1430 г. Шварцберг
– Пани Роза! Прибыла делегация гуситов[1]! Ждут у ворот!
Хозяйка замка оглянулась и отошла от окна. Осада замка одним из отрядов Прокопа Большого продолжалась уже третью неделю. Помощи ждать было неоткуда. Чехи огнем прошлись по германским землям и, по слухам, были уже где-то в районе Магдебурга[2]. Нужно было принимать решение, ведь запасы продуктов в замке начали подходить к концу, а она не могла рисковать жизнью своего единственного сына.
– Тилло! Впусти троих. Я готова с ними поговорить. От моего мужа нет известий?
– Нет, фрау! Возможно, посланцев задерживают еретики.
Она прошла в детскую. Генрих сидел на полу и пытался расставить игрушечные фигурки. Мальчик был рад осаде, его учитель, монах из соседнего монастыря, не появлялся с начала осады. Неизвестно, вообще, появится ли он. Гуситы не жаловали католических священников. Женщина задала ребенку несколько вопросов, на которые он небр
Вена. Австро-Венгрия. 13 марта 1848 г.[1]Катарина-Луиза приоткрыла двери кареты и обратилась к кучеру:– Шимон! Фрейлейн Эмма просит узнать, почему мы не едем. Мы уже почти дома!– Фрау Катарина, прошу передать баронессе, что ехать совсем невозможно! Смотрите сами, вся Херренгассе переполнена людьми!И действительно, все вокруг было запружено людьми, толпами людей. Они кричали, размахивали руками и пытались продвигаться к зданию ландтага[2]. Окинув все это безобразие недовольным взглядом, женщина скрылась внутри кареты. Через минуту дверца вновь отворилась, и наружу выглянула сама баронесса, Эмма Швацберг. Она с удивлением и любопытством рассматривала необыкновенную суету, совершенно несвойственную их аристократическому району.Толпа состояла из людей самых различных сословий. И все они были очень возбуждены и настроены решительно. Прямо у кареты остановилась группа молодых людей, скорее всего, студентов, кото
Кира вновь шла к знакомому пруду по знакомым дорожкам и среди знакомых теней. На этот раз все освещала полная луна, в свете которой деревья и кусты приобретали странные очертания. Что и зачем влекло ее, она не знала, но не испытывала какого-либо волнения. Девушка подошла к краю пруда и с удивлением обнаружила, что на ней то самое черное платье, в котором она ужинала у барона. Платье с портрета. “Ну и что? Мне в нем тоже хорошо. А та, другая, ничего не может мне сделать”. Внезапно изображение в озере замерцало, и вместо черного Кира оказалась одета в зеленое. В этом платье она была во время последних необыкновенных событий, но оно осталось, судя по всему, в клинике. Жалко, это платье девушка выбрала после целых двух часов примерок и походов по бутикам. Глубокий цвет странным, магическим образом гармонировал с ее обликом. Даже сейчас, в этом странном свете, в мире полутонов и серо-черных красок он был живым, ярким, настоящим. Кире даже показалось, что этот цвет как-то по-о
21 января 1863 года, Гродненская губерния, Россия[1]День уже клонился к концу. Смеркалось. Надвигалась длинная январская ночь. Эмма сидела вдвоем с маленьким Рышардом. Мальчик, ползая на коленях, среди разбросанных игрушек, с воодушевлением руководил наступающей кавалерией. Мать, посматривая на сына, обдумывала слова учителя, пана Линцмайера, который отмечал отличные способности ребенка в математике и языках и советовал скорее отправить его в какое-либо учебное заведение, где он сможет по-настоящему развивать свои таланты.Скорее всего, придется писать отцу. Отношения, так драматически разорванные после бегства из Вены четырнадцать лет назад, постепенно приходили в норму. Генрих интересовался своим внуком и, возможно, смог бы устроить его в какую-нибудь престижную школу с пансионом, ведь мальчик хорошо говорил по-немецки. Одно Эмма знала наверняка – она не хочет, чтобы ее сын был военным.Во дворе раздался шум, ржание лошадей и п
Милан шел по черной дорожке. Что это была за дорожка, из чего сделана и куда вела, он не знал. Однако знал, что сойти с нее невозможно и предстоит пройти ее до конца. На этой дорожке ему предстоит кого-то догнать. Если ему позволят. Вокруг была темнота. Он продолжал идти, подавляя в себе желание побежать, бегом шансы догнать были больше, но он не знал, хочет ли он вообще догонять. Постепенно мужчина стал узнавать место, где находился, аллея, по которой приехал вчера в этот забытый богом центр. Да, вот комплекс зданий впереди, но, как он ни старался прибавить шагу, здания не приближались. Зато впереди, на дорожке, он заметил скамейку, на которой сидели две девушки. Скамейка непонятным образом оказалась совсем близко, и он смог узнать знакомое лицо и необыкновенные серые глаза одной из сидящих на скамейке, другую он видел в первый раз. Черноглазая брюнетка, очень красивая, с неуловимыми восточными чертами лица. Она смотрела на его приближение с явным неудовольствием. Кира же наблюдала
Шварцберг. 27 мая 1623 годаВ кабинете своего замка хозяин, барон Генрих Шварцберг, принимал интересного гостя, литовского дворянина Михала Михайловича, возвращавшегося из Турции с молодой женой. Человек, столь много повидавший и испытавший, наверняка мог рассказать много интересного, и хозяева гостеприимно распахнули для путешественников ворота замка. Женщины уединились для беседы в комнате, которая служила своеобразным салоном, а Генрих пригласил литовского дворянина к себе в кабинет. Хозяин предложил гостю новомодную вещь – курение табака и, к его удивлению, пан Михал согласился с удовольствием, что сразу расположило к нему барона. Выдыхая густые и душистые клубочки, шляхтич пояснил, что приобщился к этому новому удовольствию в Стамбуле. Хозяин, в свою очередь, не преминул подчеркнуть, что он получает табак из Франции, а туда его привезли из колоний. Некоторое время мужчины просто молча наслаждались процессом. Затем подняли по бокалу венгерс
Шварцберг. 27 мая 1623 годаДве дамы сидели в салоне замка. Обычные посиделки за чашкой чая. Разговор не клеился. Казалось, было совершенно непонятно, о чем могут беседовать такие разные женщины: баронесса в шикарном платье с высоким стоячим воротником, со множеством кружев и с необыкновенным камнем на груди, и сидящая напротив нее сероглазая женщина, одетая значительно скромнее.Единственное, что могло их объединять – цвет их украшений. И фантастический камень на шее Беатрис, и значительно меньший по размеру, но также притягивающий взгляд камень в перстне на руке Александры, были одинакового, необыкновенного глубокого черного цвета. Несколько попыток найти общие темы для беседы не удались, гостья, словно на показ, сохраняла полное равнодушие к любезным вопросам и репликам хозяйки. На какое-то время повисла настороженная тишина. “А может, ей просто нечего сказать? Или она боится показать себя простушкой?” Беатрис не могла пон
Шварцберг. ноябрь 1813 года– Генрих! Как вы можете покинуть замок в это время? Наш сын совсем мал! И эти слухи о французских дезертирах в окрестных лесах. Мне не по себе.Софи даже сама не могла понять, почему она так нервничает именно сегодня. Отлучки мужа были совсем нередки. Война уже откатилась далеко. Она давала о себе знать только иногда, главным образом всякими слухами. Вот только погода стояла странная. Тишина, вся природа поддалась тишине. Ни ветра, ни дождя. И необыкновенная красота лесов внизу, с не облетевшим узором разноцветных листьев.– Дорогая! Но я как раз и хочу, чтобы у нас разместили хотя бы небольшой гарнизон. И потом, с тобой остается Вахт и слуги. Ты же знаешь, наши люди вооружены. Закроете ворота и не будете никого впускать.Конечно, Генрих, как всегда, говорил разумные вещи. Но тревога не отпускала. Что-то глубоко внутри протестовало против его отъезда.Барон уехал. День проходил за дн
Милан открыл глаза. Темно и тихо. Место, кажется, незнакомое. И точно, он не дома. Ветер колеблет шторы приоткрытого окна. Дома шум машин на улице не смолкает никогда. Совсем темно, нет даже отблесков уличного освещения. Ну и ладно. Мужчина уже хотел снова закрыть глаза.– Не спи. Подожди немного.Мягкий женский голос. Неуловимо знакомый, приятный, но странный. В комнате кто-то был. У окна замер в лунном свете силуэт. Да, женщина. Постепенно Милан стал различать черты лица. Он понял, где встречал ее.Сегодня девушка из сна не сердилась и никуда не торопилась.Она даже позволила себе выдержать паузу и просто смотреть на него, ожидая первого шага от мужчины.– Мы спим?– Да. Ты снишься ей. И поэтому мы можем поговорить.Милан вздрогнул. Теперь он вспомнил. Этот голос был знаком ему. Однажды девушка из сна нанесла ему визит почти наяву. И все-таки, как и при предыдущих встречах, он не мог решить, реальна ли она. Где и к