Глава 4

Петь приходилось в разных местах. То в трактире, то на площади, то в борделе, то в игорном доме. В последний меня притащил жуткого вида одноглазый тип, перепугав до смерти. Поймал за шкирку на улице и поволок, ничего не объясняя. А когда я принялась кричать и вырываться, встряхнул меня как котенка и цыкнул:

— Да не ори ты, задохлик. Хозяин велел притащить к вечеру кого-то, кто будет петь. Гости у него сегодня важные.

— А сразу сказать нельзя было?! — возмутилась я. — Отпусти! Сам пойду.

Громила разжал пальцы, и я едва не шлепнулась на грязную мостовую.

— Заплатит, надеюсь? — поправляя одежду, хмуро спросила я, глядя из-под челки на посланца бандитского главаря.

— Господин Дюза́н менестрелей никогда не обижал, не трясись. Жрать хочешь? — спросил он вдруг.

— Хочу, конечно. Ты же меня с площади увел, я не успел поужинать, — смирившись с грубой манерой общения, в тон отозвалась я.

Публика в игорном доме оказалась специфичная. Бандиты, жулики, отчаянные картежники... Последние были, в том числе, и из аристократов, которые проматывали состояние. Точно как Гаспар... И проигрывали так же, и напивались, и скандалили...

И девки продажные присутствовали, ярко накрашенные, со взбитыми в высокие прически волосами, вульгарно разряженные. Садились на колени к игрокам, отвлекая от карт, мороча головы и предлагая выпить. Смеялись зазывно, демонстрируя содержимое глубоких вырезов своих платьев.

Не хотела бы я себе такой судьбы. Я наблюдала за ними сквозь ресницы, перебирая струны, и благодарила маму за амулет личины, который она сумела где-то найти. Учитывая красоту, которую я от нее же унаследовала, поймали бы меня да заперли где-нибудь. И хорошо еще, если бы участь содержанки меня ждала бы. А то вот так бы угодила в бордель и развлекала публику. Долго бы я не протянула, скорее всего, сама бы и наложила на себя руки. Лучше смерть, чем такая жизнь.

Птица в клетке... И не вырваться, не спастись...

Грустно улыбнувшись своим мыслям, я запела:

Подрезают птице

Сразу два крыла,

Чтоб она подняться

В небо не смогла.

Запирают в клетку

Прерванный полет...

Только эта птица

В клетке не поет.

Если не дано ей

В небо улететь,

Разве может птица

Песни свои петь?

И, тоскуя, птица

Не клюет зерно —

Ведь расправить крылья

Ей не суждено.

Я мечтаю птице

Крылья возвратить,

Выпустить на волю,

Клетку отворить.

Чтобы птица пела,

Чтобы, чуть дыша,

Ввысь за ней летела

И моя душа[1]

Не знаю, вслушивался ли кто-то в тексты моих песен, но в итоге меня и накормили, и вином пытались напоить, и даже женщину предлагали. От вина и женской ласки я отказалась, вызвав шквал насмешек, мол, зеленый я еще. А после выступления щедро отсыпал мне монет один из местных королей теневого мира. И совет дал:

— Талантлив ты, Рэм. Облагодетельствовала тебя богиня. Но костюм купи поприличнее. А то сразу видно, бродяга и голодранец. Вот для выступлений — натягивай одёжу побогаче. С вышивкой какой, что ли. Бабам нравятся смазливые юнцы. Глядишь, еще с ле́дей любовь закрутишь.

Я кашлянула, потому что любви от «ледей» мне совсем не надо, я сама — леди.

— И еще... — наклонился он к моему уху и прошептал едва слышно, дыша винными парами: — Сваливал бы ты из Дагры, малец. Одарен ты способностями, Рэм, чрезмерно одарен. Как бы на костер они тебя не привели.

Я вздрогнула всем телом, сжала зубы, но промолчала. А бандит, одетый в бархат и золото, продолжил:

— Я тебе ничего не говорил. Но ты мелкий, шустрый, и терять тебе нечего, коли сирота бездомный. Сумеешь выбраться, помолись за меня да свечку поставь. А ежели припечет, то покажи вот это. Меня по всему королевству знают, — и сунул мне что-то в карман.

Позднее, когда появилась возможность рассмотреть, я выяснила, что это была обычная серебряная монета с одним отсутствующим краем. Словно хитро отпилили кусочек по невидимой ломаной линии.

— Благодарю, господин Дюзан, — чинно поклонилась я, словно передо мной лорд, а не главарь разбойников.

Он же осмотрел меня с ног до головы задумчивым, совсем не пьяным взглядом и рявкнул, заставив подпрыгнуть от испуга:

— Гренька!

— Ну? — ввалился тот громила, что меня сюда приволок.

— Вот что, Гренька. Организуй-ка этому птенчику спутников. А то следующий обоз отсюда лишь через десять дней. Нечего ему в нашей дыре сидеть.

— Дык... А куда его? — поскреб щетину одноглазый.

— А давай-ка его...

Не обращая внимания на меня и мой лепет, мол, «я сам как-нибудь», неожиданный благодетель принялся отдавать распоряжения о том, чтобы меня отвезли в крупный город. Именно туда я и планировала поехать, так как четко держала путь к южному перевалу, отделяющему Дагру от всего остального мира. Где-то там, за горами, есть магия, живут чародеи, эльфы и оборотни...

Если смилостивится надо мной Неумолимая, то я смогу как-нибудь туда перебраться. Не ведаю пока — как. Тут бы хотя бы просто доехать до границы, выжить и сохранить руки-ноги.

Утром я покинула городок, в котором даже осмотреться-то не успела, в сопровождении жуткой наружности типа. Встретишь такого ночью в подворотне — сам всё отдашь, ему и говорить ничего не придется. За несколько дней нашего совместного пути он проронил буквально несколько слов, да и то — команды: «вставай, поехали, жри, пей, заткнись, быстрее, шевелись...». Но не обижал и по-своему заботился, выполняя приказ хозяина. Доставив, куда велено, дал «легкий» подзатыльник, от которого меня унесло вперед. Но не со зла, просто силу не рассчитал. Оказалось, это он так прощался со мной. Качнул головой недовольно, проследив за моим полетом, рожу свою страшную скривил в гримасе, вероятно обозначающей улыбку, и буркнул:

— Бывай. Береги себя, и смотри, не сдохни раньше времени. Раз хозяин тебя оценил, значит, и правда ты чего-то сто́ишь.

Это была его единственная длинная и связная реплика за все время нашего знакомства.

— Спасибо, — кашлянув, отозвалась я. — Передавайте господину Дюзану мой поклон.

— Жри давай лучше, — напутствовал он меня, взлетел обратно в седло и поехал, не оглядываясь, уводя с собой флегматичную лошадку, выделенную на время мне.

Проводив его взглядом, я хмыкнула, покачала головой и потерла затылок, куда прилетел «подбадривающий» прощальный подзатыльник. Тяжелая рука, однако. Представляю, что было бы, ударь он в полную силу. Костей не собрала бы.

Грубый, необразованный, жуткий, но при этом...

И вот мой долгий путь подошел к концу.

Прищурившись, я смотрела на снежные шапки гор и перевал. Дорога пролегала между скал в настолько узком ущелье, что там с трудом могли разминуться две телеги, но этого и не требовалось. К нам в Дагру ездили лишь немногие проверенные и одобренные короной купцы. Без специальной грамоты с королевской печатью никто не мог ни покинуть наше государство, ни въехать в него.

— Эй, менестрель! — окликнул меня стражник, проходивший по площади, где я присела, чтобы отдохнуть и набрать немного денег. — Чего не поешь? Чего расселся?

— Отдыхаю, господин стражник, — растянула я губы в привычной уже за эти месяцы улыбке.

— Ну-ну. Смотри у меня! — погрозил он мне зачем-то кулаком, погладил толстый живот и, гремя оружием, отправился по своим важным делам.

Я же, вздохнув, стала перебирать струны гитары. Потихоньку подтягивался народ, и я занялась своей нынешней работой — веселить достопочтенную публику.

К вечеру нашла скромный трактир поближе к окраинам, сняла убогую комнатушку, чтобы не вводить в искушение лихой народ. И когда совсем стемнело, спустилась в общий зал. С трактирщиком у нас была договоренность, что я плачу́ за себя сама, играть он мне не запрещает, но и защищать от желающих поживиться за мой счет или просто поколотить хлипкого худосочного пацана, не станет. Мои проблемы его не касаются.

Вот и напевала я негромко, сквозь ресницы поглядывая на собравшийся тут сброд. А когда вышло какое-то время, повесила гитару за спину и скользнула к одному из столиков в углу. Мордовороты, сидевшие там, внушали душевный трепет своим обликом, но именно они-то мне и были нужны. Не зря же я нашла не приличное местечко в благополучном районе, а заведение, в котором собирается именно подобная публика.

— Приветствую, господа хорошие, — поклонилась я им. — Не угостите музыканта стаканом теплого молока?

— Чё? — не понял один из мужиков. — Молока?!

— Пацан, ты выбором не ошибся? — хохотнул другой и приглашающе похлопал по скамье. — Вино! — легко поднял он огромный кувшин и собрался мне налить.

— Нельзя мне, господа. Голос потеряю, а это мой кормилец. Сам не рад, да выбора нет.

Громилы заржали, отвешивая в мой адрес пошлые шутки, но я уже привыкла к подобному, даже бровью не повела. Понимаю, что для них мальчишка, коим я сейчас выгляжу, пьющий молоко, а не вино — это действительно повод для насмешек.

— Жри давай, — пододвинул ко мне блюдо с жареными свиными ребрами мой сосед по скамье, а потом хлопнул по спине так, что я чуть лицом в это блюдо не угодила. — Дохляк, смотреть противно.

Я левой рукой взяла одно ребрышко, откусила немного мяса, а второй продемонстрировала монетку, полученную от господина Дюзана:

— Не знаете, с кем бы я мог поговорить? — повертев опознавательный знак так, чтобы мои собеседники хорошо рассмотрели хитро обрезанный край, спрятала серебрушку обратно в карман.

— Ну, допустим, со мной, — перестал улыбаться и откинулся на стену сидящий напротив меня тип.

— Мне одна птичка прочирикала, мол, если что, я смогу попросить о помощи, — негромко проговорила я и снова откусила от свиного ребра кусочек мяса.

Мужики притихли и переглянулись.

— А малец-то не так прост, — хмыкнул мой сосед и уставился на своего главаря.

— Чё надо? — вопросил тот, окидывая меня тяжелым взглядом.

— Не здесь, господин?..

— Мое имя тебе без надобности. Идем! — выбрался из-за стола тот, кого я собиралась просить об услуге.

Мы поднялись на второй этаж. Трактирщик проводил нас взглядом в спины, но ни слова не сказал. А я прошествовала до комнаты в конце коридора, вошла внутрь, как было велено жестом, и молча дождалась, пока мой спутник запрет дверь.

— Ну? — повернулся он ко мне.

— Мне нужно на ту сторону, — едва слышно прошептала я, сначала приблизившись вплотную. — Королевской грамоты нет.

— Ты в своем уме, пацан?! — обалдел от моей просьбы бандит. — На плаху захотел?!

— Как раз на нее и не хочу. Моя дорога — в один конец. Так как? Расходы оплачу.

Громила присвистнул, скривился и поскреб заросший щетиной подбородок. Думал он долго, минут десять. Про меня словно забыл, игнорируя мое молчаливое присутствие, а когда я уже почти отчаялась, проговорил:

— Послезавтра.

— Сколько? — едва сдержав нервную дрожь, уточнила я.

— Скажу завтра. Будь здесь, за тобой придут.

Он развернулся и тяжело потопал к выходу. Когда спустились вниз, я хотела уйти, но мне не позволили.

— Жри, потом может и некогда будет, — мрачно проговорил тот, кто мог помочь мне вырваться на свободу, и толкнул к столу.

Силу опять не рассчитал, и я улетела вперед, едва не упав. Да что ж они меня все швыряют-то одним движением руки? То ли сильные такие, то ли я совсем хрупкая... Про меня бандиты тут же забыли, пили вино, смеялись над своими шутками, но когда я насытилась и чинно выпрямилась, мой давешний собеседник скомандовал:

— Спой нам, менестрель. Нечасто тут бывают певчие птички.

Назавтра я с самого утра сидела в общем зале трактира. Посетителей еще не набежало, это к вечеру тут будет не протолкнуться. Но меня трактирщик не гнал, лишь поглядывал хмуро. Похоже, тут вообще не принято совать нос в чужие дела. Меня это полностью устраивало.

Когда на пороге внезапно появился один из моих вчерашних знакомцев, я уже вся извелась. Он нашел меня взглядом, едва заметно качнул головой в сторону выхода, после чего как ни в чем не бывало протопал к стойке и потребовал налить ему чего покрепче.

У них с трактирщиком завязалась беседа, а я неспешно накинула капюшон плаща, подхватила свои вещи, гитару и выскользнула на улицу. Ждать, притулившись у стены, пришлось минут пятнадцать. Мой проводник вышел и, не оглядываясь, направился якобы по своим делам, лишь многозначительно глянув мне в глаза.

Что ж, пойду, куда ведут... Подождала, пока он немного отдалится, и двинулась следом, стараясь не потерять из виду его фигуру.

Пришли мы к складу на окраине города.

Когда я вошла в крохотную покосившуюся сторожку чуть в стороне от каменного строения, то обнаружила там главаря.

— Значит, так, — без приветствия заговорил он. — Деньги сейчас. Мы спрячем тебя, и до ночи сиди так, чтобы ни звука. С купцом договорились, должок за ним...

Я вытащила свой кошелек и положила на стол.

— Сколько с меня?

Не ответив, он сцапал мешочек, развязал и высыпал его содержимое на стол. После чего откинул в сторону все медяки, помедлил, и туда же последовала пара серебрушек. Все остальные серебряные он ссыпал в ладонь и спрятал в карман, небрежно бросив опустевший кошелек на мелкую стопку монеток, которыми пренебрег.

— Чай, мы тоже люди, — буркнул он. — На первые дни хватит, потом заработаешь.

Кивнув, я забрала остаток своих денег.

— Снимай штаны и рубаху. Смени одежду на что-то из того, в чем тебя здесь не видели, — продолжил он инструктаж. — Гитару тоже оставишь здесь. Позднее ее найдут где-нибудь на неопознаваемом трупе, одетом в твои вещи. И пошевеливайся!

Дернувшись от резкой команды, я вскочила и принялась торопливо переодеваться. Стесняться за эти дни уже перестала... Редко когда мне так везло в общественных банях, как в первый раз. Был выбор — либо ходить грязной, либо, сжав зубы и забыв про стыд и приличия, мыться вместе с другими мужчинами. Я ведь «малец», а потому никому не было дела до того, как выглядит мое худое мальчишечье тело в раздетом виде. А я старалась не смотреть...

Сложив стопкой только что снятые с себя рубашку и брюки, я натянула сапоги, снова накинула плащ и вопросительно уставилась на своего собеседника, который задумчиво вертел в руках мою поцарапанную гитару.

— Спрячем тебя среди товара. Не задохнешься, доступ воздуха оставим. Лежи тихо, словно мышь. Чихнешь, кашлянешь или как иначе выдашь себя — твои проблемы. Нас это уже не касается. Всё понял?

— А что за товар? — осмыслив, уточнила я.

— Рулоны тканей. Вот еще что... Пространство расчистим небольшое, ты-то доходяга тощий, поместишься, а вот барахло твое придется оставить. Показывай свой скарб.

Не дожидаясь, пока я сделаю это сама, он сцапал мою еще не закрытую сумку, небрежно вывалил ее содержимое на стол и принялся сортировать.

В одну кучу — сменную одежду (у меня ее было не так чтобы много), тетрадь с карандашом, после некоторой заминки туда же отправились мелочи (в буквальном смысле — то, что небольшого размера), необходимые в путешествии. Всё остальное, что занимало место, но без чего можно обойтись первые дни, было безжалостно сброшено на пол. Туда же упали дорожное одеяло, котелок для приготовления пищи в дороге, разный инвентарь, который я докупала по совету наемников, дававших мне уроки выживания, и бурдюк с водой. Мужчина не поленился даже заглянуть в мешочек с припасами. Принюхался, вяленое мясо, сыр и пару луковиц убрал, пресные лепешки и сухари оставил.

— Запах, — пояснил на мое замешательство. — Собаки могут учуять. Доберешься до людей, пополнишь запасы еды.

— Понял, — смиренно ответила я.

— С собой в схрон возьмешь только сумку. Свет-камень и ножичек свой в нее спрячь. Фляга полная? — увидев мой подтверждающий кивок, он продолжил: — Береги воду! Прятаться придется долго. В плащ закутайся, чтобы он места не занимал.

— А как долго лежать? — робко уточнила я.

— Как получится, — отрезал он. — Идем.

И мы пошли... Мужчины вдвоем помогли мне пробраться в уже груженный рулонами сукна фургон. Молча, даже не переругиваясь, они соорудили в середине узкую длинную нору, велели мне в нее улечься. Еще повозились и притулили у меня в ногах сумку.

— Ничего нигде не жмет? — шипящим шепотом уточнил главный бандит. — Учти, менестрель, лежать тебе тут много часов. Флягу с водой на грудь положи, коли совсем невмоготу станет, сможешь подтянуть ее ко рту и глоток сделать. Но смотри не увлекайся, если по малой нужде приспичит, быть беде.

И вот, по прошествии некоторого времени, я оказалась в одиночестве. Надо мной оставили немного свободного пространства, только чтобы можно было подтянуть к лицу фляжку и отпить воды. Рулоны тканей по бокам и сверху укладывали осторожно, чтобы меня не завалило и чтобы оставить доступ воздуха.

Час. Три. Пять. Не знаю сколько... Долго...

Потом звуки голосов, четкие распоряжения, ругань, ржание лошадей, веселый собачий лай. Совсем рядом кто-то громко скомандовал:

— Трогай!

Мое укрытие качнулось и двинулось вперед.

Снова дорога в неизвестность, с минимумом вещей. Практически с тем же, с чего я начинала свой путь от стен родного графского замка.

Сейчас я боялась выдать себя намного больше, чем после ухода моих помощников. Тогда я была в одиночестве, даже вздремнуть успела, сейчас же любой звук могли услышать те, кто сопровождал обоз.

В какой-то момент началась паника. Я так боялась случайно кашлянуть или чихнуть, что почти начала задыхаться.

Спокойно, Рэми. Спокойно! Ты сможешь... Ведь столько уже прошла и выдержала...

Вызвав мысленный образ мамы, я стала дышать так, как она учила, называя это медитацией. Говорила, что маги в обязательном порядке должны уметь это делать. А мне просто стоит научиться, чтобы при необходимости расслабиться и погрузиться в некое подобие транса — оплота спокойствия.

Я сделала три глубоких вдоха и выдоха. Учитывая, что находилась я в замкнутом тесном пространстве, это далось не просто. После переключила дыхание с груди на живот и стала медленно считать выдохи, мне было легче именно так. Вдох, выдох — раз. Вдох, выдох — два. Вдох, выдох — три...

Незаметно я погрузилась в состояние, которое мама называла «царство без мыслей». По ее словам, маги в таком трансе видят свою внутреннюю энергию, потоки сил, могут управлять ими и исправлять свою ауру, если она пострадала.

Я ничего такого не умела. В моменты, когда погружалась в это «царство без мыслей», меня словно не существовало. Мое «Я» пропадало. Было нечто необъятное вокруг, весь мир, покой, чистота, свежесть и тишина.

Единственным минусом подобных упражнений было то, что абсолютно терялось чувство времени. Невозможно было понять, сколько я пробыла в этом небытии — час, десять? И все тело затекало и деревенело, потом приходилось разминаться, чтобы снова почувствовать руки и ноги.

Вот и сейчас. Исчезла узкая нора среди рулонов тканей. Растворилась в тишине Рэмина дас Рези. Были лишь покой и чистота.

А пришла я в себя от того, что кто-то совсем нелюбезно дергал меня за обе ноги и куда-то пытался волочь. Я сначала даже не поняла, что происходит...

— На счет — три! — тихо шепнул один голос. — Раз, два, три!

И меня выдернули из схрона. Упасть на землю не дали, подхватили в четыре руки и рывком поставили на ноги... Попытались поставить, потому что я совершенно не чувствовала своего тела.

— Ну что? Помер? — недовольно прошелестел тот, кто держал меня справа.

— Да не-е, дышит. Хотя странно. Задохнулся слегка, видать, без сознания...

— В сознании, — облизав сухие потрескавшиеся губы, выдохнула я. — Воды...

К моему рту тут же приложили что-то твердое и влажное, и я жадно сделала несколько глотков.

— Приехали, пацан. Дагру мы покинули, — принялся шептать мне в ухо стоящий справа мужчина. — Выжил, что уже — чудо, а дальше сам. Нельзя, чтобы тебя кто из обоза живым увидел, вопросов не оберешься. А я из-за тебя на плаху не хочу.

— А если бы не выжил? — с трудом ворочая языком, спросила я.

— Не ты первый, не ты последний.

— В какую сторону идти? — пытаясь осмотреться в темноте, уточнила я. Похоже, случалось купцам выкидывать трупы нелегалов, пытавшихся покинуть родину. Уж больно спокойно они об этом говорили.

— Пока спрячься в стороне, а утром гляди, куда мы поедем, и топай в том же направлении. Вот твоя сумка, — мне на плечо опустился ремешок. — И вот что. Мы тебя не знаем, ты — нас. Как ты покинул закрытое королевство — нам неведомо. Отныне ты для всех жителей Дагры — предатель, изгой и, считай, что умер. Не вздумай возвращаться. Сожгут, даже если ты не маг.

— Да благословит вас Неумолимая, добрые люди, — пошатываясь, я поклонилась.

К этому времени ко мне уже вернулось зрение, и я обнаружила, что двое мужчин, вытащивших меня из рулонов, предусмотрительно спрятали лица до самых глаз под повязками.

Обоз остановился на ночной привал и, судя по тому, какая стояла мгла, совсем скоро взойдет солнце. Ведь все знают, что самая темень наступает за час до рассвета.

Получается, я провела в «царстве без мыслей» более десяти часов. И, похоже, лишь благодаря столь глубокой медитации, выдержала их.

— Сам дойдешь? — с опаской спросил один из мужчин.

Я сделала шаг, покачнулась...

— Вот же... — сердито выдохнул он и закинул меня на плечо. — Отволоку его. Не дай Неумолимая, еще проснется кто и заметит.

Бодрой рысью мой вынужденный помощник порысил прочь от телег, фургонов и спящих людей. Отбежав, опустил меня на землю и, наклонившись, шепнул:

— Удачи, парень. Позволит Неумолимая, выживешь. А коли нет, значит, не судьба.

Не дожидаясь ответа, он выпрямился и быстро отправился назад.

Я же распласталась на земле, держа в одной руке ремень сумки, а во второй фляжку, и смотрела на небо и звезды. Неужели мне удалось? Поверить не могу...

[1]Стихотворение написано читательницей специально к этому произведению. (Здесь и далее примечание автора).