сне?
- Я кричала?
- Ты орала, будто тебя режут на куски.
- Господи, какой кошмар! – Я наклонилась вперед и спрятала лицо в ладонях. – Это было так ужасно…
- Что было-то? Тебе приснился страшный сон?
Захар отвел мои руки в стороны и заставил посмотреть на себя.
- Что тебе снилось?
- Я хотела его убить.
- Кого?
Как я могу рассказать? Кто поверит, что во сне я живу чужой жизнью, если даже бабушка не придала этому значения? А Захар и вовсе решит, что я сумасшедшая. И потом, если рассказывать, то все сначала. А я не могу… снова пройти через это.
- Это был просто кошмар. Забудь, - как можно увереннее попыталась ответить я.
Какое-то время Захар продолжал меня рассматривать, а потом с тенью обиды в голосе произнес:
- Как хочешь. Сейчас кормить тебя буду. Не спи…
Через десять минут, когда я уже измучилась прокручивать в голове сон, Захар вернулся с уставленным подносом. Заставил меня удобнее сесть и положил поднос на ноги.
- Не очень удобно, понимаю. Но лучше, чем идти на кухню. Лопай, - велел он.
- Тут все, что ты нашел в холодильнике?
Такого разнообразного обеденного меню у меня еще не было. В центре подноса красовалась самая большая из глубоких тарелок борща с щедрой порцией сметаны. Бутерброды с маслом, колбасой, сыром… Варенье в маленькой вазочке. Гроздь винограда на блюдце. Остатки пельменей тоже в глубокой, но поменьше, тарелке и тоже улитые сметаной. И огромная чашка чая с молоком.
- Я все это должна съесть?
- Я помогу тебе, потому что, если честно, ужасно проголодался. И нанюхался к тому же…
- И что будешь есть ты?
- Если ты не против, то борщ. Обожаю такой вот – красный, густой… И чтоб сметаны побольше.
Определенно, у него талант смешить меня. Я чуть не расплескала все, пока смеялась. Захару пришлось держать поднос, пока не успокоюсь. Ну конечно, как я могла подумать, что столько борща он мог принести мне?
В итоге, Захар съел почти все. Я поклевала пельменей, насколько позволил вялый аппетит. Меня все еще лихорадило, то ли после вынужденной прогулки, то ли после сна.
Когда посуда на подносе опустела, Захар снова оставил меня одну – пошел прибираться на кухне и мыть тарелки. Вернулся через несколько минут и с видом сытого кота развалился в кресле. Меня неприятно кольнула мысль, что ведет он себя слишком по-хозяйски.
- Расскажи о себе, - попросила я, чтобы вырвать его из состояния послеобеденной дремы. Еще не хватало, чтобы он уснул тут.
- А что тебя интересует?
- Все.
- Вот так прям все? - рассмеялся он.
- Да все. Про меня ты знаешь много, даже в дом вхож. А про себя молчишь, как партизан.
Уточнять не стала, что в гости он пришел сам, никто его не приглашал. Может, в его семье так и принято, но меня воспитывали по-другому. И такое поведение я расценивала, как навязчивое и неискреннее.
- Про себя не интересно. Но если ты хочешь, то ладно. – Захар замолчал ненадолго, а потом продолжил: - Живем мы с мамой и сестренкой. Занимаюсь ювелирным делом. Бизнес неплохой, прибыльный, нам хватает. Институтов не заканчивал, как-то не получилось. А Ленка поступила в этом году, скоро первая сессия… Учится на бухгалтера.
И это все? По лицу Захара я поняла, что продолжать он не собирается. Не густо, мягко говоря.
- А сколько тебе лет? – Отставать я тоже не собиралась.
Что-то стало с его лицом, оно резко заострилось, или у меня галлюцинации. И во взгляде появилась затравленность, словно я попросила Захара выдать государственную тайну.
- Я спросила что-то не то? – вырвалось у меня, так напугала перемена.
Видно было, как он борется с собой, пытается совладать с чувствами. Постепенно лицо его приняло нормальное выражение, но напряжение из взгляда не исчезло, лишь спряталось поглубже.
- Все нормально, извини. Мне двадцать девять… Скоро будет тридцать.
- Скоро? Это когда?
Да что происходит? Он так сморщился, словно я спросила, сколько у него было любовниц. Странная реакция на невинный вопрос.
- В марте.
- Рыба или Овен?
- Второе…
Упертый, значит.
- А сколько лет твоей сестре?
- Восемнадцать.
Стоило заговорить о сестре, как лицо Захара сразу преобразилось – посветлело, на губах заиграла улыбка. Получается, нельзя говорить только о нем лично? Очень странно. Какая-то темная лошадка.
- А почему ты решил стать ювелиром?
- Я, как сорока, люблю все яркое.
Отшутился? Упорно не хочет рассказывать о себе. Ну и ладно, не больно-то хотелось.
Я откинулась на подушки и прикрыла глаза. Захар расценил это, как намек, что засиделся в гостях.
- Я пойду… Нужно еще поработать.
Хоть ничего такого и не имела в виду, но тихо порадовалась. Не чувствовала себя свободно при нем, чем-то он меня напрягал. Да и беседа наша не клеилась.
- Завтра зайду.
Как же… Помнится, в прошлый раз ты тоже это обещал, а не пришел. Не обещай, раз не собираешься выполнять. Хотя, мне-то что, придет он или нет?
Я настроилась скучать оставшуюся половину дня, но мне не позволили. Не успел уйти Захар, как прибежала Наташа. Она долго и в подробностях рассказывала про своего нового бойфренда, и как им живется в отсутствии его родителей. Уходя, настояла на уколе. Никакие сопротивления не действовали – обезболивающее вколола практически силком.
- Вдруг разболится, что делать будешь?
В общем-то, я была даже благодарна ей, потому что после прогулки боль так и не прошла, а лишь притупилась. А вот после укола сразу полегчало.
Вечером меня навестили с работы. Пришли Наталья Владимировна и Светлана Львовна – наши бухгалтера. Они принесли мой любимый шоколадный торт. Мы долго пили чай и говорили, говорили, пока они не пересказали мне все наши новости и сплетни.
После непривычного наплыва гостей я так устала, что уснула при включенном телевизоре. И, слава богу, в этот раз мне ничего не приснилось.
Захар пришел, как и обещал. Не то чтобы я ждала его, но срабатывал спортивный интерес – сдержит слово или нет. Да и скучно было сидеть в четырех стенах одной. Вчерашний геройский поступок по вылазке из дома повторить не решилась. Да и снег валил с самого утра – никакие костыли не спасут.- Будешь угощаться борщом? – не удержалась и подколола Захара, пока он раздевался в коридоре.- Спасибо, я сыт.Прозвучало, как «спасибо, я сыт тобой по горло».Или у меня паранойя в зачаточном состоянии, или он ходит ко мне через силу. Эта мысль всегда появлялась, когда видела его. Или он со всеми такой? Тогда он пренеприятнейший тип, отвратительный даже.- Слушай, зачем ты это делаешь? – не выдержала, спросила в лоб.- Что именно? – оторвался Захар от разглядывания фотографий, которые бабуля расставила в серванте.- Ходишь ко мне? Тебе же это неприятно.- С чего взяла?- Вижу. – Я пожала
- Ты только глянь, какая красавица у нас уродилась. Ты моя прелесть, малюсенькая, но до чего же ладненькая получилась. Ну, тчи-тчи… не плачь, сокровище мое, - приговаривала мать, улюлюкая и сюсюкая.«Уйди и унеси этот орущий сверток. Оставьте меня в покое, все!» Хотелось просто лежать с закрытыми глазами, никого не видеть и не слышать. Воспоминания о боли еще были свежи. Она словно унесла с собой желание жить, оставив одну постылость и пустоту в душе.- Сейчас, моя кровинушка, мамка тебя покормит. Вера! – В голосе матери появилась сталь. – Посмотри на меня! Ребенок грудь хочет.Кровать прогнулась под тяжестью ее тела. Я невольно открыла глаза. Мать сидела, тщетно пытаясь успокоить новорожденную. От ее крика вибрировало в ушах. Видно, придется накормить ее, чтобы замолкла.- Дайте сюда, - сказала я, резко усаживаясь в кровати. Голова закружилась, и я откинулась на подушки. – Не мо
На следующей неделе я сходила в больницу и сделала рентген, как велел врач. Кость срасталась отлично. Травматолог обещал пораньше снять гипс, что меня особенно порадовало. Надоел он жутко! Просыхал плохо, кожа под ним зудела постоянно… Я даже предпринимала попытки почесать – просовывала под гипс спицу. Скорее бы закончилось это испытание. Мысль, что за неделю до Нового года я освобожусь от этого куска пластика, вселяла в меня оптимизм. Немного огорчало, что больничный мне закроют не раньше окончания новогодних каникул. Значит, период безденежья затянется. Правда, на работе вроде как обещали премию по итогам года. А еще не радовало, что предновогоднюю неделю придется потратить на поездки в больницу – мне назначили пять сеансов прогревания. Все люди как люди, будут готовиться к празднику, а я, как сайгак, скакать из автобуса в автобус, потому что в больницу ехать с двумя пересадками, а на такси не напасешься. Хотя, это все равно лучше, чем сидеть дома безвылазно.
Не могу сказать, что проскучала всю следующую неделю. С одной стороны, почти ничего не делала по дому и никуда не выходила. Основную часть времени проводила на диване с книгой или щелкала пультом, переключая каналы на телевизоре. С другой стороны, пару раз съездила на работу – там царила такая запарка, что два других оператора не справлялись еще и на моем участке. Наташка забегала почти каждый вечер и развлекала меня рассказами о собственном счастье. Могла бы и не говорить, и так все было видно – светилась, ослепляя, как дальний свет фар. Захар не приходил, зато звонил регулярно и справлялся о моем здоровье. Да и с бабулей мы вели долгие вечерние беседы по телефону.Иногда мне даже хотелось, чтобы меня на какое-то время абсолютно все оставили в покое – дали подумать как следует. А подумать мне было о чем. О рисунке, который нашла у Захара в мастерской. Меня зациклило на этом. Но все мысли плавали где-то на поверхности, словно что-то не пускало их на глубину.
Я легла на диване. Захару постелила на раскладушке, в той же комнате. Перед этим мы долго планировали, как я буду настраиваться на сон. Когда Захар начинал рассуждать, в каком положении, с его точки зрения, удобнее всего вызывать сон, я невольно смеялась. Так потешно у него это получалось. Сначала он обижался, а потом не выдержал и развеселился тоже. В общем, вечер прошел лучше, чем я планировала. Странно, но общая трагедия и то, что мы открылись друг другу, сблизило нас. Я перестала относиться к Захару с подозрением во всех смертных грехах. А он стал более разговорчивым.- Жень, ты спишь? – позвал Захар из своего угла, когда я думала, что он уже уснул.- Нет.- А ты подумала, что именно хотела бы увидеть?- Нет. А должна?- Ну а как же?!Раскладушка заскрипела – Захар повернулся набок и подпер голову рукой.- Как ты можешь призвать сон, если даже не программируешь какой?- Да я вообще не знаю, как себя программиров
До Нового года осталась неделя. После той ночи Захар больше не оставался у меня. И разговоры на тему снов не заводил. Вообще он как-то притих, и меня это огорчало. Словно махнул рукой на себя и свое будущее, решил не сопротивляться року.Я же, напротив, решила сражаться. Каждый вечер, несмотря на страх, пыталась вызвать нужный сон. У меня не получалось, и постепенно затея стала казаться неосуществимой. Мне вообще перестало что-либо сниться. Какие-то отрывки моей настоящей жизни, как отражение действительности. Ни Веру, ни Ивана я не видела, как ни старалась. Засыпание превратилось в ритуал – я ложилась на спину, разглядывала в темноте потолок и представляла себе Веру. Всегда один и тот же момент, как ее будит Иван, чтобы бежать. Как проваливалась в сон, не замечала, а потом наступало утро и появлялось чувство неудовлетворенности и печали, что еще один день потерян.Не знаю, откуда и когда появилось ощущение, что смогу помочь Захару. Но, с недавних пор я свято в э
Пятьдесят километров мы ехали дольше, чем планировали. Когда свернули с трассы на проселочную дорогу, поняли, что снега навалило прилично. Местами путь был заметен настолько, что даже джип Захара буксовал. Кроме того, фонарей тут не было совсем, даже когда проезжали какой-нибудь населенный пункт. Немного освещали путь окна домов. Я все больше впадала в нереальность. Сама себе поражалась – как согласилась поехать куда-то с малознакомым человеком. Неважно, что нас с Захаром объединяла общая тайна, его-то я почти не знаю.- Далеко еще? – не выдержала, поинтересовалась я после очередного «откапывания» джипа. Временами он садился так глубоко, что Захару приходилось орудовать лопатой.- Скоро будем на месте. Если бы не эти заносы…Мы как раз проезжали по центральной площади какого-то поселка. Радовало глаз обилие иллюминации, по кругу площади бойко торговали магазинчики, и имелся даже один супермаркет. А в центре была наряжена елка
Любаша плачет. Боженьки, как же хочется спать! С трудом разлепила глаза. Малышка надрывалась, что есть мочи. Григорий даже ухом не вел – перепил медовухи накануне, спал, как убитый. К лучшему это – только его не хватает, путающегося под ногами.Ступни коснулись ледяного пола, сразу стало зябко, по коже пробежали мурашки. Луна заливала комнату холодными предрассветными бликами. Рано в этом году приближалась зима – ни бабьего лета, ни пожухлой листвы. Первый снег лег на зеленую траву. И после него тепла больше не было, хоть и земля еще оставалась долго непокрытой, вымороженной.Колыбель ходила ходуном. Любаша распеленалась и сучила ножками, громко крича.- Ну, что ты, моя хорошая? Что случилось?Я достала теплый комочек и прижала к себе. Дверь отворилась и заглянула заспанная свекровь.- Давай я?- Сама. Идите спать.- Молока согреть? Или грудь дашь?