Я оглядела комнату, хотя точнее будет сказать, личную тюремную камеру. Весьма и весьма роскошную камеру, должна признать. Светлое пространство размером с всю мою квартиру. Внешняя стена – одно сплошное окно, перед которым на трех толстых золотых цепях, крепящихся к крюку на потолке, подвешено круглое ложе, застеленное белоснежным пушистым мехом. Еще одна постель прямо-таки исполинских размеров располагалась в дальнем углу и была окружена гигантскими, чуть наклоненными зеркалами в сверкающих рамах, и наверняка, находясь там, можно было видеть бесконечное число собственных отражений. Несколько устойчивых стульев с широкими и мягкими сидениями. Изящные прикроватные столики. Стены задрапированы дорогими тканями, и вездесущие подушки разных размеров и форм повсюду. Все в лучших традициях дома удовольствий, так сказать.
– Одежда. – Лугус открыл инкрустированную дверцу шкафа. – Все ткани н
– Кончать, говоришь? – пробормотала, даже не пытаясь отвести глаза от постепенно раздевающегося мужчины передо мной. – А пару часов назад ты, кажется, меня жутко ненавидел и чуть с этой своей винтовой дороги не сбросил.Как может чужое тело вызывать настолько всепоглощающее чувство эйфории от одного только его созерцания? Даже еще без малейшего прикосновения, от контакта лишь моих глаз с его обнаженной кожей, от их неторопливого путешествия по жестким линиям и сплетениям, кажется, одних сухих мускулов и рисунку белесых шрамов на торсе. Ради бога, это ведь лишь кости, плоть и кожа, их скрывающая, если подумать-то! То же самое, что и у меня, и у миллиардов существ вокруг. Так почему тело именно этого мужчины оказывает на меня подобный эффект? И соврать, сославшись на действие местных афродизиаков, не выйдет. Потому что это моя постоянная на него реакция, хотя, может, сейчас ими и немного по
– Проснись! Просни-и-ись! – вытащил из черноты без сновидений высокий звонкий голосок, и я поморщилась от того, как он буквально высверлил мой бедный мозг. – Тебе поесть нужно, а то будет совсем туго!Что рядом нет Грегордиана, причем уже давно, знала и без прозрачного намека в виде ходящего ходуном матраса и требовательных воплей Эбхи. Хоть постель подо мной еще пахла нашим сексом и его кожей, лишающей меня воли энергетики этого мужчины не было поблизости. И я это ощущала даже спросонья. И даже не могла сказать, принесло ли это облегчение или родило новую спираль тоски. Перевернулась, но, когда попыталась открыть глаза, вскрикнула, потому что казалось, что по ним наотмашь полоснули лезвием. Ну надо же, теперь я узнала, что такое похмелье! Как-то за почти тридцать лет прежней жизни обрести этот бесценный опыт не случилось. А тут что ни день, то новое чертово откровение.
– Итак, почему мне кажется, что ты очень нуждаешься в том, чтобы с кем-нибудь поговорить? – прикрыв дверь, Алево, однако же, так и остался у входа.Вообще-то, вот прямо в эту минуту в компании я не нуждалась. Абсолютно. А все потому, что мне нужна была минутка на полный анализ собственного поведения. Только что я сделала нечто идущее вразрез с моими желаниями и даже принципами. Или нет? Я в самом деле не хотела видеть Грегордиана?– Разве тебе не нужно пойти продолжить то… ну, чем ты тут занимался? – пробормотала я, занятая своими самокопаниями.Если рассматривать чертова деспота как мужчину, постоянно причиняющего мне практически весь спектр боли, то надо быть мазохисткой и полной дурой, чтобы хотеть увидеть его снова. А я, хочется надеяться, ни той, ни другой не являюсь. Но проблема
Никто ко мне так и не пришел. Ни Эбха, чье имя я выкрикивала с перерывами раз пятьсот за следующие сутки. Ни Алево, решивший, видимо, что у него больше нет свободного времени возиться со мной. Не особо-то я его и ждала. Спрашивать у Лугуса, явившегося в очередной раз с моей едой, отнес ли он ту чертову ленту и как долго буду пребывать без каких-либо новостей о собственной судьбе, смысла не видела. Опять нарваться на эту его заносчивую язвительность? Учитывая, насколько я себя умудрилась накрутить, были все шансы, что сорвусь и все же решу испытать крепость его черепа каким-нибудь предметом мебели. Насколько неприемлемым и недопустимым считала прежняя версия меня даже мысли о такой реакции – это уже совсем другой вопрос. С каждым новым днем за Завесой личность той самой Анны Коломиной будто затиралась в моем сознании, терялась в новых чертах, что я в себе открывала. Какая-то дикость, которой, кажется, заразилась во время нашей дороги сюда, все бо
Несколько мгновений мы так и стояли друг напротив друга, как противники, застывшие у последней черты. Я – захлебывающаяся дыханием и трясущаяся от того, что самый оглушающий пик гнева был пройден и на меня наваливался откат со всей силой, присущей волне цунами, обрушивающейся после землетрясения. Грегордиан и не подумал отстраниться, и кинжал, судорожно стиснутый в моей дрожащей руке, оставлял хаотичный рисунок порезов на его коже, но мужчина даже не замечал этого. Деспот не сводил с меня жадного поглощающего взгляда и снова совершал эту странную первобытную вещь – втягивал воздух резко и глубоко, и ноздри его трепетали, притягивая все мое внимание. Было в этом откровенно животном обнюхивании, хоть и на расстоянии, что-то необузданно-первобытное, то, что играло на моих обнаженных сейчас нервах, как на тончайших струнах, мелодию только ему доступного беспредельного обладания. Длилось это всего пару секунд, а потом лицо деспота исказилось уж
Лишь на долю секунды деспот напрягся, вынырнув из сна, окутанный чужим теплом и запахом. И тут же расслабился. Не чужим. Принадлежащим ему. Его Анны-Эдны. Мужчине нравилось это понимание собственного полного обладания ею. Он владел не только ее телом и ее желанием. Он был волен распоряжаться всем: каждым ее вдохом, шагом и даже самой жизнью. И это неожиданным образом делало ее ценной. Естественно, что у него не было проблем с тем, чтобы отдавать приказы всем вокруг, наказывать, казнить, миловать, добиваясь не просто подчинения, но и благоговения. Но источником отношения к нему большинства окружающих были страх и алчность во всех ее проявлениях, иногда восхищение силой, что была ему дарована от рождения и им самим многократно увеличена нещадными тренировками и сражениями. Единицы были теми, кому он мог бы доверять почти в любой ситуации. Мог бы, но на самом деле не делал этого по-настоящему. Напоминание почему навечно отпечатано на его лице.
Приоткрыв глаза, прищурилась от яркого дневного света. Что-то я совсем становлюсь тут дамой полусвета, просыпаюсь ближе к обеду. Села и осмотрелась вокруг. Как-то… м-да-а-а. Похоже, черный и серый – любимые цвета Грегордиана или его дизайнера, если таковые здесь существуют. Стены, обитые тканью цвета грозовых туч, шторы и ковер на пару тонов темнее, черная мебель, двери, оконная рама и высокий потолок. Явно очень дорого, изысканно и добротно, но никакого тебе злата-серебра, как в Фир Болге. Не зря мне и снаружи хозяйский замок показался мрачным и почти чрезмерно строгим.– Ну, здравствуй, логово Дракулы, – пробормотала, спускаясь с широченной постели и подходя к окну. – Какими сюрпризами ты меня озадачишь?Тело, если бы могло, завопило бы протестующе, коварно припоминая каждый умопомрачительный, но при этом выматывающий и мучитель
Шел третий, а может, уже четвертый час приема нескончаемого потока просителей, когда Алево впустил очередную группку существ. Гибкие, удивительно хрупкие создания с просто неестественно огромными глазами и зеленой кожей, разных, но отнюдь не отталкивающих оттенков и тонкими филигранными чертами едва ли доставали бы мне до груди. А рядом с высоким Алево и вовсе смотрелись крохами. На первый взгляд казалось, что в их волосах обильно запутались листья, но, присмотревшись, я поняла, что эта растительность имеет там абсолютно естественное происхождение.Существа завели уже изрядно поднадоевшую песню с приветствиями Грегордиану и пожеланиями ему удачи и вечного благословения Богини, но уже весьма настойчиво к тому времени поглаживающая меня рука деспота вдруг исчезла, оставляя после себя иррациональное ощущение потери.– Из какого вы поселения и что у вас случи
В данном глоссарии даются разъяснения по значению некоторых слов, названий видов и рас героев в тексте. Любое несовпадение моей трактовки или описания с существующим в других источниках совершенно несущественно, и тыкать мне в него не стоит. Я могу взять за основу что угодно и делать из этого что мне вздумается. Мои книги – мои миры, а значит, все по моим правилам. А желающим подискутировать на тему, какими способностями должны или не должны обладать те или иные существа, хочу напомнить: это ФЭНТАЗИ, а значит, выдумка от начала и до конца, и настаивать на том, что придуманные создания ДОЛЖНЫ следовать неким стереотипам поведения, в то время когда их в принципе не существует в природе, – СМЕШНО!Фейри – у меня в «Подмене» это абсолютно все существа и порождения мира Старших. Можно ведь сказать «земляне» и подразу
Возле дверей личных покоев архонта стоял Алево и очень мрачно смотрел на деспота, явно на чем-то безмолвно настаивая. Несколько секунд длился этот разговор-поединок мужских взглядов, но затем Грегордиан втолкнул меня внутрь и, направив в сторону спальни, велел одеваться в поход, а блондину сделал знак следовать за собой. Натягивая мягкую сероватую кожу, я старалась прислушаться к их разговору, но разобрать ничего не могла. Очевидно, над распространением звука здесь потрудились, или это нечто магическое, но все, что удавалось уловить, это негромкое равномерное бубнение Алево и резкие, отрывистые реплики Грегордиана. Потом что-то то ли упало, то ли врезалось в стену, и оба мужчины оказались в гостиной.– Ну так значит, ты в этот раз останешься в Тахейн Глиффе и проследишь, чтобы ничего из этого в мое отсутствие не случилось! – практически проорал деспот, на что Алево покорно склонил голову.
Шел третий, а может, уже четвертый час приема нескончаемого потока просителей, когда Алево впустил очередную группку существ. Гибкие, удивительно хрупкие создания с просто неестественно огромными глазами и зеленой кожей, разных, но отнюдь не отталкивающих оттенков и тонкими филигранными чертами едва ли доставали бы мне до груди. А рядом с высоким Алево и вовсе смотрелись крохами. На первый взгляд казалось, что в их волосах обильно запутались листья, но, присмотревшись, я поняла, что эта растительность имеет там абсолютно естественное происхождение.Существа завели уже изрядно поднадоевшую песню с приветствиями Грегордиану и пожеланиями ему удачи и вечного благословения Богини, но уже весьма настойчиво к тому времени поглаживающая меня рука деспота вдруг исчезла, оставляя после себя иррациональное ощущение потери.– Из какого вы поселения и что у вас случи
Приоткрыв глаза, прищурилась от яркого дневного света. Что-то я совсем становлюсь тут дамой полусвета, просыпаюсь ближе к обеду. Села и осмотрелась вокруг. Как-то… м-да-а-а. Похоже, черный и серый – любимые цвета Грегордиана или его дизайнера, если таковые здесь существуют. Стены, обитые тканью цвета грозовых туч, шторы и ковер на пару тонов темнее, черная мебель, двери, оконная рама и высокий потолок. Явно очень дорого, изысканно и добротно, но никакого тебе злата-серебра, как в Фир Болге. Не зря мне и снаружи хозяйский замок показался мрачным и почти чрезмерно строгим.– Ну, здравствуй, логово Дракулы, – пробормотала, спускаясь с широченной постели и подходя к окну. – Какими сюрпризами ты меня озадачишь?Тело, если бы могло, завопило бы протестующе, коварно припоминая каждый умопомрачительный, но при этом выматывающий и мучитель
Лишь на долю секунды деспот напрягся, вынырнув из сна, окутанный чужим теплом и запахом. И тут же расслабился. Не чужим. Принадлежащим ему. Его Анны-Эдны. Мужчине нравилось это понимание собственного полного обладания ею. Он владел не только ее телом и ее желанием. Он был волен распоряжаться всем: каждым ее вдохом, шагом и даже самой жизнью. И это неожиданным образом делало ее ценной. Естественно, что у него не было проблем с тем, чтобы отдавать приказы всем вокруг, наказывать, казнить, миловать, добиваясь не просто подчинения, но и благоговения. Но источником отношения к нему большинства окружающих были страх и алчность во всех ее проявлениях, иногда восхищение силой, что была ему дарована от рождения и им самим многократно увеличена нещадными тренировками и сражениями. Единицы были теми, кому он мог бы доверять почти в любой ситуации. Мог бы, но на самом деле не делал этого по-настоящему. Напоминание почему навечно отпечатано на его лице.
Несколько мгновений мы так и стояли друг напротив друга, как противники, застывшие у последней черты. Я – захлебывающаяся дыханием и трясущаяся от того, что самый оглушающий пик гнева был пройден и на меня наваливался откат со всей силой, присущей волне цунами, обрушивающейся после землетрясения. Грегордиан и не подумал отстраниться, и кинжал, судорожно стиснутый в моей дрожащей руке, оставлял хаотичный рисунок порезов на его коже, но мужчина даже не замечал этого. Деспот не сводил с меня жадного поглощающего взгляда и снова совершал эту странную первобытную вещь – втягивал воздух резко и глубоко, и ноздри его трепетали, притягивая все мое внимание. Было в этом откровенно животном обнюхивании, хоть и на расстоянии, что-то необузданно-первобытное, то, что играло на моих обнаженных сейчас нервах, как на тончайших струнах, мелодию только ему доступного беспредельного обладания. Длилось это всего пару секунд, а потом лицо деспота исказилось уж
Никто ко мне так и не пришел. Ни Эбха, чье имя я выкрикивала с перерывами раз пятьсот за следующие сутки. Ни Алево, решивший, видимо, что у него больше нет свободного времени возиться со мной. Не особо-то я его и ждала. Спрашивать у Лугуса, явившегося в очередной раз с моей едой, отнес ли он ту чертову ленту и как долго буду пребывать без каких-либо новостей о собственной судьбе, смысла не видела. Опять нарваться на эту его заносчивую язвительность? Учитывая, насколько я себя умудрилась накрутить, были все шансы, что сорвусь и все же решу испытать крепость его черепа каким-нибудь предметом мебели. Насколько неприемлемым и недопустимым считала прежняя версия меня даже мысли о такой реакции – это уже совсем другой вопрос. С каждым новым днем за Завесой личность той самой Анны Коломиной будто затиралась в моем сознании, терялась в новых чертах, что я в себе открывала. Какая-то дикость, которой, кажется, заразилась во время нашей дороги сюда, все бо
– Итак, почему мне кажется, что ты очень нуждаешься в том, чтобы с кем-нибудь поговорить? – прикрыв дверь, Алево, однако же, так и остался у входа.Вообще-то, вот прямо в эту минуту в компании я не нуждалась. Абсолютно. А все потому, что мне нужна была минутка на полный анализ собственного поведения. Только что я сделала нечто идущее вразрез с моими желаниями и даже принципами. Или нет? Я в самом деле не хотела видеть Грегордиана?– Разве тебе не нужно пойти продолжить то… ну, чем ты тут занимался? – пробормотала я, занятая своими самокопаниями.Если рассматривать чертова деспота как мужчину, постоянно причиняющего мне практически весь спектр боли, то надо быть мазохисткой и полной дурой, чтобы хотеть увидеть его снова. А я, хочется надеяться, ни той, ни другой не являюсь. Но проблема
– Проснись! Просни-и-ись! – вытащил из черноты без сновидений высокий звонкий голосок, и я поморщилась от того, как он буквально высверлил мой бедный мозг. – Тебе поесть нужно, а то будет совсем туго!Что рядом нет Грегордиана, причем уже давно, знала и без прозрачного намека в виде ходящего ходуном матраса и требовательных воплей Эбхи. Хоть постель подо мной еще пахла нашим сексом и его кожей, лишающей меня воли энергетики этого мужчины не было поблизости. И я это ощущала даже спросонья. И даже не могла сказать, принесло ли это облегчение или родило новую спираль тоски. Перевернулась, но, когда попыталась открыть глаза, вскрикнула, потому что казалось, что по ним наотмашь полоснули лезвием. Ну надо же, теперь я узнала, что такое похмелье! Как-то за почти тридцать лет прежней жизни обрести этот бесценный опыт не случилось. А тут что ни день, то новое чертово откровение.