Ольга
— Обсидиан и Пустоши, — повторила Ольга, глядя на пустую ладонь, в которой только что был круг-портал. Тепло все еще ощущалось, самого круга – не было. Исчез.
— Странное местечко выбрала Матильда. А ты продул, братец-красавчик. — Рене криво усмехнулся. — Никакого тебе белого песочка, пальм и отдельного бунгало.
— Надеюсь, ты рад выигрышу, братец-уродец.
— Не очень-то. И не уверен, что это местечко выбирала именно Матильда. Может, наша дорогая бабушка Жозефина?
— Ха. Ха. Ха.
— Мальчики, ваши семейные разборки без сомнения очень важны. Но что делать-то будем? Для пикника тут не слишком живописно. Да и воет оно как-то…
— Доберемся до Обсидиана, там наверняка кто-то есть, — спокойно ответил Рене, оглядывая пересеченную местность под холмом, на который их выбросило. — Хоть
О богах, которые слышатОльгаТак они и сидели, глядя на огонь.— Расскажите о себе, — попросила Ольга через несколько минут. — Какая у вас семья? Вас любили? Какими вы были маленькими, так же дрались и ругались, как сейчас?— Впервые мы подрались в колыбели, — хмыкнул Рене. — Я его выбросил на пол, а он наябедничал маме.— У нас замечательная мать, — Морис вздохнул. – Любящая, нежная и понимающая. Даже удивительно, как ей это удается.— Потому что любит отца.— Да ну, — не поверила Ольга. — Если бы любовь была взаимной, на вас не было бы никакого проклятия.— Если бы все было так просто… — покачал головой Рене. — Наш прадед Жорж женился по любви. Взаимной. Ты знаешь, что он полюбил Жозефину намного раньше, чем познакомился с Матильдой? Лет на шесть или семь.— Но… — Ольга удивленно перевел
Об утре простой студентки темного факультетаОльгаУтро началось с хриплого рыка и голодного воя.— Лиззи, ну и будильник у тебя, — пробормотала Ольга, не желая открывать глаз и вылезать из теплого одеяльного кокона. Ее так уютно обнимали, так удобно и…Обнимали?Она резко села, одновременно распахивая глаза, уперлась взглядом в дырявую сводчатую крышу — и с ужасом поняла, что кошмар, превратившийся под конец в сумасшедше прекрасную эротическую грезу, был вовсе не сном.— Чудное утречко. Олье, сердце мое, иди сюда, — хриплым со сна, но от того не менее чарующим голосом позвал ее…Морис.Морис с голосом Рене. Как это? Может быть, проклятие исчезло, и братья стали одним целым? Поцелуи любви были, даже брак по любви – вот он, и… это же здорово, да?Правда, почему-то от мысли, что Рене просто исчез, отдав Морису всю свою гениальность и что там еще полагается
О мегамозге, процентах и чистоте экспериментаРенар— Хм… настоящий Д`Амарьяк, какая прелесть! — послышался ниоткуда мурлыкающий голос, от которого жуть пробирала до самых костей.Рене даже не сумел по достоинству оценить двойную иронию: прелестью назвали мало того что горбуна, еще и Д`Амарьяка. Ну и извращенец ему попался… то есть он. Он попался извращенцу. Голодному.— И тебе не хворать, — хрипло, с трудом выдавил из себя Рене, пытаясь понять, где он оказался.А для этого хоть зрение сфокусировать, а не вот эти вот разноцветные пятна, от которых глаза слезятся.— Что ж вы, людишки, такие слабенькие. Не можете выдержать моего истинного великолепия! Дикая, совершенно дикая цивилизация, — вздохнул все тот же мурлыкающий голос, и ослепительное великолепие слегка угасло. — Ладно, так уж и быть. Можешь полюбоваться в доступном твоим жалким органам спектре.Проморгавшись, Р
О мамах, сквозняках и монстрахОльга— Нет, не смей, слышишь, не смей! Отпусти их!..Она очнулась резко, словно ее ударили.В ушах все еще звучало недовольное бормотание монстра, требующего не орать на него, а выбрать…Выбрать…Кто умрет, Рене или Морис? Морис или Рене?Ольга села, схватившись за голову и озираясь.Было темно. Только в окно заглядывала луна. Никаких монстров, паутин и прочей приснившейся ей дряни не было. А была обычная комната: кровать, на которой она проснулась, окно, смутные очертания какой-то мебели.И тишина.Так все же это был сон? Они добрались до замка «Обсидиан», зашли в дверь… и она свалилась с бредом и лихорадкой. Наверняка. Не мог же этот кошмарный монстр быть на самом деле!Ольга вздрогнула, вспомнив свой ужас, когда она увидела трехголовое чудище и обоих Д`Амарьяков рядом, спутанных паутиной. Приснится же такое! Бредятина!
О кино, научных задачах и торговлеОльга— Олье, сердце мое, — сказал незнакомец, спускаясь к ней и глядя такими знакомыми разноцветными глазами. — Позволь сопроводить тебя к завтраку.Он церемонно подал руку. Ольга ее приняла, продолжая разглядывать… Рене? Мориса? В нем было что-то и от того, и от другого. И уж точно не было никаких горбов, родимых пятен, искривленных костей и прочих следов проклятия. Самый обыкновенный мужчина. Довольно высокий и атлетически сложенный, русоволосый и… нормальный. Не сногсшибательный красавец, как Морис, и не уродливая химера, как Рене. Вот только глаза — колдовские, разноцветные, и улыбка такая знакомая и теплая, и голос…— Ты Рене или Морис? — непослушными губами спросила она.— Анри. Мы тут посовещались… и я решил зваться Анри. По нашему… моему первому имени: Генрих Ренар Морис Д`Амарьяк. Надеюсь, тебе нравится это имя,
О демонах, сокровищах и дружбе народовЛюдвиг— Отдавай ты.— Нет, ты.— Нет, ты.Мальчишки перешептывались и пихались локтями за спинами дракона, доктора Курта и Черного Карлика, пока те церемонно здоровались.— Трус.— Слабак.— Ты нашел, тебе и отдавать, — припечатал Отто неоспоримым аргументом.— Ладно, вместе, — хмуро согласился Фаби под насмешливым взглядом Людвига.— Идите уже, герои, — отвесил ласковый подзатыльник маленькому дракончику дракон большой, он же биологический папа.— Отто? — покончив с приветствиями, вопросительно поднял бровь Гельмут.— Э… мы тут нашли кое-что, — неохотно проворчал Фаби, приближаясь к Ольге.— Кажется, это ваше, — старательно не глядя Ольге в глаза, вздохнул Отто.— Вот, — совершенно трагическим тоном завершил Фаби и у
О девичьих разговорах и пользе темной магии для дружбы народовАнриБудущее континента его безусловно волновало, а то, что он внезапно оказался одним из немногих, решающих это будущее — льстило и пугало безмерной ответственностью.Однако едва ли не сильнее его волновало состояние Олье, которую он оставил наедине с ее светлостью. Хоть та и не маг, но противник крайне опасный. Дай-то боже, чтобы они с Олье сумели как-то помириться и договориться. Анри сделал для этого все, что мог, но будет ли этого достаточно?— Спокойствие, только спокойствие. Наедине дамы договорятся куда проще, — ободряюще шепнул ему Бастельеро.Хотелось бы верить.Но еще больше хотелось быть рядом с Олье.Но Анри прекрасно понимал, что покинь он сейчас переговоры, и о Большой Игре можно забыть надолго, если не навсегда. А вместе с Игрой — и о влиянии, и о безопасности семьи…Оставалось только надеяться, что Олье пойм
Генрих Ренар Морис Д`АмарьякДва года спустя. Владимир, храм Единого— Нарекаю тебя, дитя человеческое, Андреем, княжичем Волковым-Мортале. Во славу бога Единого, Истинного, — провозгласил Всерадетель Русийский и окропил малыша освященной водой.Малыш на руках у профессора Бастельеро недовольно заорал.— Во славу твою, Молчаливая Сестра. Во славу твою, Баргот, — тихо сказал профессор и поцеловал малыша в нахмуренный лобик; тот немедленно разгладился, а малыш заинтересованно цапнул профессора за нос.Всерадетель, отлично все расслышавший, и виду не подал, что в Первопрестольном храме творится мерзкое богохульство. Единый, что характерно, тоже не покарал богопротивного некроманта, ныне духовного отца не менее богопротивного некромантеныша Андре. Благостная улыбка Всерадетеля осталась такой же благостной, а уж когда он перевел взгляд на господина Ашша во всем его драконьем великолепии, и вовсе стала выражать н