Глава 4

Ее звали Исабель Гарсия, но отец, в память о матери, которой так нравилось чужеземное имя, звал ее Элизабет. Была она дочкой почитаемого в городе и за его пределами человека – аптекаря Гильермо Гарсия. Недавно ей исполнилось шестнадцать, и была она так хороша собой, что слава о ее красоте едва не опережала известность ее отца‑аптекаря. Отец говорил, что красоту Элизабет унаследовала от своей бедной матери, отдавшей жизнь ради рождения малютки. Нередко случалось, что отец, обернувшись на голос дочери или сам окликавший ее, занятую хозяйством, ошибочно называл Элизабет именем покойной супруги. А потом спохватывался и, глядя увлажнившимися глазами на дочь, с гордостью и затаенной болью выдыхал, что она невероятно похожа на свою мать: тот же гибкий стан и изящные белые руки, те же крупные и темные, как ночь, глаза, черные волосы и яркий, словно кровавая рана, маленький рот. Только вот характером и пытливостью ума дочь пошла не в свою кроткую молчаливую мать, а в отца. Упрет руки в бока, топнет ножкой, нахмурится и сделает по‑своему. Да и страсть испытывала она не к домоводству, а к отцовскому делу. Впрочем, Гильермо в этом сам ей потакал: позволял любимой дочери с малолетства присутствовать в святая святых – лаборатории. Верша волшебство, он занимал маленькую Эли рассказами о процессах перегонки и прочих, а потом стал доверять мелкую работу – то попросит растолочь в ступе травы, то отмерить воду для капель. И так уж стало, что аптечная утварь занимала Элизабет куда больше домашней, да и учеником она, к гордости и одновременно беспокойству отца, оказалась более способным, чем остальные. Гильермо ворчал, что не к лицу молодой сеньорите разбираться в составах, отварах и ядах. Но, однако же, сам и поощрял пытливость дочери, гордился ее умом едва ли не больше, чем красотой. И не спешил отдавать дочь замуж, хоть и сватались к ней.

В тот вечер, когда раздался деликатный стук в дверь, Элизабет собирала на стол ужин, ожидая прихода отца от больного. Поздние визиты в их дом были не редкостью, горожане зачастую будили отца и ночью. Вот и в тот вечер к ним пожаловала служанка сеньоры Марии за анисовыми каплями для своей госпожи. Элизабет наполнила флакончик и приняла за него несколько монет. Но когда служанка, рассыпавшись в благодарностях, ушла, из темноты вдруг вышагнул высокий мужчина.

– Тише, сеньорита, – поторопился успокоить он вскрикнувшую от испуга девушку. – Я не причиню вам вреда. Мне нужен сеньор Гильермо Гарсия.

– Это мой отец, – ответила Элизабет, с облегчением переведя дух. Всего лишь один из нуждающихся в помощи горожан, не разбойник и грабитель. – Но его нет дома.

– Я проделал долгий путь, – сказал незнакомец. – Жаль уходить ни с чем.

– Отец находится у больного. Но должен вернуться скоро. Вы могли бы его подождать, – предложила она и пригласила мужчину войти.

К удивлению Элизабет, привыкшей к тому, что состоятельные горожане отправляли к аптекарю по своим надобностям слуг, гость оказался не простолюдином. Одет он был как знатный господин, в черный бархатный костюм с золотой вышивкой. К его поясу с левой стороны была пристегнута шпага, к правой – цепочкой крепился кинжал. Голову гостя украшал баррет, а в руке мужчина держал перчатки. Был он молод, но не юнец, и весьма привлекателен собой. Элизабет, которая никогда не робела в обществе молодых господ, неожиданно ощутила смущение, когда мужчина окинул ее быстрым, но внимательным взглядом, а затем, словно увиденное ему понравилось, чуть улыбнулся – то ли ей, то ли своим мыслям. Поняв, что неловкая пауза затянулась, девушка спохватилась и предложила гостю присесть в удобное кресло и утолить жажду прохладным вином. Мужчина вновь улыбнулся, чем вызвал новый приступ смятения, но в это время раздался скрип приоткрывшейся двери.

– Отец! – бросилась к вошедшему в помещение Гильермо Элизабет – излишне порывисто, будто к спасителю. И тут же устыдилась своей импульсивности. Аптекарь одарил дочь ласковым и чуть укоризненным взглядом и перевел его на гостя.

– Доброй ночи, сеньор Гарсия, – глубоким голосом с чуть вибрирующими интонациями поприветствовал аптекаря гость. – Прошу прощения за поздний визит, но дело не терпит отлагательств.

Он сделал деликатную паузу, которую Гильермо расценил верно.

– Элизабет, дорогая, принеси нам вина и сыра.

Обычно, когда отец деликатно отсылал ее, Элизабет не обижалась. Но на этот раз ее желание узнать, кто этот молодой господин и с каким делом к ним пожаловал, оказалось таким сильным, что она испытала досаду. Однако перечить отцу не стала и отправилась за вином и сыром.

Когда она вошла с угощением, отец и гость разом замолчали, и этот резко оборванный при ее появлении разговор одновременно обидел Элизабет и еще больше разжег ее любопытство. Но она сдержанно, как полагается хорошей хозяйке, кивнула, поставила тарелку, сняла с подноса чаши и разлила по ним прохладное вино. А затем так же молча удалилась, но, уходя, украдкой оглянулась на гостя. И неожиданно встретила его взгляд. Элизабет вышла, аккуратно притворив за собой дверь, и, только поднявшись к себе, поняла, что улыбается.

Как ушел гость, она не услышала, хоть прислушивалась к тому, что происходит внизу. Отец сам поднялся к Элизабет и спросил, готов ли ужин. Девушка надеялась, что за ужином речь зайдет о таинственном госте, она узнает его имя и цель визита. Но отец был молчалив, как никогда, и чем‑то заметно встревожен. Однако, когда Элизабет спросила о причине его беспокойства, он рассеянно улыбнулся и ответил, что думает о больном, которого навещал.

Мысли о таинственном незнакомце занимали Элизабет все последующие дни. Ее задумчивость и не присущая ей рассеянность не остались незаметными, девушка не раз ловила на себе встревоженный взгляд Гильермо, но, когда она вопросительно вскидывала брови, тот, будто желая избежать ее расспросов, поспешно отворачивался. Однажды ранним утром отца позвали к занедужившей молодой супруге булочника. Торопливо собираясь, Гильермо угрюмо молчал и, уже уходя, пробормотал себе под нос, что должен был отнести сверток в таверну «Три кота». У Элизабет, случайно услышавшей тихое бормотание отца, сердце застучало так громко, что она уже не услышала адресованных ей слов. И когда отец ушел, бросилась разыскивать таинственный сверток. Вон он, спрятанный за большой склянкой, с пометкой о том, что за зелье приняты три монеты.

Город, просыпающийся в лучах восходящего солнца, казался в то раннее утро Элизабет прекрасным, как никогда. Даже узкие, будто каналы, каменные улочки, в которых и днем, и ночью господствовал сумрак, выглядели светлыми и широкими, словно стены домов внезапно расступились. Солнечные блики отражались от серого камня, вызывая у Элизабет улыбку. Узкие улицы ручейками сливались к круглой, как озерцо, площади, над которой возвышался, уходя острыми куполами в поднебесье, собор Девы Марии. Элизабет торопливо перекрестилась, а затем подала монету покрытому язвами нищему, расположившемуся на нижней ступени лестницы.

Таверна находилась в противоположном конце города. Элизабет никогда не бывала внутри и, когда вошла в помещение, пожалела о своем опрометчивом поступке. За длинными деревянными столами, несмотря на столь ранний час, уже сидели с огромными кружками постояльцы. Едва Элизабет перешагнула каменный порог, к ней тут же со всех сторон устремились взгляды – оценивающие, бесцеремонные, раздевающие. Она вспыхнула и, будто икону, прижала к себе сверток. Один из постояльцев, угрожающей внешности, с налитыми кровью глазами и косматой бородой, отпустил в ее адрес сальную шуточку, вызвавшую громкий хохот сидевшего рядом с ним соседа. На счастье испуганной Элизабет, к ней вышла хозяйка – грузная немолодая Тереза, и грубым мужским голосом спросила, что посетительнице надо. Когда Элизабет объяснила причину визита, Тереза молча махнула ей рукой, приглашая следовать за собой, и проводила к узкой лестнице с выщербленными ступенями. Поднимаясь за хозяйкой, девушка слышала громкое уханье собственного сердца. Но не страх перед грубыми мужланами был уже тому причиной. От мысли, что она сейчас с глазу на глаз встретится с таинственным незнакомцем, ноги слабели и дрожали. Элизабет споткнулась и едва успела ухватиться за перила, чтобы не упасть. Но Тереза даже не оглянулась на нее. «Я отдам сверток. Лишь отдам сверток и уйду», – твердила мысленно, будто успокоительную молитву, девушка. Но волнение с каждой преодоленной ступенью становилось лишь сильнее.

Незнакомец, будто зная о визите девушки, вышел из своих комнат и поджидал ее на верхней площадке лестницы. Он не казался удивленным.

– Сеньорита, вы сегодня еще прекрасней, – произнес он вместо приветствия своим глубоким голосом, заставившим сердце Элизабет заколотиться еще быстрее. Он был хорош собой, удивительно хорош – с причесанными по моде черными волосами, с аккуратно подстриженной бородкой, так идущей к его чеканному профилю, и необыкновенно яркими зелеными глазами. Он улыбнулся Элизабет так открыто и радостно, будто и не было для него большего счастья, чем ее визит. И она от избытка чувств совершенно позабыла, зачем сюда пришла…

Алина вынырнула из сна так внезапно, будто разбуженная резким звоном будильника. В не закрытое ставнями окно заглядывала любопытная луна, отражалась в полированной створке шкафа и разливала серебряное озеро света по деревянным половицам. Алина села на кровати, подтянув к груди колени и обхватив их руками. Сердце колотилось так быстро, как во сне, щеки лихорадил румянец. Сон показался ей настолько реальным, что Алина не сразу сообразила, где она и как очутилась в этой комнате, когда еще вот только что находилась на верхней площадке лестницы в темной таверне.

Сны, в которых Алина видела себя темноволосой девушкой из другой эпохи, виделись ей с детства, но имя той красавицы она узнала совсем недавно. Сызмальства она видела этот старинный город с узкими улицами, оправленными в серый камень угрюмых домов, и круглой площадью с высоким собором. Иногда ей снилось таинственное помещение с полками, на которых стояли бутыли, бутылки и горшочки, и виделась маленькая черноволосая девочка, завороженно глядевшая то на поднимающийся от котла цветной пар, то на бурлившую по изогнутым трубкам жидкость. Алина взрослела, и вместе с ней «взрослела» та незнакомка из ее снов, превращаясь из неуклюжей девочки в юную красавицу. Потом эти сны вдруг прекратились, и Алина решила, что они ушли вместе с детством. Она закончила университет – не медицинский, хоть под влиянием тех снов ей была интересна фармакология. Но затем судьба привела ее на работу в компанию, имеющую отношение к производству медикаментов.

Старые сны вернулись к ней уже здесь, вскоре после того, как Алина поселилась в этом поселке с видом на море. Только теперь она могла увидеть историю о повзрослевшей дочери аптекаря не только во сне, но и в любое время суток, внезапно отключившись во время какого‑либо занятия. В первый раз это произошло во время чтения книги. Алина подняла взгляд от страницы и вдруг увидела перед собой не выкрашенную в белый цвет стену, а полку со склянками. Сморгнула, и все исчезло. Тот случай ее не напугал. Напугал второй, когда Алина готовила обед, повернулась взять нарезанную на доске морковь, а, очнувшись, обнаружила себя уже сидевшей на полу, привалившейся спиной к дверце шкафчика. На огне бурлила вода для супа, морковь с опрокинутой доски рассыпалась по полу оранжевыми кубиками, а сама Алина в первый момент не могла сообразить, что делает в этом чужом помещении, когда она вот только что подавала отцу растолченные в ступке травы. Тогда она и узнала имя девушки из снов – Элизабет Гарсия.

Подобное случилось с ней еще раз, дома. Но вот совсем недавно она упала на улице на глазах у Евгения. Темноволосый красивый незнакомец в ее снах‑видениях до тех пор не фигурировал. Но с его появлением видения приобрели атмосферу тревожности. От мужчины веяло опасностью. Но в то же время к нему тянуло. Алина поймала себя на том, что ей хочется увидеть его снова. Она закрыла глаза, надеясь, что сон с незнакомцем и Элизабет вернется, но спать расхотелось совершенно. Тогда девушка накинула поверх пижамы куртку и вышла на террасу. Море сливалось с небом в черный занавес, в верхнем углу которого огромный круг луны с чуть надкушенным боком, как софит, освещал часть поселка. Многочисленные черепичные крыши домиков казались подернутой рябью водной гладью. Алина замерла, любуясь красотой поселка и совершенно не замечая прохладного ветра. Может, она простояла так, убаюканная тишиной и покоем, еще бы долго с риском подхватить простуду, если бы ее внимание не привлекло движение. Кто‑то пробрался во двор пустующего дома на соседней улице и рискнул взобраться по прогнившим и кое‑где обломанным ступеням на самую верхушку «мачты». В первый момент Алине подумалось, что этот смелый романтик любуется с высоты ночным морем. Но вот неизвестный смельчак развернулся в сторону ее дома, и в руках у него девушка заметила предмет, похожий на подзорную трубу. Озноб прошелся по спине холодным ветром, Алина содрогнулась и поспешила скрыться в доме, не забыв проверить, хорошо ли заперла за собой дверь.

Идти к старой остановке желания не было. Но в этом случае Герман мог пожаловать в гости сам. Видеть его у себя дома Алине совсем не хотелось. Поэтому она решила расставить все точки над «i» и дать Герману понять, что продолжать знакомство с ним не собирается.

Алина еще издали заметила припаркованный у остановки джип. Сам хозяин внедорожника поджидал ее снаружи, небрежно привалившись к боку машины. Девушка замедлила шаг, чтобы немного восстановить сбившееся от быстрой ходьбы дыхание, и крепче сжала пальцами ремешок висевшей на плече сумочки, как непроизвольно делала в моменты волнения.

– Привет, – без улыбки поздоровался мужчина и бросил взгляд на наручные часы, намекая на ее опоздание. Алина не стала извиняться, просто подчеркнуто вежливо поздоровалась, исподволь оглядывая мужчину. Сегодня Герман был одет в обычные черные джинсы и накинутую поверх зеленого поло ветровку. Обут он тоже оказался в более подобающую для походов обувь – грубые ботинки на рифленой подошве. Трость мужчина, похоже, оставил в машине.

– Я уж думал, вы не придете, – заметил Герман, но без упрека, напротив, с некоторым облегчением. Сегодня он был серьезен и более мрачен, чем накануне.

– Я тоже думала, что не приду, – не стала скрывать она.

– Передумали в последний момент, – понимающе улыбнулся он и, обойдя машину, распахнул дверь со стороны пассажирского сиденья.

– Прошу. Не будем терять время.

– Вы не сказали, куда собираетесь меня везти, – невольно запаниковала Алина. По дороге она успела сочинить монолог, который был хоть и коротким, но пресекал все возможности для продолжения знакомства. Только все заготовленные слова вдруг вылетели из головы. Была ли тому причиной излишняя мрачность Германа или улыбка, которая на мгновение осветила его лицо, словно солнечный луч – пасмурное небо, и тем самым смягчила черты, сделав их неожиданно привлекательными? Или дело в пронизывающем, будто ледяной ветер, взгляде зеленых глаз? А может, в том небрежном жесте, которым мужчина откинул со лба отросшие черные волосы.

– Везу обедать. Сказал же еще вчера, – лаконично ответил Герман. – Алина, я не собираюсь вас ни похищать, ни покушаться на вашу честь, ни делать еще какие страшные вещи, какие вы успели себе нафантазировать. Мы просто едем обедать. И разговаривать.

– О чем?

– О погоде, – усмехнулся он и на этот раз помог девушке взобраться на сиденье. – Не забудьте пристегнуться. Дорога ожидается неровная.

Алина кивнула и завозилась с ремнем безопасности. Поездка неожиданно стала ее интриговать. Что этому мужчине требуется? Сегодня он ведет себя с нею подчеркнуто вежливо, хотя от него и веет холодком. Впрочем, этот холод скорее успокаивал: похоже, Герман и правда не испытывал к ней интереса как к женщине. И это тоже интриговало.

– Вы из Москвы? – спросила Алина, когда джип тронулся с места. – Номера у машины столичные.

Мужчина то ли кивнул, то ли, напротив, качнул головой, не давая прямого ответа. Алина громко вздохнула и отвернулась к окну.

Джип вскоре свернул с шоссе на одноколейную, размытую недавними дождями дорогу. Насколько поняла Алина, этот путь вел в горы. Она бросила встревоженный взгляд на водителя.

– Я знаю один ресторан, в котором подают невероятно вкусные хачапури и свежайшую форель. Но находится он в небольшой горной деревушке, – пояснил Герман, правильно истолковав ее беспокойство. – Несмотря на непростую дорогу к нему, этот ресторан известен. В туристический сезон туда записываются заранее. Я знаком с хозяином, он нас уже ждет. Так что ваше счастье, что вы в последний момент передумали и решили явиться. Иначе бы сыскали обиду этого уважаемого человека на всю оставшуюся жизнь.

– Я не обещала вам, что приду, – резко ответила Алина, задетая его словами. – Так что обижаться, если что, этому уважаемому человеку надо бы на вас. Вернее, на вашу самоуверенность.

Герман, не отрывая взгляда от дороги, улыбнулся и промолчал. Алина же, сердито нахмурившись, вновь отвернулась к окну. Внедорожник тем временем въехал на горный серпантин. Герман сбросил скорость, но все равно у Алины перехватило дыхание от видящейся ей опасности. Дорога была такой узкой, что разъехаться со встречной машиной широкому джипу оказалось бы затруднительно. С одной стороны нависали скалистые стены с редкой порослью, с другой дорогу от пропасти отгораживал ненадежный низкий заборчик. Зрелище с серпантина, без сомнения, открывалось впечатляющее: вдали плескалось темное море, внизу расстилался зеленый ковер горных лесов. Казалось, что джип не едет по узкой дороге, а парит над пропастью. У Алины только от одного ощущения «летящей» машины перехватило дыхание и закружилась голова. Она поспешно отвернулась от окна и уставилась на путь перед собой. Это тоже помогло мало, потому что повороты были крутые, а скалистые ребра, которые огибала дорога, полностью загораживали обзор. Девушка замерла в ожидании, что вот‑вот из‑за очередного поворота на них вылетит встречная машина, они не смогут разминуться, и тогда их джип действительно полетит в пропасть.

– Что‑то вы совсем притихли, – голос Германа в этой напряженной тишине прозвучал так громко и неожиданно, что Алина вздрогнула. – Не хотел напугать вас еще больше, – усмехнулся мужчина.

– Я не боюсь.

– Ну конечно. Не боитесь. На вашем белом, как мел, лице веснушки выстроились в надпись «Спасите!» и сигналят за три километра.

– Не смешно.

Герман развернулся к ней с улыбкой. Но при этом его зеленые, как неспелый крыжовник, глаза оставались серьезными:

– Серпантин скоро закончится.

– Смотрите лучше на дорогу! – в панике воскликнула Алина.

– Если бы вы взяли такси, то, уверяю, напугались бы больше. Местные водители по этим дорогам несутся, как горные козлы, совершенно не смотрят на дорогу, болтают с пассажирами и при этом жестикулируют. Обеими руками.

– Спасибо за предупреждение. Такси я точно брать не собираюсь.

– Когда вы попробуете форель и хачапури, то измените свое решение.

– Вот уж не знаю, какую цель вы преследуете: поразить меня какой‑то неведомо вкусной рыбой или, напротив, поиздеваться и показать, какой вы крутой и бесстрашный? Неужели нельзя было поесть форели, раз вам ее так захотелось, где‑нибудь в другом месте?

– Такой – нет. Исключено. А цель перед собой я поставил совершенно другую.

– Какую?

– Ну вот, раз вы снова задаете вопросы, значит, перестали про себя молиться Ангелу‑хранителю.

– Я не молилась!

– А зря, – засмеялся Герман. – Здесь нередко разбиваются. В позапрошлом году, говорят, целый автобус с туристами рухн…

– Прекратите!

– Это вы прекратите так трястись. Машину раскачиваете. Все, вон за тем поворотом серпантин заканчивается.

На счастье Алины, горная дорога действительно оборвалась небольшой поляной, за которой виднелось поселение. Они пересекли деревеньку, в которой из живых существ им встретились лишь гуси, кот и привязанный к забору полусонный ослик. А затем выехали на широкий луг с сочно‑зеленой, словно подкрашенной акварелью травой. Герман поставил машину под деревянный навес, неподалеку от которого лениво щипали траву козы, и заглушил двигатель.

– Ну и где ваш ресторан? – закрутила головой Алина.

– До него еще дойти надо.

Девушка хмыкнула и вылезла наружу. Хорошо, что для встречи она не стала наряжаться и оделась в джинсы, джемпер и куртку. Замечательно бы она смотрелась на лугу посреди коз в платье и туфлях на каблуках, если бы нарядилась как для обеда в ресторане. Пожалуй, и на встречу с Евгением не стоит расфуфыриваться. На всякий случай.

– Пойдемте, – позвал Герман и направился через луг. Алина с опаской покосилась на подошедших слишком близко к машине коз и, не мешкая, бросилась догонять мужчину. Шел тот настолько быстро, насколько позволяла его хромота, сунув обе руки в карманы куртки и сосредоточенно глядя себе под ноги, словно на какое‑то время забыл о приглашенной им девушке. Алина молча зашагала рядом, стараясь не выдать своего беспокойства тем, что ничего похожего на ресторан поблизости не наблюдалось.

– Ресторан за лугом, – сказал Герман, словно прочитал ее мысли, и Алина с облегчением выдохнула. Но, как оказалось, расслабилась она слишком рано, потому что луг внезапно оборвался пропастью, по дну которой бурлила горная река.

– Нам на ту сторону, – сказал Герман и указал рукой на перекинутый над пропастью веревочный мост. Алина в ужасе уставилась на потертые веревки, которые соединяли узкие дощечки, затем перевела взгляд на острые грани камней, выступавшие из бурых вод, и решительно замотала головой.

– Нет. Я не пойду. Наслаждайтесь сами вкусом вашей незабываемой форели. Я… не голодна.

С этими словами она развернулась, чтобы уйти, но крепкие пальцы вдруг сомкнулись на ее запястье.

– Не глупите, Алина. Мы проделали такой путь не ради того, чтобы вы в последний момент передумали.

– Вы издеваетесь?! Вы бы еще предложили на тарзанке на ту сторону перелететь!

– Я уже понял, что храбростью вы не отличаетесь. Хотя вчера у меня сложилось о вас иное впечатление. Спуски и подъемы вас отнюдь не пугали, и скакали вы по узким тропкам не хуже горной козочки.

– Вчера под ногами у меня была твердая почва, а не эти гнилые дощечки и потертые веревки!

– Плохого вы мнения о мосте. По нему, да будет вам известно, большая компания туристов пройти может. Идемте! Нас уже ждут.

С этими словами, не давая ей возможности возразить, Герман ступил на раскачивающийся мост и сделал несколько шагов вперед. Несмотря на хромоту, равновесие он удерживал прекрасно и даже не держался за низко натянутую веревку, заменяющую перила.

– Идите же сюда, – нетерпеливо позвал он, поворачиваясь к замершей в нерешительности девушке, и требовательно протянул ей руку. Решившись, Алина вложила ладонь в его и ступила на раскачивающийся мост.

– Вот и умница! – похвалил Герман и снова улыбнулся. Солнечные блики скользнули по его темным волосам, коснулись, будто ладонью, щеки и заплескались смешинками в зеленых глазах. Если бы не пропасть под ногами, может, Алина бы признала, что этот мужчина все же очень привлекателен – когда не язвит, не хмурится, а улыбается. Но мост раскачивался так, что она еле сдержала испуганное восклицание и зажмурилась изо всех сил.

– Не открывайте глаза. Держитесь за меня и идите следом, – тихо сказал Герман и легонько потянул ее за собой за руку.

– Если мы убьемся, я не знаю, что с вами сделаю! – прошипела Алина. – Черт вас побери!

– Не призывайте черта, пока я вас веду. В целях вашей же безопасности.

– Скоро еще?

– Мы прошли полтора метра. Осталось девяносто восемь с половиной.

– Чертваспобери, чертваспобери! Вас и вашу форель! Чтоб вам…

– Девяносто семь метров, Алина. Девяносто семь – это уже ничто! Вы так храбро прошли целых три метра.

– Молчите уж!

– Я вас подбадриваю! Вы умница, преодолели еще полметра.

– Вы что, специально раскачиваете мост?!

– И не думал. Кстати, вид отсюда открывается шикарный! Жаль, что с закрытыми глазами вы ничего не видите.

– Ай, отстаньте!

Казалось, прошла целая вечность до того момента, когда под ногами Алина почувствовала не хлипкие дощечки, а твердую землю. В тот же момент, как они сошли с моста, Герман выпустил ее руку из своей.

– Ну вот, добрались!

Алина открыла глаза и увидела кривившую губы мужчины усмешку, за которую она тут же его возненавидела. Без сомнений, он выбрал такой маршрут, чтобы посмеяться над ней!

– Только не говорите, что ресторан закрыт. Иначе я скину вас в пропасть.

– Я вам еще пригожусь – перевести обратно. Или желаете тут остаться?

– Герман, послушайте! – негодование придало ей решительности. – Это первый и последний раз, когда мы с вами вместе обедаем. Мы вообще больше не увидимся, поняли?

– Ой, не зарекайтесь, – ухмыльнулся он и оглянулся на радостный оклик. Алина только сейчас заметила за спиной мужчины небольшую полянку, на которой под голыми деревьями располагались столы и лавки. Может, летом, когда деревья покрываются листвой и создают естественный купол, здесь и красиво, но не сейчас. Ради этой забегаловки они подвергали свои жизни опасности?! Если Герману нравится рисковать – бог с ним. Но она не готова обменять свою жизнь на возможность съесть хачапури.

А Герман уже вовсю смеялся и болтал с грузным невысоким мужчиной с пышными усами и лысой, будто коленка, головой. Поверх одежды на том был повязан темный фартук с масляными пятнами, и Алина сделала вывод, что перед ней или сам хозяин «ресторана», или повар. А может, и тот и другой. Герман, посмеиваясь, что‑то рассказывал, и его собеседник, косясь на Алину, закатывался здоровым басовитым хохотом. К своему негодованию, Алина поняла, что смеются они над нею – над тем, как она перебиралась через мост, и покраснела. Если бы не этот чертов мост (кстати, Герман успел упомянуть, что мост так и называется – Чертов. Видимо, не одна Алина чертыхалась на нем), то она бы развернулась и ушла. Но страх пересилил гордость, и Алине ничего не оставалось, как сверлить ненавидящим взглядом своего спутника и ждать, когда отхохочется мужчина в фартуке.

– Ай, девочка моя! Садись сюда, моя хорошая, – засуетился тот, вытирая руки о передник. – Сейчас Давид принесет тебе покушать. Я сегодня угощаю, Гера, хачапури. Дорогой ты мне гость. И девушка твоя хороша. Настоящая красавица! Береги ее и приводи еще. Хачапури, конечно? И форель! Только выловили. Веришь? Пойдем, покажу. Нет, лучше садись напротив своей девушки, а Давид принесет вам покушать. Моя Гала уже готовит. Как услышала, что вы идете, так и встала к плите. Слышишь, как шипит масло?

Непрерывно болтая и сопровождая свою речь темпераментной жестикуляцией, Давид усадил дорогих, как он заявил, гостей за один из столов рядом с деревянным домиком, из окошка которого доносились пробуждающие аппетит ароматы. Не успела Алина и глазом моргнуть, как на столе появилась бумажная скатерть, а на ней – столовые приборы.

– Домашнее вино. Самое лучшее! – Давид уже разливал по двум стаканам гранатового цвета жидкость.

– Я за рулем, Давид, – отказался Герман, чем вызвал у мужчины шумное негодование.

– Ай, мое вино не пьяное, Гера! Что ты такое говоришь! Разве я тебе враг – поить пьяным вином? Это же чистый нектар, попробуй! Хотя бы попробуй!

Герман, к ужасу Алины, поднес стакан к губам и сделал хороший глоток, а затем зажмурился от удовольствия.

– Вот! Говорю же, нектар! И ты, девочка, пей! Пей немедленно. И до дна!

Она хотела вежливо отказаться и тем самым вызвать обиду хозяина ресторана, но, поймав насмешливый взгляд Германа, успевшего «просчитать» ее реакцию, схватила стакан и махнула половину.

– Ай, хорошо! Умница! Ну как, нектар, да?

Алина кивнула – нектар, нектар. Вино и правда оказалось сладким, ароматным и мягким. Она снова поднесла стакан к губам.

– Осторожно, вино обманчивое, – шепнул ей Герман, когда Давид отошел на зов женского голоса из домика. – Пьется легко, голову оставляет ясной, но ноги потом заплетаются. А нам еще, как вы помните, через мост обратно идти. Впрочем, если вино придаст вам храбрости, то вперед!

Алина только сверкнула на него глазами, но глоточек сделала уже осторожный.

А потом принесли угощение, и она забыла о своей неприязни к мужчине и пережитом страхе, потому что форель и правда была такой нежной, что таяла на языке. А сочные хачапури с ярким желтком в лунке оказались божественно вкусными. Алина ела с таким аппетитом, которого не испытывала уже давно, и даже не стыдилась за него перед Германом. А ему, похоже, ее аппетит очень нравился, потому что он, бросая на нее короткие взгляды, улыбался. Мешали ли ей его взгляды? Только поначалу, а потом то ли вкусная еда сделала свое дело, то ли заструившееся от вина тепло по телу, но Алина расслабилась. Ей даже стало приятно то, что Герман на нее поглядывает. И она даже опять нашла его красивым. Хоть и совершенно не в ее вкусе.

– Вижу, вы довольно прожорливая, – ухмыльнулся он, когда на ее тарелке от двух рыбин остались только косточки. – Ваша комплекция обманывает.

– Прожорливая, ну и что? – не смутилась Алина, картинно обмакнула кусочек хачапури в желток и отправила в рот. – Хотите сказать, что меня сложно прокормить? Так я обедать с вами больше не собираюсь. Расслабьтесь.

Герман только усмехнулся. Но при этом подвинул к ней тарелку с остатками хачапури.

– Ешьте, ешьте. Я вас не останавливаю. Если честно, мне нравятся девушки с аппетитом.

– Если вы не замолчите, то аппетит мне отобьете.

– Увы, Алина. Молчать не собираюсь. Я же привез вас сюда не только пообедать, но и поговорить.

– Ну, раз так хотите, давайте. Говорите, – вздохнула Алина и отодвинула опустевшую тарелку. Наелась она так, что дышать было трудно, не то что разговаривать. Но сама виновата – накинулась на еду с такой жадностью, словно до этого сидела на долгой изнурительной диете. А Герман вновь стал серьезным и мрачным. Но, прежде чем начать разговор, он попросил хозяина принести им чай.

– Скажите, дом, в котором вы живете, снимаете или купили? – без обиняков спросил Герман, когда Давид отошел от их столика.

– Снимаю, – ответила Алина, подавив желание возмутиться, что это вообще‑то ее личное дело. Но, с другой стороны, может, Германа интересует недвижимость в их поселке и ради этого он ее и позвал? Что ж, тогда разговор будет вполне безобидным.

– И как долго вы планируете в нем прожить? – продолжил расспросы Герман.

– А вы что, собираетесь этот дом снять?

– Нет. Отнюдь. – Мужчина снова усмехнулся, словно знал что‑то такое, что его забавило, но делиться этим с Алиной не собирался. – Меня интересует, как вы нашли его.

– По объявлению, – пожала плечами Алина. – Захотелось на какой‑то период уехать из столицы. Сменить, так сказать, обстановку. Я вошла на сайт и наткнулась на это объявление. Меня все устраивало – место, цена.

– Вы не ответили, на какой срок сняли домик?

– До осени. Пока. А там видно будет.

– А там видно будет, – пробормотал Герман тихо.

– В смысле? – не поняла Алина.

– Ничего. Я вам, Алина, работу хочу предложить. Непыльную и хорошо оплачиваемую. Понедельно.

– Но я не ищу работу! Я неплохо зарабатывала в столице и могу позволить себе долгий отдых.

– Замечательно, Алина, – кивнул Герман и нагнулся к ней через столик. – Вы и дальше можете продолжать отдыхать. Работа, как я уже сказал, непыльная. Раз в неделю обедать со мной…

– Здесь?! И каждую неделю переходить через этот Чертов мост?!

– Нет, что вы, – усмехнулся мужчина, откидываясь на спинку лавки. – Выберем ресторан в городе, в который вам удобно добираться. Предлагаю даже подвозить вас в него. Мы станем встречаться с вами раз в неделю, я буду угощать вас обедом или ужином и платить зарплату. А вы – рассказывать мне, что за эту неделю произошло в вашем поселке. Вот и вся работа, Алина.

– Погодите… – насторожилась она. Но в это время с большим чайником на подносе подошел Давид, и пришлось отвлечься на недолгий разговор с ним. Алина заверила радушного хозяина, что все было очень вкусно и что она еще сюда вернется. Но когда Давид отошел от их стола, улыбка сошла с ее лица.

– Герман, почему вы сами не приедете в поселок и не посмотрите, как там и что? Вас интересует недвижимость?

– Не совсем, – уклончиво ответил мужчина. – Меня интересует жизнь поселка. Вернее, его жители. Что они делают, куда ходят.

– Вы предлагаете мне шпионить за ними?!

– Не шпионить, наблюдать.

– За людьми, которые так хорошо меня приняли? С которыми я даже подружилась?

– И много у вас там друзей? – спросил Герман с непонятной ей усмешкой.

– Ну не так чтобы много…

– Еще бы! Вы бы очень удивились, узнав, что на самом деле там жителей гораздо меньше, чем вы себе представляете.

– Что вы имеете в виду?

– А вы понаблюдайте и сами сделайте выводы, – вкрадчиво ответил мужчина, вновь наклоняясь к ней через столик.

– Как я могу принять ваше предложение, если я совсем не знаю ни вас, ни причины вашего интереса?

– Алина, когда вы проходили собеседование в компанию, в которой работали, вы много знали о человеке, который вас принимал? – парировал мужчина.

– Это совсем другое! И потом, справки о будущем месте работы я все же наводила.

– Хорошо, – сдался Герман. – Что вы хотите обо мне знать? В пределах разумного, конечно.

– Вы лично мне неинтересны, уж простите. А вот зачем вам следить за моими… друзьями – это бы хотелось узнать. Кстати, вы уже во второй раз бросаете загадочные комментарии о жителях. Вчера намекнули на то, что однажды они куда‑то ушли и пропадали несколько дней. Так вот, все объяснилось очень просто.

– И что же вам рассказали?

– Кажется, сейчас моя очередь задавать вопросы, – напомнила Алина. – А ваша – отвечать. Если желаете, чтобы я согласилась на вашу, так сказать, работу.

– Зачем следить – узнаете со временем. Если будете наблюдательной. Вот вам подсказка – приглядитесь, так ли уж поселок населен, как вам кажется, – Герман сделал акцент на последнем слове. – Давайте следующий вопрос.

– Хорошо, во сколько же вы оцениваете мою работу шпионкой? – усмехнулась Алина, откидывая с лица прядь волос.

– На заколки вам хватит.

– Не слишком уж получается у вас давать ответы. Ладно, прекратим это. Форель и правда была изумительной.

– Рад, что вам понравилось. Скажем так, это намек на то, что и впредь готов кормить вас так же вкусно, как сегодня.

– Но если к вашим ресторанам придется сплавляться на байдарках, ехать на осликах по горным тропам или добираться с альпинистским снаряжением – увольте.

Герман неожиданно расхохотался – искренне, легкомысленно, без намека на издевку.

– Браво, Алина! А знаете, вы начинаете мне нравиться. Как человек. Как женщина вы совершенно не в моем вкусе.

– Ценю вашу честность. Могу вас обрадовать взаимностью. Как мужчина вы мне неинтересны. Да и как директор по персоналу вы тоже так себе.

– Позвоните мне и скажите, что надумали, – с этими словами Герман протянул ей визитную карточку, на которой ничего, кроме напечатанного черным шрифтом имени и телефона не значилось. – Подумайте хорошенько. И даже если не примете мое предложение, не торопитесь выкидывать визитку. Может статься, что я окажусь единственным человеком, который будет в силах вам помочь.

– В чем?

– Переправиться через Чертов мост, – подмигнул он и поднялся.

Обратная дорога далась Алине легче. Может, дело было в том, что неожиданно ушла злость на Германа, хоть симпатии к нему так и не возникло. А может, вино хозяина ресторана придало ей храбрости. Но через мост она перешла самостоятельно. И серпантин перенесла тоже стойко. Герман высадил девушку на старой остановке, но, прежде чем уехать, предупредил:

– Алина, о нашем разговоре никто не должен знать, тем более ваши… друзья. Договорились? Также мне не хотелось бы, чтобы кто‑то из поселка видел нас вместе.

– Что же вы такое натворили, Герман? – усмехнулась она. – В чем провинились перед жителями?

– Ни в чем. Я лично – ни в чем, – ответил он и отсалютовал ей на прощание.