Глава 2

Наталья

Сидела в ванне, наполненной водой с пеной, вдыхая аромат арбуза, задумчиво посматривая на облупленные стены. Съемная однокомнатная квартира оставляла желать лучшего. Поражаюсь, почему здесь нет тараканов. Когда заехала, провела генеральную уборку в полной уверенности, что до меня здесь никто никогда не убирался. Совсем. Пятимиллиметровая пыль, ржавчина, заброшенная оставшаяся еда во всех углах, как будто на черный день запасались, и отходы от животных под старым диваном и трюмо. Отвратительно. До сих пор передергивает от всей этой мерзости, пусть это было месяц назад.

Хозяйка квартиры – отдельная тема. Удивительно, но женщина живет в столице и выглядит всегда ужасно, когда приезжает с другого конца города: лохматая, на волосах кусочки еды, неопрятная, одежда в пятнах и от нее идет ужасный запах. Может, я придирчивая, но воспитанная в семье медиков, я не могла спокойно смотреть на такое безобразие. К тому же Клавдия Егоровна говорит сама с собой, выражаясь нецензурной бранью, и сплетничает, что попросила не делать, не желая слушать местные басни и наговоры. В общем, после нашего знакомства и передачи денег, она вышла за дверь, достала телефон из тряпичной сумки и набрала номер, громко восклицая: «Ой, Нин, опять мне, видно, не повезло с квартиранткой. Такая чистоплотная фифочка, что жуть. Представляешь, даже сморщилась, когда зашла. А я там пол мыла недавно… в том месяце после последних жильцов, ну этих… наркоманов. И еще, представляешь, не согласилась взять моего кота, Тимофея Петровича, а ведь все соглашались. Естественно, она одна, если животных не любит, значит, злая и жадная!». Дальше я не стала слушать, захлопнула дверь и пыталась переварить весь этот бред. Не понимала, как может женщина делать такие выводы, оттого что мне стало нечем дышать от невыносимой вони в квартире и непередаваемого запаха от хозяйки квартиры. И ее кот… С чего я должна брать его к себе и ухаживать за ним? Если это обязательное условие, то она должна была предупредить, а не после того, как взяла деньги за три месяца. В общем, странная и неприятная особа.

Про ее мужа могу сказать несколько слов. Отталкивающий, хамоватый мужчина. Помимо того, что он несколько раз посмел  «случайно» задеть ладонью мои закрытые и скромные части тела, так еще без повода громко смеется, отчего становится не по себе, ведь вроде как все молчали. На бороде, которую он всегда поглаживает, подмигивая мне, находятся крошки хлеба.

Вкратце, не понравились они мне, но выхода не было. Мне негде было ночевать, а платить за гостиницу – это значит – потерять нужную сумму, которую рассчитывала отдать за квартплату.

Сейчас пошел второй месяц, как я здесь нахожусь, но до сих пор я поражаюсь, что можно столь небрежно относиться к себе и своему внешнему виду.

Квартира… тут давным-давно нужно было выкинуть ненужное и по-хозяйски все починить, исправить, подбить либо вызвать слесаря. Но нет! В кухне занимают место две старые советские нерабочие машинки, которые запрещено переставлять, в коридоре за дверью – четыре зимние шины, ну а зал… это нечто склада испорченных вещей, в том числе и диван без ножек на кирпичах, на котором я сплю, чувствуя каждую пружину. Краны текут, что, когда ухожу на работу переживаю, если вдруг сорвет его, тогда затоплю соседей. В этом случае пойдут претензии, чего мне совершенно ненужно, да и не рассчитывала на такие расходы.

Прислонилась головой к стенке ванны, закрывая глаза. Боже, как я устала. От всего. Устала так, что хочется завыть. А ведь молодая – двадцать шесть лет. Но мне кажется, что сорок пять, которые провела как мышь, бегая от кота, желающего поиграть и съесть, перед этим разделив на части.

Лутриков Александр. Мой самый страшный кошмар. И это не просто слова, а ненависть, лютая ненависть в каждой букве. Я ненавидела его, презирала, была готова на все, чтобы он исчез из моей жизни. Подонок. Мразь. Убийца…

Слезы потекли по щекам, но не обращала внимания. Вздохнула и посмотрела на свои дрожащие пальцы, злясь на себя за слабость.

Уже прошел год. Год, а я до сих пор не отпустила боль, не в силах смириться.

Нет. Я справлюсь. Ведь не может быть так все ужасно и невыносимо. Мне нужно время…

Взгляд случайно перешел на пакет, лежащий рядом с тумбой, на которой стояла маленькая стиральная машина «Малютка», постоянно рвавшая при стирке постельное белье. В нем моя поварская униформа, пропитанная насквозь едой. Тщательно пакую ее, чтобы не было запаха и бережно ухаживаю, так как в том кафе, куда устроилась, без разницы, в чем работать, лишь бы нормально готовила. Поэтому знала, что ничего взамен не дадут, и бережно ухаживала.

Владельцы кафе – Пиротины – семейная пара. Неоднократно поднимала вопрос по чистоте помещений, но хозяевам безразлично, пусть и не ругаются со мной. Конечно, что им ругаться, когда сейчас их кафе пользуется огромным спросом, но даже это не радует.

Потому что боюсь… боюсь, что кто-то узнает меня и доложат ЕМУ. Боялась, что он найдет меня. Именно поэтому устроилась без официального трудоустройства, что в этом кафе и не практикуется. Ладно я, но вот искренне удивлялась, почему здесь работают другие, согласные на любые условия. Хотя, может, я не права, ведь сужу потому, что раньше у меня было. Не представляла себе, что можно готовить в таких помещениях.

Раньше я работала в Санкт-Петербурге, в прекрасном невероятном городе в самом популярном ресторане, где была несказанно счастлива, а сейчас… сейчас я существую, стараясь сделать все, чтобы меня не нашли, чтобы Александр успокоился и нашел себе другую игрушку.

Через тридцать минут уже сидела в кухне, попивая чай с лимоном. Помимо лимонов и заварки в доме ничего не было. Питалась там, а здесь только спала. Деньги собирала и отдавала подруге через ее знакомую, а она пересылала бабушке. Кроме меня у нее никого нет, как и у меня…

Последние дни мучает ощущение, что за мной следят. Чувствовала каждой клеткой, сжимаясь от страха. Говорят, что как только следы на теле проходят, все забывается. Но это ложь. Пусть следы прошли, но в душе остается открытая рана. Только одна мысль, что Лутриков будет рядом, вновь прикасаться ко мне, выворачивала наизнанку, отчего мгновенно сжималась от омерзения и ужаса.

Хотелось все забыть и жить спокойно, но моя жизнь, которую я временно называю лишь существованием, борьбой, была далека от этого. Кажется, так просто забыть прошлое и не вспоминать, открыть чистый лист и жить, но нет. Я бегу от прошлого. Сбежала. СМОГЛА… но вот простить не позволяю себе...

Сполоснула кружку и направилась к выключателю, вдыхая нежный аромат кондиционера, идущего от свежего халата. Выключив свет, подошла к окну. Привычка, чтобы проверить, нет ли его. Для кого-то глупость, но только не для меня. Год назад такая странная привычка не раз спасала мне жизнь. Александр – он слишком… слишком считает себя умным, особенным, замечательным, неуловимым, чтобы предполагать, что какая-то слабая, никчемная женщина, чей смысл жизни удовлетворять потребности сильного пола, может увидеть его, сбежать и спрятаться так, чтобы он не нашел.

Уверена, он был в ярости. В бешенстве. Это он может. Озабоченный жестокий псих.

Вздохнула, вспоминая о том, о ком не нужно думать. Но это не ностальгия, а напоминание себе, что нельзя быть доверчивой, верить словам и поступкам. Задолго до нашей встречи Александр служил в ОМОНе, откуда его попросили уволиться из-за нестабильного психического состояния, как мне поведал один его сослуживец, встретившись со мной в магазине, настороженно оглядываясь по сторонам, обещая помочь, если вдруг понадобиться помощь. Он знал… знал, что будет, подготавливая, но на тот момент я не могла поверить в плохое, ведь Саша направил мою мать в платный медицинский центр, заплатив огромные деньги, которые, по моим соображениям, не мог зарабатывать, работая охранником в банке. Но тогда все не имело значения, главное, чтобы мама осталась жива, и на это я готова была пожертвовать всем.

А потом…

Прислонилась лбом к стене, упираясь, прижимаясь всем телом, стараясь сдержать рвущийся всхлип. Чувствовала, как меня пробирает дрожь, поэтому попыталась отрешиться от всего.

«Все пройдет. Я справлюсь. А потом… вновь вернусь в свой город и сделаю то, что должна».