Праздники праздниками, а дел у него – выше крыши. Впрочем, Михаил был рад тому, что всегда находилось чем заняться. Праздники с некоторых пор вызывали у него болезненную тоску. И если бы не работа, метался бы он неприкаянным, беспокойным по квартире. В дни вынужденного отдыха наиболее остро ощущались одиночество и непоправимость случившегося. Просто потому, что Настя раньше обязательно придумывала планы на выходные. Шумные компании она не любила, предпочитала домашний уют или вылазку куда‑нибудь вдвоем, и умела так все организовать, что выходные и правда становились волшебными. Впрочем, будние дни она тоже умела превращать в праздники. Топтыгин… Она частенько звала его Топтыгиным, обыгрывая его «медвежье» имя. «Топтыгин, ты ничего не планируй на эти выходные!» – просила она его в начале их совместной жизни. А потом необходимость в этих просьбах отпала, потому что Михаил старался так вести свои дела, чтобы в выходные быть свободным. А раньше
Девушка отчаянно забарахталась, пытаясь вынырнуть на поверхность, но намокшая одежда, ставшая вдруг тяжелой, как латы, сковывала ее движения. Рита попыталась избавиться от куртки, отчаянным движением срывая ее с себя, но пальцы сводило от холода, руки не слушались. Она тонула, но сопротивлялась изо всех сил. Не может она утонуть! Не может умереть так глупо, так внезапно, так… Ей еще Лику поднимать! Мысли о младшей сестре придали сил, и Рите почти удалось выплыть на поверхность, туда, где уже были видны расплывчато, через слой воды, звезды на небе. В предвкушении вдоха она сделала сильный рывок и… ударилась головой обо что‑то твердое. Поверхность воды оказалась покрытой толстой ледяной коркой. Как? Как это возможно?! Ей вспомнилось, что на дворе – май, ночью хоть и похолодало, но не до заморозков же! Рита в отчаянии заколотила по ледяному куполу своей темницы, надеясь разбить его, но то ли слой был слишком толстый, то ли ее силы на исходе, только лед даже не тресн
Газетные вырезки были похожи на осенние листья: пожелтевшие, сухие и хрупкие. И от них так же веяло грустью и горечью. Однотипные случаи, похожее изложение, будто писанное одним человеком. Сухие факты без домыслов. Чьи‑то долгие ожидания, уложившиеся в несколько газетных строк. Он столько раз складывал из них пасьянс в поисках единственно верной комбинации, что вырезки обветшали. И Михаил, разглядывая их, в какой раз подумал, что, пожалуй, надо снять ксерокопии. Какая разница, что складывать в пасьянс – оригиналы или копии.Часто перечитывая эти заметки, он невольно выучил их наизусть. Но что толку от того, что он знает содержание, ведь секрет так и остается неразгаданным?Михаил поднялся и, заложив руки за спину, сделал круг по комнате. Так же цирковой лошадкой по арене закружились и его мысли – замкнутые в бесконечном цикле, обреченные круг за кругом идти по протоптанной дороге без надежды свернуть на прямую. Он чувствовал себя заложником, искал всевозмож
2000 годРита заболела гриппом. Чтобы младшая внучка не заразилась, бабушка уступила Рите кровать в своей комнате, а себе постелила на полу. Мучаясь от ломоты в теле, вызванной вновь поднявшейся температурой, девушка долго не могла уснуть, но лежала тихо, стараясь не потревожить уснувшую бабушку. Не спалось Рите еще из‑за лунного света, который пробивался сквозь неплотную занавеску, будто луна не просто светила в окно, а заглядывала в него, с особым, лишь ей ведомым интересом рассматривая лица отдыхающих. И Рите почему‑то стало неуютно. Даже когда девушка закрывала глаза, продолжала чувствовать на лице холодный, как невесомое прикосновение призрачных пальцев, лунный свет.Прислушивалась к сонному, с легким похрапыванием, дыханию старушки, она старалась дышать в такт. Помнится, когда была маленькой и долго не могла уснуть, просила маму прилечь рядом. И сосредотачивала все свое внимание на том, чтобы слушать мамино дыхание и «попадать&
–Сложно описать. Это не столько визуальный образ, сколько ощущение… Ощущение страха, исходящего от тетки, понимаешь? Не знаю, кто она. Человек ли или нечто… потустороннее. Я не знаю, почему она меня преследует. Что ей от меня нужно?Голос Лики зазвучал вдруг жалобно, так, будто она еле сдерживала слезы.–Тише, тише,– погладила Рита сестру по заплетенным на ночь в косу волосам.–Я внезапно просыпаюсь с неясным ощущением тревоги. Еще не понимаю, чем это чувство вызвано, и боюсь открыть глаза. Но некая сила поднимает мне веки и заставляет взглянуть в сторону окна. И тогда я вижу ее. Она стоит бледная, с опущенными на лицо мокрыми волосами. Будто утопленница. Ее глаза закрыты. И я понимаю, что, если она их откроет, для меня настанет конец. Я силюсь отвести взгляд, но что‑то мне не дает этого сделать. И наконец тетка поднимает веки. И у нее оказываются такие страшные и странные глаза. Большие и полностью ч
1995 год. ОльгаТемнота давно уже зовет ее, гипнотизирует, затягивает в свою воронку. То вкрадчиво шепчет, суля всевозможные блага, то подталкивает к краю пропасти, откуда доносится хохот бесов. Языки пламени адских костров, вырывающиеся из пропасти, лижут черное небо, от жара, кажется, плавится кожа. Она изо всех сил сопротивляется, борется с темнотой, чтобы не упасть в нее. И не падает пока лишь потому, что темнота забавляется, играя с ней, как кошка с мышкой, то отпуская, то вновь накрывая лапой. Потому что знает: жертва от нее не сбежит.Кто то трогает ее за ногу. Она опускает взгляд и видит поднятые на нее глаза малышки. Во взгляде крохи – любопытство и ожидание. Но так видится всем тем, кто не знает, что темнота уже расставила фигуры на шахматной доске, предвкушая беспроигрышную игру, просчитала заранее ходы и сделала ставку вот на эту девочку. Вот они, демоны, – в глазах крохи. Светлые глаза ребенка застилает тьма. Расплывается по радужке небесного цве
В их отношения с Олегом она вмешиваться не собиралась. Но ей показалось неправильным, что девушка где‑то сейчас ходит одна, возможно, плачет. Даша и так чувствовала себя неловко в чужой компании, последовала за Олегом как тень и так, его тенью, и провела предыдущий день. Возможно, Рита попросит Дашу не расстраиваться, предложит вернуться и выпить вместе по чашке чая. Наверняка девушка еще и замерзла: неизвестно, в каком виде она выскочила. Может, кроме тех ничего не прикрывающих тряпочек у нее и нет другой одежды. Рита что‑то не заметила, чтобы у Даши с собой была большая сумка с вещами.Она обошла всю территорию, прилегающую к дому, стараясь не вспоминать о том, как бегала тут девочкой, как помогала бабушке пропалывать грядки. Ненужная ностальгия, с ней было покончено в тот день, когда она поставила свою подпись на договоре о купле‑продаже.Даши на участке не оказалось. Рита даже заглянула в хозяйственный блок, который стоял незапертым, надеясь, что девушка прячется т
Не пройдя и половины пути, Михаил вдруг остановился – резко, словно натолкнулся на препятствие. Чувство тревоги запульсировало в груди, вызвав легкую, но неприятную боль. Он бы, может, и проигнорировал этот сигнал, но такие вот «звоночки» уже не раз предупреждали его об опасности. Однажды, помнится, возвращался он домой ночью. Освещение на улице было слабым: часть фонарей не горела. Но Михаил шел уверенно, так как уже не раз возвращался тем путем и знал его досконально. Когда он уже подходил к концу улицы и оставалось лишь свернуть в проулок, ведущий к его дому, вдруг возникла эта пульсирующая боль в груди, и тревога холодом разлилась по венам. Повинуясь наитию, он остановился, вытащил из кармана мобильный, включил подсветку. И увидел, что находится буквально в шаге от открытого канализационного люка. Если бы не то внезапное чувство тревоги, провалился бы. Домой тогда он попал нескоро: дожидался, пока приедет вызванная им дорожная служба и огородит опасное место.
Видимо, Олег все же поднял тревогу, потому что встречать их на дорогу вышли все. На первом плане стоял не Олег, как можно было бы предположить, а Иван и Вячеслав. Оба невысокие и крепкие, будто грибы‑боровики, в одинаковых позах: с засунутыми в карманы руками, с похоже ссутуленными плечами, с широко расставленными ногами. За их спинами маячила с тревожным выражением лица Татьяна, которой что‑то, активно жестикулируя, втолковывала Лика. Судя по тому, что сестра Риты то указывала на дом, то активно начинала размахивать руками, уговаривала она беременную хозяйку вернуться на территорию дачи. Татьяна же качала головой, поглаживала живот и кусала губы. Лицо у нее было таким несчастным, будто все самое страшное уже случилось. Рядом безмолвной фигурой застыл Павел, поглядывая то на дорогу, то на дом, то на Лику. Похоже, парень в этой компании продолжал чувствовать себя очень неловко. Олег стоял в сторонке, возле калитки, и с кем‑то возбужденно разговаривал по телефону.«Нива&r