Глава двадцать первая

Джил

Артур ушел, но с большой неохотой. Проводив его взглядом, я устало вошла в дом.

 Призрачный утренний свет проник и уже заполнил всю незамысловато обставленную комнату. Я словно заново увидела всю убогость такого жития, у побеленной каменной стены стояла грубо сколоченная узкая лежанка, у окна под серой скатертью прятался продолговатый стол. На противоположной стороне висели деревянные полки, на них стояли небольшие глиняные сосуды с высушенными травами.

 Вместо шкафа у кровати находился огромный сундук, укрытый полотняной рогожкой, в который Лусия не разрешала укладывать чужие вещи, так что все свое я хранила в корзинке у кровати. Сиденьями служили перевернутые бочонки, покрытые сверху с любовью пошитыми синими подушечками, наверно, это здесь единственное творческое приложение рук хозяйки дома.

Меня саму удивляло раздражение, которое я испытывала от недостатка необходимых вещей. Но в большинстве случаев все приглушалось серостью ежедневных забот моего безмолвного существования.

Устало села на лежанку, чувствуя себя совершенно разбитой и, наконец, полностью осознав свою глупость: еще не так давно, на станции, решительно возражала против расставания, но сейчас, втянув Артура в свои проблемы, готова была прибить себя за эгоизм.

Я упрямо выдернула его из его времени и спокойной жизни, хотя Рома предупреждал, поместила в новую историческую реальность, а теперь оставляла одного…

Нет, в осознание вины проникало понимание, что в моем отчаянье частично виноват откат после чрезмерного приема пастилок антисна, об это говорили такие признаки, как дрожь в руках, отдышка и белые круги перед глазами. И огромное чувство вины. Но все же физическое недомогание было всего лишь частью общего уныния.

Я привычно потянулась за флакончиком, который хранила в корзинке, под видом глиняного свистка, и с ужасом обнаружила, что кончили пастилки восстанавливающие силы, те, что мне сейчас необходимы как воздух.

Но делать нечего, надо переодеваться и идти в особняк.

Поправив чепчик из грубого серого полотна, вышла из дома, на пороге которого, усердно работая, сидела Лусия. Я еще удивилась, что не встретила ее, когда шла сюда. Наверно старушка ходила в соседнюю рощу за свежими ветками.

— Загуляла, нечестивка, уж и ночевать не явилась… — проворчала она, выкладывая свежими листьями каштана дно корзин для рыбы, которой она торговала на рынке.

Я пожала плечами.

— Была в Неаполе. Лукреция, горничная в особняке, сказала, будто слышала, что в районе Площади мучеников, в магазин шелковых шляп требуется прислуга… — Я на самом деле слышала этот разговор, так что не боялась, что меня обличат во лжи.

Я подошла к колодцу и набрала воды, собираясь еще раз умыться...

— Всю ноченьку рассказывала своему черноглазому, как искала работу? — Рассмеялась старушка, раскрыв рот полный желтых кривых зубов.

— Да уж… Вам набрать воды? — Я взглянула в сторону замызганной стены, где стояли два огромных, но пустых, глиняных кувшина.

— Да нет, раз ты уж добрая такая девушка, дай мне лучше монетку, а то когда Лусия станет совсем немощной и уже не сможет ходить на рынок, ей за эту монетку водичку-то и достанут.

Чувствуя себя такой слабой, я вдруг до слез пожалела одинокую старуху, вытянула лоскуток с карлино, развязала его и дала ей горсть монет.

Лусия с жадностью перебрала каждую, потом пристально на меня посмотрела и неожиданно сказала:

— Не боись, девушка, никому не скажу, что ты сегодня не ночевала. Нет, ты не думай, что я такая вредная и слежу за тобой…

Нет, на благодарность я не рассчитывала, но видеть во всем корысть…

Я возвела глаза к небу… и, чтобы прекратить внезапно пробившиеся излияния Лусии, поспешно распрощалась и отправилась в поместье.

На работу, как и думала, я немного опоздала. Помощники повара уже развели огонь в печи и натаскали из колодца воды в огромные сосуды. Но пока ни экономки, ни повара не было, быстро достала муку, большую деревянную миску, собираясь поставить закваску.

Но сегодня все это давалось мне необычайно тяжело. Засучив рукава платья, в перепачканном мукой фартуке я с трудом месила тесто для пирогов. Мне не повезло, у хозяина сегодня гости, значит, будет много дополнительной работы.

Руки дрожали, в голове стоял туман, таблетки от сна уже не действовали… Я не помнила, когда последний раз хоть что-то ела и самое главное, есть, вообще не хотела.

Чувствуя порыв холодного воздуха, когда открылась дверь, я равнодушно покосилась на входящего.

Вновь тот разряженный аристократ с неприличными манерами. На этот раз он был в ярко зеленой весте. Судя по мешкам под глазами густым винным ароматам, он всю ночь пил и еще спать не ложился. Заметив меня, синьор оживился. И этот проблеск не назвала бы это радостью, скорее нехорошим оживлением.

Я прищурилась и смерила незваного посетителя ледяным взглядом.

Синьор, гордо осмотрев пустую кухню, важно приблизился.

— Ну, так сегодня ты согласна развлечь меня? — спросил гость, с придыханием ко мне склоняясь. 

Меня передернуло от отвращения и страха. Вообще-то высоких мужчин здесь было еще меньше чем в Англии, но этот был выше меня на две головы.

— Вот увидишь, тебе понравится. И мое золото тоже… Я хочу тебя, красавица, — пробормотал он, все ближе ко мне склоняясь. — Получишь удовольствие, а потом сама будешь искать меня, потому что я умею это делать...

— Мое удовольствие не стоят вашего беспокойства, синьор, — сказала я холодным тоном, который обычно приберегают для зеленщика. 

Чего он ко мне привязался?! И куда вся куртуазность делась? Вот же мерзавец!

Я покачала головой, молча отказывая, все еще надеясь, что можно решить проблему мирно. Но гость только злорадно усмехнулся.

Отступая от него, я выставила перед собой руки, перепачканные в муке с налипшими кусочками теста, в надежде, что он не станет пачкать столь превосходную зеленую весту мукой.

— Я вчера проследил за тем синьором, которого ты провела как младенца… — В его голосе звучал явный намек на угрозу.

Сначала я не поняла о ком он, но разряженный синьор сам пояснил:

— Я шел за ним до самой старой верфи, а когда он понял, что ты, плутовка, туда не пришла, принялся рассматривать какое-то дьявольское приспособление…

Я так и думала, что Рома дал Артуру что-то для поиска. Скорее всего, кольцо измерения радиации. Так он и нашел меня в Неаполе.

— Я ни с кем не договаривалась, синьор, вы видимо перепробовали молодого вина или перегрелись на солнышке. — Я попыталась разозлить его, чтобы он перестал болтать об Артуре и кольце.

Наступая на меня, синьор прижал меня к деревянной перегородке, за которой на полках хранили сковородки и котлы. Он резко толкнул меня в нее и сразу же задрал юбку. Гость был здоровый, злой и явно никогда не получавший отпора.

Но, увы, у меня не было сил и поэтому никакой возможности вырваться из его объятий. Пальцы с острыми ногтями впились мне в плечи.

— Прошу, синьор, отпустите меня, — взмолилась я, когда он поволок меня в сторону кладовки. — Это плохо кончится…

— Не лги и не выкручивайся! Ты этого хочешь, не меньше чем я! — рявкнул он, заламывая мои руки.

С выпученными глазами побагровевшим лицом, похожий на сумасшедшего, он остервенение оборвал пуговицы на моей блузке и разорвал нижнюю рубашку из тонкого батиста. Кровь в моих венах застыла. 

Я ударила ногой, пытаясь сломать его голень, но то ли сил не хватило, то ли он увернулся и мой удар прошелся вскользь, но в ответ он коленом резко раздвинул мои ноги.

Мерзавец склонился ко мне, чтобы поцеловать в шею, а затем мокрыми губами грубо впился в губы.

Я кое-как вывернула руку, добираясь до его шеи, но не успела. В коридоре на его спиной появился главный повар, испанец, и от души огрел соотечественника-негодяя сковородой.

Наглец, пачкая яркую весту, сполз на пол. Я с отвращением оттолкнула тяжелое тело и резко отпрянула в сторону… чтобы сморщиться от резкой боли во всем теле.

Звон в ушах нарастал. Меня тошнило от усталости, слабости и отвращения. Руки не слушались и мелко дрожали.

 Повар, взглянув на меня, досадливо поморщился, меряя шагами коридор у кладовой.

С трудом поднявшись, я перевела взгляд на испанца, который так и не убрал сковороду.

— Спасибо… — прошептала я одними губами.

Ничто из того, что случилось сегодня, не было новым для меня, но все же я не могла сдержать гнев и горечь. Выплакаться так, чтобы получить хоть какое-то облегчение, — для меня невозможная роскошь.

Мне казалось, что все вокруг заволокло туманом, а на мои глаза будто затянули серым пластиком. Я стерла с губы потек крови и, не совладав с дрожью в ногах, качнулась вперед, чуть не свалившись на насильника.

Повар подхватил меня и подтащил к лавке, которая стояла под окном, выходящим на море.

— Он сейчас придет в себя… Тебе надо быстрой уйти, девушка. — Тихо произнес испанец. — Я положу твою плату на стол… Подожди немного.

Я качнула головой, выражая согласие, сейчас просто страшась разговоров, но, в конце-то концов, ведь это все равно не выход. Никто этого так не оставит.

Старый испанец сердито засопел, развернулся и пошел к кувшину со льдом, который доставляли с гор для приготовления мороженного и хранения продуктов. Он завернул лед в полотно, которым укутывали тесто, и протянул мне. Я неловко приняла сверток, не соображая, что с ним делать. Повар вздохнул и сам приложил его к шишке на моей голове.

Я была вроде здесь, но чувствовала себя, словно наблюдая со стороны. Видела, как он вытаскивает из корзины бутылку. Как выдергивает пробку зубами и, сделав приличный глоток, наливает вина в кубок и приносит мне. Видела и понимала, но еще несколько мгновения с непониманием смотрела на кубок, словно пытаясь вспомнить, что с ним делать.

Где-то хлопнула дверь, и я вздрогнула. Стефан, волосатый коротышка: официант, разносчик, мальчишка на побегушках, сделал было шаг вперед, но повар остановил его резким движением руки, он молчал, стиснув зубы, брезгливо рассматривал валяющуюся на полу жертву неуемной страсти.

— Эй, что случилось? — озадачено спросил официант. Но вместо ответа повар повернулся к нему и сурово приказал:

— Найди ей покрывало, проводи Лауру отсюда, и забудь что видел.

Стефан пожал плечами, подхватил меня под руку и повел к выходу. Чувствуя себя сомнамбулой, я послушно шла с ним. При этом переживая, что из-за столь мелкой глупости больше не смогу беспрепятственно появляться в особняке герцога.

— Кто его так? — едва мы вышли из кухни, поинтересовался Стефан.

— Сам упал… — прошептала я, кутаясь в подаренное мне покрывало.

— Ну сам так сам… У тебя здесь кровь… И губы разбиты, — добавил он.

Я провела ладонью по подбородку и посмотрела на пальцы. Кровь.

Проклятие…

Будут синяки, а мне так не хотелось посвящать Артура в свои неприятности. И кухни донесся рев, видимо бешеный синьор пришел в себя. Я резко остановилась и с ужасом посмотрела на Стефана.

— Пойди быстрей туда, скажи, что повар был с тобой, когда вы нашли его на полу и помогли. — Я сунула ему в ладонь все деньги, что отдал мне повар. — Этот старый испанец… Он спас меня… Пожалуйста, Стефан. Ты благородный человек, помоги ему, а я не выдержу, если повара рассчитают за то, что он помог мне.

Стефан кивнул и умчался на кухню.

Я незамеченной вышла из особняка. Миновала пустые беседки, и вышла на тропинку, сокращающую путь к дому Лусии.

В небесах царило солнце, совсем рядом плескалось море, ветерок веселил нежные маслины и пинии, покрывающие склоны холмов, окружающих Везувий.

Передумав возвращаться в дом Люсии, я спустилась к берегу. Свежий морской ветер ударил в лицо. Устроившись на огромном камне, зажмурилась под лучами утреннего солнца, жадно вдыхая ароматный воздух. Запах бурых водорослей несколько портил впечатление, но мягкое тепло ласково согревало истерзанную кожу, покрытую от подбородка и до плеч синяками и порезами.

Я устроилась в тенечке, в полудреме наслаждаясь плеском волн…