Пятьдесят километров мы ехали дольше, чем планировали. Когда свернули с трассы на проселочную дорогу, поняли, что снега навалило прилично. Местами путь был заметен настолько, что даже джип Захара буксовал. Кроме того, фонарей тут не было совсем, даже когда проезжали какой-нибудь населенный пункт. Немного освещали путь окна домов. Я все больше впадала в нереальность. Сама себе поражалась – как согласилась поехать куда-то с малознакомым человеком. Неважно, что нас с Захаром объединяла общая тайна, его-то я почти не знаю.
- Далеко еще? – не выдержала, поинтересовалась я после очередного «откапывания» джипа. Временами он садился так глубоко, что Захару приходилось орудовать лопатой.
- Скоро будем на месте. Если бы не эти заносы…
Мы как раз проезжали по центральной площади какого-то поселка. Радовало глаз обилие иллюминации, по кругу площади бойко торговали магазинчики, и имелся даже один супермаркет. А в центре была наряжена елка
Любаша плачет. Боженьки, как же хочется спать! С трудом разлепила глаза. Малышка надрывалась, что есть мочи. Григорий даже ухом не вел – перепил медовухи накануне, спал, как убитый. К лучшему это – только его не хватает, путающегося под ногами.Ступни коснулись ледяного пола, сразу стало зябко, по коже пробежали мурашки. Луна заливала комнату холодными предрассветными бликами. Рано в этом году приближалась зима – ни бабьего лета, ни пожухлой листвы. Первый снег лег на зеленую траву. И после него тепла больше не было, хоть и земля еще оставалась долго непокрытой, вымороженной.Колыбель ходила ходуном. Любаша распеленалась и сучила ножками, громко крича.- Ну, что ты, моя хорошая? Что случилось?Я достала теплый комочек и прижала к себе. Дверь отворилась и заглянула заспанная свекровь.- Давай я?- Сама. Идите спать.- Молока согреть? Или грудь дашь?
На улице уже рассвело. Холодное утро первого января. С детства не любила этот день. После новогодней ночи, которая всегда оставалась в памяти, как что-то чудесное и неповторимое, наступали будни, со своими заботами, переживаниями и новыми ожиданиями праздника. Именно в этот день я острее обычного осознавала, что зима еще будет длиться долго. Впереди крещенские морозы, ферваль-ветродуй и холодный март, когда зима ожесточенно сражается с весной, не желая уступать ей права.Угли еще потрескивали в печке, со стола было все убрано. Видно, Захар не так давно лег. Коротал новогоднюю ночь в одиночестве. Значит, не стоит будить его, хотя, больше всего и как можно скорее мне хотелось отправиться домой. Невыносимо было осознавать, что нахожусь в чужой избе, далеко от родного города, в компании малознакомого мужчины. С последним фактом, конечно, можно поспорить. О Захаре я знала так много, сколького иной раз и о родном человеке не узнаешь. Его жизнь открылась мне на протяжении нескольких
Обратная дорога казалась длиннее. То ли оттого, что идти приходилось в горку, то ли я сознательно замедляла шаг, словно оттягивала момент возвращения. Любаша все еще спала, и я уже начала волноваться, все ли в порядке, не наслала ли знахарка на нее порчу какую. Хотя, вряд ли. Достаточно вспомнить, как она с ней возилась, да и свекровь говорила, что не обидит та малое дитя.В правой рукавице прятались два свертка – тот, что побольше, для Любаши от боли в животике, поменьше – мое избавление от нежеланного плода. Про самый маленький сверток, что сжимала в левой руке, я боялась даже думать. Он тоже принесет избавление – от нежеланного мужа. Пусть это и грех, но не первый в моей жизни, не привыкать, да и не видать мне все равно рая.Ее присутствие я сразу почувствовала. Вернулась стерва! Притаилась, думает, я не узнаю. А как тут скрыться ей, если внутри все зудит, аж выкручивает. Так бы и бросилась оземь, если бы не н
Несмотря на полубессонную ночь и массу новых впечатлений, проснулась я рано. Память тут же услужливо восстановила все последние события. Краска стыда не заставила себя ждать и обильно залила мое лицо. Хорошо, Захар крепко спал. Казалось, он даже позы не изменил – так и лежал лицом к стене.Молясь, чтобы он не проснулся, я, боясь даже дышать, вылезла из кровати, схватила домашние вещи и скрылась в ванной. Так тщательно я еще никогда не умывалась и не причесывалась. Спортивные штаны и футболка казались мне неподходящими для того чтобы предстать в них перед тем, с кем практически провела ночь. Но выйти из ванной и подобрать другой наряд я не рискнула. Пришлось велеть себе не страдать идиотизмом и не мечтать, что отныне в наших отношениях с Захаром что-то изменится.Зря я опасалась, что выйду из ванной и увижу ухмыляющегося Захара. Он умудрился проспать до обеда. Не разбудил его ни звонок бабушки и получасовые наши с ней разговоры, ни приход соседки за стаканом муки.
- Мне пора…- Побудь еще немного.Погода портилась. На небе собирались грозовые тучи. Ветер гнул ивы и волновал поверхность озера. Того и гляди ливанет.- Я завтра еду на ярмарку, в город.- Завтра? А почему ты?В объятьях Ивана было тепло и уютно. Так бы и сидела вечность. Он прижимал меня к себе, словно боялся, что убегу, убери он руки. А так ли он был не прав?Я посмотрела в его глаза и обожглась – столько в них было страсти и еще чего-то, опасного и манящего одновременно.- Отец приболел, так бы он поехал. Больше ехать некому.По телу пробежал озноб, и я поежилась, теснее прижимаясь к Ивану. Ощущение, что это уже было, не покидало, волновало душу, сжимало сердце. Не понимала, что со мной происходит, отчего так не по себе. Понятно, что я расстроилась, узнав о его отъезде. Неделю его не увижу. Но это не в первый раз. Отчего же мне так пло
Когда из-за угла дома показалась машина Захара, я чуть не запрыгала от радости. Специально вышла пораньше, чтобы подышать морозным воздухом и привести мысли в порядок. Я не узнавала себя, как будто резко поглупела. Ни на чем не могла сосредоточиться. Разглядывая заснеженный двор, представляла, какой он будет в период бурного цветения. На улице мело, а я мечтала о ярком солнце. Закрывала глаза и представляла, что птичий щебет звучит по-весеннему.Захар выглядел уставшим и расстроенным. С меня разом слетела романтическая шелуха, едва села в машину. В душе заворочалось беспокойство.- Что-то случилось?Я разглядывала темные круги под его глазами и складку возле губ. Легкая небритость делала его лицо еще более угрюмым.- Маме сегодня ночью стало плохо – сердечный приступ. Скорую вызывали.Вот оно в чем дело! Мне стало стыдно за собственный эгоизм. Думаю только о себе. И ни разу до этого не пыталась поставить себя на место той женщины – мате
Все пошло не так. Не могла избавиться от этой мысли. Я застряла на одном месте. Как машина буксует в топкой почве. Только ее рано или поздно вытаскивают – находятся смельчаки, желающие помочь. Мне же приходилось рассчитывать исключительно на себя.Каждую ночь я засыпала с надеждой, что сегодня уж точно у меня получится достучаться до сознания Веры, заставить ее отказаться от мысли травить Григория. И каждый раз я просыпалась ни с чем – с ощущением бесполезности и бессмысленности попыток. Я словно пыталась замесить тесто без муки. В моих попытках тоже не хватало главного – вяжущего.Я дала себе установку – проникать в сознание Веры до того момента ее жизни, как она решится первый раз подсыпать порошок Григорию. Благодаря стараниям знахарки, получалось у меня это отлично. Слава богу, я больше не переживала тот ужас, связанный с потерей ребенка. Становилась Верой чуть позже, когда она уже шла на поправку.Уже на следующий день после вы
Когда я перестала быть Верой? С недавних пор я четко все чувствовала, знала, о чем она думает, видела окружающее ее глазами, но не была ею. Я оставалась самой собой, но в ней. И такое положение вещей устраивало меня больше – появилась относительная свобода действий. Правда, очень относительная. Пробиться сквозь броню ее сознания у меня пока не получалось.Мы находились на кухне. Именно мы, а не она или я. Теперь нас было двое, и мы обе об этом знали. Вера держала в одной руке кувшин с водой, а в другой сжимала порошок. Костяшки пальцев побелели. Она силилась разжать кулак, а я напрягла всю свою волю и не давала ей этого сделать. Наступил кульминационный момент, когда она решилась подсыпать яд в воду. Странно, но я чувствовала, как вспотела от напряжения. Или это ее ощущения?Вид у нее был совершенно дикий: волосы свисали неряшливыми прядями, глаза таращились и вращались, губы кривились. Она ругалась, как портовый грузчик, пытаясь сдвинуться с места. Но я ей мешал