Глава 3

Не могу объяснить, но чувствую, как необъяснимая легкость появилась в теле. Состояние было таким, словно с плеч упал груз. Стало проще думать и дышать. Даже мир казался ярче, пока я бежала по Маунтан Стрит до вывески, обрамленной неоновыми лампочками. Это был тот самый «Чародей», где мы должны были встретиться с Эриком.

В помещении было достаточно холодно из-за кондиционеров, поэтому я собиралась быстро купить что-нибудь сладкое и вернуться в солнечный рай на улицу. Одной рукой я вытащила корзинку, другой сняла кепку. Глаза жадно поедали витрины в поисках батончика шоколада и банки колы.

Направляясь к кассам вдоль рядов, я обратила внимание на мужчину. Глаза его пылали ядовито-черным цветом, особенно выделяясь на фоне коротко-стриженной макушки и впалых щек. И прошла бы мимо, но он как-то странно посмотрел, потом сделал шаг по направлению ко мне и быстро увеличил скорость, будто бежал напролом и не видел, затем и вовсе налетел, толкнув в плечо. Неприятный удар. Мужчина чуть не сбил меня с ног. И то, что я устояла, уже казалось невероятным, потому как обычно координация подводила меня в самые важные моменты.

Я тут же повернулась в сторону человека, ударившего меня, но его и след простыл. Даже обидеться не успела, пока не стала бранить незнакомца, растирая, причинявшее страдание, плечо. И все бы ничего, но боль нарастала, пока я двигалась к кассе, возле которой меня ждал еще один сюрприз — Николос Марко. Перевела взгляд с пола на парня, вздохнула и забыла об упреках. Его наполненные блеском, сверкающие, как бриллианты, глаза пробили брешь в моих чувствах к Эрику. В эту минуту они казались мне более открытыми, более душевными, более разумными. Самые прекрасные глаза! Легкая улыбка Марко светилась. Пульс резко подскочил, а, значит, дыхание участилось, и по венам пошел приток крови к голове. Щеки начали светиться румянцем. Ощутив это в полной мере, мне стало неловко. Я опустила глаза, и только когда почувствовала, что румянец начал спадать со щек, медленно вернула взгляд на парня, стоящего рядом.

— Здравствуй! — выравнивая голос и преодолевая неловкость, поприветствовала я Марко.

Николос бросил строгий зоркий взгляд на мое плечо, которое я до сих пор растирала, и посмотрел сквозь меня, будто выискивал того, кто меня толкнул.

— Привет, — робко поздоровался парень. — Больно сделал? – поинтересовался он, поглядывая, то на меня, то вдоль галереи с товарами.

— Кажется, перелома нет. Обойдется без травм, — заверила я собеседника, и, видимо, мой до боли жалкий вид заставил появиться на его лице улыбку. Покатилась по наклонной куда-то в пропасть, засматриваясь на эти губы. Двигались то она как зазывающе! Зачарованная парнем, я чувствовала слабость в мышцах и теряла храбрость. И вновь приливает кровь к лицу. Его голос эхом звучал в ушах, потому что эмоции захлестывали меня. Что еще за эффект одного дня «полюби меня»? Стоя здесь, передо мной, Марко казался совершенно нормальным человеком. И даже больше: идеальным. Да, что такое со мной? Стою и пялюсь на парня с блаженной улыбкой на лице. Может, не настолько он был замкнут, как показалось при первой встрече, потому как в эту минуту мое поведение было куда страннее, чем у Николоса в школе.

— Как тебе наш класс? — задала я дурацкий вопрос, переступая с ноги на ногу. Умного в голову ничего не пришло.

— Необычно, — отрезал парень, заметив, как поползли уголки моих губ вниз, и поэтому снизошел до объяснений: — Я обучался дома. — Поправил он волосы. —  Такая жизнь в новинку: люди, общение, правила, студенты.

— Поэтому ты такой замкнутый? — еще хуже задала я вопрос, точно нарывалась на неприятности.

Николос смущенно потер нос.

— Не сердись. Мне сложно. Я не привык к общению, — оправдывался парень короткими фразами и, по-моему, был чрезвычайно доволен собой.

— Первый. Нет, скорее второй опыт общения показал, что у тебя есть надежды, —  воодушевила я его и улыбнулась во весь рот, вероятно, пытаясь понравиться ему всеми силами. Вот даю! И не могу контролировать себя.

Мы стояли посреди торговой галереи, смотря друг на друга, будто корни пустили. Было так непривычно, но глаз отвести от Николоса не могла. Очевидно, что-то происходит, правда не понятно что заставляет меня чувствовать разряды и ток внутри. Руки нервно подрагивали, и порой сбивалось дыхание. Такой милый, учтивый, вежливый. Душа наполнялась этим парнем.

— За покупками? — задала я вопрос, чувствуя, как начинаю тяжело дышать. Тело содрогалось. Это все из-за Николоса? Я провела рукой перед собой, замечая, что пальцы начали двоиться, а движения, как в замедленном кадре напрягали. Вот это чувства! Я ведь на самом деле теряю реальность.

— А зачем еще ходят в магазин? – шутливо переспросил Николос, заглядывая в мою корзину и закатывая глаза. А я вздрагиваю и чувствую, как разряд молнии ударил по вискам. Я даже пошатнулась, но, схватившись за руку парня, устояла. По коже пробежал ток, мутя мой рассудок. Я даже видеть начала, будто через призму, когда услышала вопрос:

— Одна?

 Голос его звучал особенно, как то по-детски наивно. Он почему-то на меня смотрел с опаской и протянул ко мне руки. Ну что еще надумал: трогать меня?

– Да. Нет, – еле выговаривала я слова, замечая испуганные глаза Николоса, глядящего сквозь меня. Что-то привлекло его внимание, но убедиться в этом не успела. Внутри резко кольнуло. Я начала по-настоящему задыхаться, раскашлялась так сильно, что голова пошла кругом и призма стала летать, одновременно чувствуя, как из носа потекла жидкость — кровь. Руки, ноги стали ватными, тело больше не слушалось меня, отпуская в пустоту. А когда вернулась в сознание, то увидела Эрика и его что-то шепчущие губы. Он прижимал меня к себе, немного потряхивая. От тесных объятий становилось жарко. Онемевшие руки не двигались, а в глазах все еще расплывалась картинка.

— Беки, милая, очнись. Ну, давай же, девочка! — услышала я чуть позже. Испуганные глаза Эрика наполнились растеренностью. — Отойдите! — кричал он толпе, обступившей нас. — Вы не даете ей дышать.

Силуэты людей в тумане мелькали, то наклоняясь, то удаляясь. И, кажется, я лежала на полу, упираясь головой в грудь Эрика.

— Ты можешь говорить? — спросил он меня подавленным голосом, прикасаясь ладонью к моей щеке.

— Да, — прошептала я.

— Отнеси ее в больницу, — посоветовал голос одного из силуэтов, склонившегося надо мной.

Эрик подхватил меня на руки и вынес на улицу. Лучи солнца тут же обожгли лицо, вызывая тошноту. Больница находилась в соседнем доме — небольшое здание, где всегда пахло наркозом и бинтами, что очень раздражало носовые рецепторы. Голову снова окутал туман, и я почти сразу потеряла запах медикаментов. Меня дурманило и уносило в какой-то глубокий тоннель. Вновь провалилась в тартарары.

— Я … —  Отключилась.

Очнулась я в палате. Яркий дневной свет бил по глазам. Из носа торчал ватный тампон, затрудняя дыхание. Ощущения изменились, будто я побывала там, где меня не должно быть. Не было ни испуга, ни ярости — сплошно спокойствие. Голова все еще кружилась, от этого фигура матери терялась в дымке. Она сидела, облокотившись на бортик кровати, поглаживая мою ладонь. Ее пальцы вырисовывали какие-то невидимые силуэты на коже.

— Пришла в себя, милая? — зазвенел в ушах самый родной и заботливый голос.

Любящая мать смотрела на меня со священным трепетом. Отчетливо ее глаз я еще не могла увидеть, но чувствовала тепло и ласку, струящуюся из них. Темные завитые волосы спадали на плечи, а на щечках появлялись ямочки от улыбки. Всегда нежная и понимающая, она заботилась обо мне и отце. Ее образ пробивался сквозь паутину в голове, как росток из-под снега. Черты лица стали более четкими, а прикосновения чуткими. Сентиментальные слезы едва не брызнули из глаз.

— Мамочка, — прохрипела я, сжимая ее ладонь своей рукой.

Ее взгляд, словно луч маяка. Она наклонилась вперед бесшумно и, как мне показалось, не расслышала меня, а прочитала по губам.

— Да, детка. Ты что-то хочешь? — ласково обращалась мать, точно пела песню соловья.

Лишь обрывки того, что произошло, остались в памяти. Но я точно знала, что упустила что-то из виду, потому что полная картина событий никак не складывалась целиком.

— Я не пойму, что случилось. В магазине меня толкнул мужчина с черными, как ночь, глазами. Потом я кого-то встретила и начала кашлять. Вроде упала, а дальше — чистый лист, — шептала я озадаченным голосом.

— Доктор Гамильтон сказал, что это нервное. Возможно, у тебя стресс на фоне учебы или потрясение.  

Я напрягала свои мысли, пыталась вспомнить день целиком, но память слишком медленно восстанавливалась.

— Потрясение? — удивилась я, надавливая пальцами на виски. Умная девица! Ничего не скажешь. Так ведь память не вернуть. Хотя бы ирония вернулась.

Из коридора доносились голоса отца и Эрика. Тоскливая неуверенность, что самое важное я не помню, росла с каждой последующей минутой. Надув губы, я отстраненно посмотрела на дверь. Тех двоих я помню.

— Мы уже можем забрать тебя домой, — поспешила обрадовать меня мать. — Врач прописал тебе некоторые успокоительные.

От ее голоса пробежали по спине мурашки.

— Ладно, — кивнула я, как бы говоря, что все нормально. — Голова ясная, как погода утром, — сморщила я нос и язвительно улыбнулась.

Мать помогла мне встать и, взяв под руку, вывела из палаты.

Отец и Эрик о чем-то усердно беседовали, но заметив нас, замолчали, вскакивая со своих мест. Я посмотрела на них грустными глазами, после чего мы с матерью направились к выходу, а мужчины засеменили следом.

— Бекс, ты же жаловалась сегодня на плохое самочувствие. Так почему никому ничего не сказала? – предательски открыл рот Эр.

Я уставилась себе под ноги. Память вернула мне утраченные моменты и тот гнусный позор от собственного вранья залил душу кипятком. И так же стыдно! Нет же нужно было родителям доложить. Лицо начало заливаться краской, а глаза блуждать в поисках защиты. Ха, от себя разве что! Неловкая пауза повисла в воздухе.

— Милая, почему ты не позвонила? — задала вопрос мать сиплым голосом.

Переходя в режим «ожидания», вопрос матери стал лишь фоном. Я думала, как объяснить ей, чтобы не пускать в ход снова ложь. Может, так и сказать, мол, хотела побыть наедине с собой?

— Бекс? – вырвал отец из раздумий, громким голосом повторяя мое имя. Я же и так знаю, как меня зовут! Зачем кричать на всю улицу?

Мысли невольно разбегались под пристальным взглядом всех троих.

— Это простое недомогание, — торопливо заверила их я, а голос нарочно сделала беззаботным.

И снова уставилась себе под ноги.

— Могла бы позволить остаться с тобой, — обиженно выдал фразу Эр, растирая подбородок и клацая зубами.

Укол прямо с сердце. Я осознала, как глупо повела себя, спровоцировав теперь ленту из обмана. Для чего нужна была ложь, я не помнила. И это не худшее, а вот теперь пришла расплата. И это в тот момент, когда я забыла причину своего поведения. Сознание играло со мной злую шутку, отчего тело вдруг нервно дрогнуло.

— Прости, Эр, – кинулась я извиняться, пока еще не понимая до конца зачем, но чувствовала, что так необходимо. — Причин для волнения не было. Если не считать инцидент с обмороком, – добавила я и съежилась.

Похоже, Эрик был в ярости, от этого глаза вспыхнули ярким пламенем. И в них сияло сплошное непонимание.

— Прости? О чем ты думала? Я, между прочим, едва успел подхватить тебя, когда ты потеряла сознание. Могла и голову разбить об плитку. Так еще и кровь пошла носом прямо на глазах. Бледная, как смерть, ты лежала без движений, — высказался он напористо и откровенно. — И, — запнулся он, — мне больно, что ты соврала. — Эр гневно повернул голову в сторону машины, стараясь взять себя в руки.

Отрицать не пришлось, как и говорить. Я сделала максимально раскаявшееся лицо, покусывая кончик ногтя. Я виновата. Но что-то сказать я все-таки должна.

— Я знаю, как ты себя чувствуешь, — проронила я фразу после долгой паузы, обращаясь к Эрику.

— Злым, как черт! — прыснул парень и заглянул мне в глаза.

Исподлобья я покосилась на родителей. Они явно были согласны с Эриком. Так не честно. Это сговор против меня. И память все не давала подсказок. Неужели прямо настолько виновата? Изобразив па, я обиженно пошла к машине отца.

— Элен, Рей, я поеду за вами следом, — настаивал Эрик, обращаясь к моим родителям.

— Конечно, дорогой, – согласилась мать, присаживаясь на пассажирское сиденье «Хонды» мужа.

Мать повернула голову в мою сторону и посмотрела на меня так, словно пыталась вызвать во мне еще больше раскаяния. Я прекрасно осознавала, что Эрик был для родителей больше, чем просто мой парень. Муры и Стенфорды были дружны с давних времен, а радость от нашего союза приносила удовлетворение обеим семьям. К тому же родители знали, что Эрик любит меня по-настоящему, искренне, поэтому и считали его куда более подходящим для их дочери, чем какая-либо другая кандидатура.

Ледяное молчание в машине накалилось, а глаза обеих женщин, сидевших внутри, упорно сверлили дырки в окнах. Отец поглядывал в зеркало заднего вида, высматривая, следовавший за нами «Мерседес» Эрика.

Заревели тормоза — и отец остановился. Не дожидаясь приглашения, я вышла из машины и направилась прямиком в дом. У входной двери я ощутила какую-то невиданную мощную силу, а когда прикоснулась к дверной ручке, то дыры, образовавшиеся до этого в памяти, залатались. Теперь я поняла: для чего была ложь, зачем пошла в парк и кого встретила в магазине. Серьезно? Николос ушел? На долю секунды, что я застыла, вернулась не только память, но и пронзили лавиной ощущения, сметая самообладание и стойкость.

Глаза по-прежнему смотрели на дверь, когда я почувствовала касание. Эрик взял меня за руку и пытливо посмотрел, точно нарочно старался парализовать меня взглядом. Мысленно я извинялась перед своим парнем уже сто раз, но показывать слабость была не намерена, поэтому, показывая характер, мгновенно высвободила ладонь. Эр тут же рефлекторно потянул меня к себе и обнял. Стало жарко, видимо, от ярости, которая до сих пор пылала внутри парня и передавалась по коже мне. Я не должна была гневаться на Эрика, но я злилась. Еще как злилась! Еле сдержала язык, чтобы не высказать за родителей.

— Думаю, тебе лучше направиться прямиков в кровать, — посоветовала мать, наблюдая за мимикой моего лица.

Она поняла без слов то, что я хотела в эту минуту остаться одна. За это я была ей благодарна.

Помахав рукой мужчинам, мы с матерью удалились. Мама проводила меня до спальни и, укрыв пледом, тихо произнесла:

— Отдыхай, дорогая! Если что-то понадобится, ты знаешь, где меня найти.

— Спасибо. Сон — лучшее для меня, — ответила я, глазами указывая на будильник.

— Ой! Уже одиннадцать часов, — удивилась мама, потирая переносицу. – Отдыхай.

Задвинув шторы и погасив свет, она послала мне воздушный поцелуй. Поймав его, я отослала ей свой. И это было мило, хотя я чувствовала, что не все так безупречно, как ей хотелось мне показать.

Если посмотреть правде в глаза, то обморок и предшествующие ему симптомы казались действительно странными. Ни с того ни с сего невзначай почувствовала себя плохо. Кашель, кровь, удушье, обморок, разговор с существом, которого я даже не видела. Что же дальше? Подведет меня к обрыву и заставит прыгать? А если откажусь, то, черт возьми, отключит мой мозг?

— Звучит, как полная ахинея. Бред какой-то! — оборвала я себя, но уже вслух.

Усталости я не ощущала, но продолжила лежать в тишине, прикрыв глаза.  

«Как себя чувствуешь?» – завел свою балладу «друг» в голове.

Объявился с объяснениями! А то ведь соскучиться уже успела. Думает, мне неприятностей мало что ли? И вообще, что этот засранец натворил и зачем довел меня до такого состояния? И ведь мысли о его причастности очень даже правильные. Только сейчас мне было все равно. Я оставалась спокойной, словно собиралась поговорить с Кет о погоде на завтра.

— Избавиться от меня захотел? — с упреком пробурчала я.

Мимолетная пауза в разговоре дала повод задуматься.

«Сила чувствует силу», – сурово ответил бас в голове.

— Как мило, что именно сейчас ты мне об этом говоришь, — с сарказмом и недоверием высказалась я.

Диалог предполагал состояться куда более откровенным, чем я могла представить, но меня это не заботило. Гораздо больше я переживала из-за поведения Николоса Марко, который просто скрылся из магазина, но неуемный собеседник желал продолжать разговор:

«Сейчас для меня все очень сложно», –  поделился своими успехами со мной невидимка, донося свои мысли до меня, наверное, через свою супер антенну. От мыслей улыбнулась.

 Кажется, где-то в глубине души стало жаль его. Ведь голос у него был такой  печальный и растерянный. Хотя, я рада, что кое-что начало проясняться. Я не сумасшедшая. И это огромная радость. Но что было этой особью, которая передавала мне мысли, я не понимала. Возможно, некий феномен. Существо было реальным. И, судя по отпечаткам на дубе, очень даже осязаемым, но неуловим. Конечно, это не ангел, спустившийся с небес, но, наверное, и не дьявол, затаскивающий меня в ад. Я предположила, исходя из возможности существа быстро двигаться, что, вероятнее всего, он мог быть сейчас рядом, в этой комнате. Только вот ни силы движения, ни вихрей я не чувствовала.  

— Ты мерцаешь и лазаешь по деревьям? — осведомилась я, рассматривая маникюр на ногтях.

«И быстро бегаю», – дополнил он.

— Я бы сказала, летаешь, — разбавила я разговор язвительным тоном. — «Я почувствовала тебя в парке».

Было интересно узнать некоторые подробности из жизни моего собеседника, но еще интересней: что это за существо.

— Что ты еще умеешь делать? — интересовалась я исключительно из тупого упрямства.

«Разговаривать на расстоянии. Что я делаю с тобой. Но дело не во мне, а в том, какой станешь ТЫ», —  сделал он акцент на последнем слове.

— Стану? После того, как ты меня укусишь или взорвешь мозг? — Приподнялась я на локтях и снова легла.

Опять загадки. Но думать вовсе не хотелось, потому что силы сегодня были испиты до дна вон тем умником, который сейчас воображает себя всесильным. 

— Мне незачем тебя кусать, — звонко засмеялся голос в голове. — Голову твою не трогал. Это родовое предназначение.

— Твое, значит, бегать и болтать с незнакомой девчонкой? — Легкая насмешка, исходившая от меня, не могла остаться незамеченной им.

«Да», – фыркнул бас и сотряс мою голову какой-то силой, похожей на гнев.

— Лишать сознания невинных девушек среди толпы людей своими магическими способностями как-то неправильно. Не считаешь? Мне было, ой, как не комфортно, — высказалась я.

«Думаешь, я способен на такое? Кто-то наблюдал из нам подобных со стороны и находился в магазине, – изрек вывод голос в голове. — И, похоже, проверял тебя».

Нам. Нам. Заладил. Я не бегаю быстро, не могу общаться на расстоянии. Чего он от меня хочет? Разговор принял нелепый оборот. Мне совсем не нравились такие беседы. Я не понимала, к чему тот клонит и на что намекает.

— Может, ты тогда оставишь меня в покое?

«Так и будет», — обиженно осекся собеседник.

Я вообще-то не собиралась прогонять существо, болтающее у меня в голове, но странные высказывания не наталкивали меня ни на какие мысли, наоборот, путали и раздражали. Толку от него нет, если говорить он мне истину не намерен. Тем более, сегодня не было сил разбираться и думать об этом.

— Зачем ты тогда явился? — заерзала я в кровати, надеясь, что хотя бы один ответ получу.

«Узнай историю своей семьи по материнской линии», – настойчиво требовал голос в голове.

Вполне себе обычная любящая мать. Придраться не к чему. Зато тайнами была покрыта жизнь моего деда Билли. Тяжело придется выуживать информацию. Да и к чему? Я с детства уяснила, что Билли и мама не ладили из-за разных идеалов и отношения к жизни. Все что приемлил дед, отвергала его дочь.

— Для чего мне знать то, что осталось в прошлом? — слегка удивилась я, изобразив неприличный жест.

«Считаю, ты должна знать правду. Ведь решать, в конце концов, тебе. И жить дальше тоже тебе», – сочувственно ответил бас в голове.

Прощание послышалось в последних словах, но я не могла отпустить его, не узнав самого главного:

— Ты человек? — И честно признаться, не хотела услышать отрицательный ответ.

«Да», – отрезал голос в голове.

Я напряженно выдохнула, а комок, клокотавший в горле, растаял. На душе стало тихо и спокойно. Кусать он меня точно не будет. И надеюсь, не раздавит своей скоростью.

— Остальное, полагаю, не расскажешь, – с некоторой нежностью промямлила я.

«Мне жаль. Но я не имел права тебе и этой доли правды говорить. Хотя, как уже говорил, считаю молчание в этом случае неправильным. А посему, я нарушил соглашение», – уныло прозвучал голос. Интересно, сожаление я слышала или глубокую печаль?

Вероятно, этот незнакомец был в чем-то прав. Если показывать свои нечеловеческие возможности на людях, то жить среди них будет невозможно. Априори, таких боятся и, возможно, отправят на пытки, чтобы понять, как устроен его мозг и как действует сила.

— Я увижу тебя в телесной оболочке? Не просто, как голос в голове, — поинтересовалась я, прощаясь с собеседником.

«Обязательно. Когда во всем разберешься», — закончил диалог бас и исчез, оставив за собой чуть слышное эхо в голове.

Тишина. Что-то опять кольнуло внутри, но уже без крови и обморока. Испарился, будто его и не было. Хотя, где-то в самом отдаленном местечке моего сердца, я знала, он вернется. Завтра все будет по-прежнему: школа, уроки, друзья, дом. Я продолжу жить, не оборачиваясь на прошлое. И все же о Билли стоит кое-что узнать.

В итоге, дремота сменялась сном, как день сменяет ночь. То ли сила, которую применял по отношению ко мне собеседник, сожгла всю энергию, то ли эмоционально прошел день.

Целиком поглотивший сон не выпускал из своих лап. Лес, по которому я бежала, пугал. Вокруг деревья тонули в тумане, который медленно подползал все ближе. Я прянула вперед, точно олень, мелькая между деревьев, и бежала сломя голову, куда глаза глядят, безнадежно пытаясь выбраться из лесной чащи. Казалось, в этот миг единственный помощник — голос в голове, но он молчал. Никого в округе не было. Я одна, совсем одна.

Силы иссякли, и я упала на траву. Одежда промокла от утренней росы, а от мертвенной тишины бросало в дрожь. Земля была такой холодной, но сил подняться не осталось. Зашелестели жесткие кусты, и порывистый ветер свирепо ударил в лицо предутренним холодом. Следом выползало из-за туч еле заметное молодое солнце. Его бледные лучи не могли пробиться сквозь огромные ветви могущественных деревьев.

Рассвет пришел вместе с дождем. С листьев падали хрустальные капли, разбиваясь о землю. Мокрая одежда от множественных падений стала грязной. Силы так и не вернулись. Упав в очередной раз, я скрутилась в клубок, не думая ни о чем, только ощущая, как одиноко и холодно.

Тело вздрогнуло, когда совсем рядом раздался звук, будто кто-то надвигался. Жесткие кусты зашелестели справа от меня. Я подняла глаза и прищурилась: сквозь пелену дождя виднелась стая волков, направлявшихся в мою сторону.

Я сидела задумчиво и неподвижно, точно стройное деревце безветренной ночью. Лицо стало серым и жестким, угрюмым и озабоченным. Бежать не было смысла, как и сидеть на месте. Так и так затея безнадежная. Я же понимала, что волк — такое животное, которое определит на нюх мой страх и увидит в темноте, а, значит, шансов на спасение у меня не было.  

Дерево. Нужно добраться до дерева. Вокруг крохотной полянки выстроились раскатистые дубы и сосны. Слезы катились по щекам, смешиваясь с заканчивающимся дождем. Рассуждения притупились, зато страх обострился. Со всех ног я побежала к огромному старому дубу, что находился ближе ко мне. Залезть на него — было не самое умное решение, но попытки не покидали меня. Прыжки, карабканья по веткам — все безнадежно. Мелкой поступью приближался мой конец.  

Все попытки вверглись в неудачу. Я повернулась в сторону волков и услышала рычание, словно рыдание по кому-то. Это было невыносимо. Протяжный вой мешал здраво мыслить, сотрясая звук вокруг. Я уже ни о чем не могла думать, кроме семерых волков, окруживших меня. Падая на колени, я прижалась телом к земле, все еще такой ледяной и сырой, а голову задрала вверх. Пару секунд я наблюдала за птицами, парящими в небе, свободно летающими и непоколебимо следующими к своей цели. Маленькие лучи солнца озаряли лес, но не могли пробиться через размашистые ветви деревьев. Но неожиданно сквозь могущественные деревья пробилось отчетливое сияние непохожее ни на что. Слепящее пятно притягивало своей яркостью и теплотой, нежно поглаживая кожу лица и рук. Это последнее, что я увидела, прежде чем волки разорвали меня на части.

Я проснулась среди ночи вся мокрая и, не осознавая, что лежу в своей кровати. Влажная одежда говорила мне о том, что я вымокла под дождем. Скулы дрожали, а нервная отдышка сбивала ритм сердца. Потихоньку смута рассеивалась и страхи начали отступать, а знакомая обстановка в комнате расслабляла. Шторы, шкаф, кресло, кровать. Я в безопасности и все еще дышу, а значит, кошмар закончился.

Наощупь, отыскав в темноте выключатель, я зажгла лампу и сползла с кровати. Достав картину Билли из тумбочки, я инстинктивно прижала ее к себе так сильно, что на моей груди и руках остались отпечатки от рамки. Голова шла кругом от того, что я слышала голос внутри, который требовал найти ответ.

Казалось, начать необходимо было с картины. Ведь в ней точно зашифровано какое-то послание. Но в искусстве я была не сильна, поэтому видела только пятна. Как ее расшифровать, увидеть? Всматриваясь в изображение битый час, я ничего нового для себя не открыла. Всего лишь мазки от краски. И ничего более.

Заманчивая идея: расспросить маму о дедушке, однозначно закончится полным провалом. Этой темы не касались в нашей семье, зная о ссоре между родственниками. Не исключено, что мама знает больше, чем рассказывает. Итак, на выходе мои познания сводились к тому, что  мама проявила инициативу порвать всяческие отношения с Билли из-за непримиримых размолвок. А дальше без комментариев. К тому же я видела, как тяжело матери от вердикта, вынесенного ею много лет назад. Так стоит ли мне наносить новый удар по ее сердцу, делая еще одну рану, если старая все еще кровоточит? Нет, я не могу. Нужно найти другой способ узнать о жизни деда.

Продолжая сжимать картину, будто ее собираются отнять у меня, я легла на прежнее место. Влажная простыня доставляла неприятные ощущения, но желание сменить белье отсутствовало. Минута спокойствия наступила, после чего мои веки начали тяжелеть, опускаясь все ниже и ниже. Сопротивляться не было смысла, и вот он — сон.

Нежная рука поглаживала по волосам. Воздух обогатил комнату своей чистотой утра через окно, а песенный голос матери шептал еле слышно:

— Доброе утро, детка, — отыграла нотка «до». — Просыпайся, спящая красавица! — на октаву выше поднялся ее голосок.

Я потянулась и открыла глаза, по очереди. Багряное солнце слепило, отчего образ матери виделся в ауре свечения. Она как ангел, излучает свет и сеет доброту.

— Как себя чувствуешь? — отзвучала следующая нота в ее голосе.

Помахивая ресницами, я продолжала тянуться, пока все позвонки не выстроились в одну прямую линию. Сквозь затяжной зевок выступил намек на улыбку.

— Отлично, — ответила я, делая глубокий вдох, точно утоляя долгую и мучительную жажду.

Ясные глаза матери смотрели сквозь меня. Я чувствовала, что зреет вопрос, и даже догадывалась, о чем именно пойдет речь. На сей раз, я была готова рассказать ей правду, покорно дожидаясь, когда мама сама заговорит об интересующей ее теме.

— Ну, Бекс, что вчера произошло? И почему ты не позвонила мне или отцу? — Ослепительно прекрасная и устрашающе грозная красота матери восстала во всем своем великолепии.

Будет правда! Хотя я знала, в этом случае мама не будет на моей стороне, но как всегда улыбнется с пониманием, а я в свою очередь буду чувствовать, что ее доверие ко мне будет постепенно угасать. Но с другой стороны, без страдания, нет сострадания. Ее глазки немного напряглись и сузились, ожидая моего ответа.

— Для начала, — замешкалась я, натягивая одеяло до подбородка, а голос мой упал на две октавы ниже. — Мне не было плохо. Я не заболела. Я хотела побыть одна. Вот и придумала эту нелепую историю, будто отравилась. Чрезмерная опека Эрика порой напоминает мне отцовскую, а результатом стала ложь. — Опустив глаза вниз, я тяжело вздохнула. — Конечно же, я должна была вчера озвучить истину, но тогда Эр был бы очень зол. — И двузначно покачала головой.

Дав объяснения, я все гадала: верит ли мама или чувствует, что я не договариваю кое-что? Она обладала такой непробиваемой броней, которая позволяла ей хранить свои мысли где-то очень глубоко в себе. И даже если бы я очень старалась увидеть ответ в эмоциях на лице или глазах, то мне бы это не удалось. Как же мама может так жить? Без единой мимики щек, глаз, рта. О чем бы она не услышала, но кроме сужения глазок в задумчивом взгляде, лицо было пустым.

— Вот оно в чем дело, — без единого упрека произнесла мама, поглаживая меня по плечу.

— Мне нужно было время. Правда. Но полагаю, за мою ложь меня кто-то свыше наказал.

Мимика лица матери не изменилась. Зато одно из достоинств мамы — ненавязчивость. Она получила ответы, видимо, удовлетворившие ее, и поспешила покинуть мою комнату.

— А что вчера тебя так напугало? — спросила мама, стоя возле двери. Она бегло бросила взгляд на меня и отвела глаза в сторону.

 Ее умение задать наводящий вопрос будто бы невзначай, чтобы отвести подозрение от волнующей темы, всегда приносило нужные результаты.

— Ни-че-го. Скорее всего, я слишком много думаю об отъезде Эрика в университет. — Грустная вышла улыбка.

— Он тебя не оставит, — резко возразила мать. — Мысленно он всегда с тобой. Эрик необыкновенный и ты об этом знаешь, — утвердила она так, что остался сладкий осадок в груди.

Мать явно хотела меня еще о чем-то спросить, но, видимо, побоялась, что слишком много вопросов с ее стороны привлечет мое внимание к интересующим ее вещам.

— Я зна-ю-ю, — потянула я низким голосом. — Он для меня.

Произнеся эти слова, я почувствовала слабость, как после болезни.

— Если не будешь ему лгать, то не потеряешь, — подмигнула она мне и нежно улыбнулась.

И вот снова ее понимающий взгляд и выражение лица, будто она всем довольна. Что-то в маминой реакции мне показалось необычным. Настороженность? Недоверие? Да и еще адским пламенем горел вопрос о картине. Кажется, мама видела, что мои мысли блуждают где-то далеко, но все равно сделала вид, будто ничего не заметила.

— Ошиблась. Признаю. Больше такого не повториться, — заверила я мать и тут же почувствовала холодную отчужденность.

— Вот и славно. Уверена, что ты в состоянии пойти сегодня на занятия, — вынесла она вердикт.

— Да, — подтвердила я.

— Завтрак на столе. А я побежала на работу.

Еще на мгновение мама застыла в дверях для того, чтобы послать мне воздушный поцелуй, а в ответ получить мой. Может она на самом деле научилась жить без чувств, потому что страдала от поведения своего отца. Черты ее лица окаменели и больше не способны на эмоции. Только глаза иногда блестят, когда она слышит приятные известия, или чуть сужаются, когда напряжена.