ГЛАВА 3

Ария

Думала ли я, что все закончится так, когда шла к Дэймону?

Возможно, да. Более того, я непроизвольно мечтала о близости с ним. Ощутить прикосновение его кожи к своей — невероятный кайф и счастье, пусть и призрачное, целиком и полностью принадлежащее Морфею (*Бог сновидений), мне всё равно. Нет ничего ценнее человеческой жизни, и, когда Эйден умер, я умерла вместе с ним. Морально, душевно, не физически, но разве это не хуже, чем первое и второе вместе взятое? Судьба отняла у меня самое важное, самое дорогое, и здесь во сне я просто обезумела, когда наконец вспомнила его, ощутила, почувствовала рядом…и увидела, насколько Дэймон является повзрослевшим продолжением моего любимого мужчины, несмотря на то, что он — всего лишь проекция моего подсознания.

Сон…проклятая, но такая сладкая иллюзия, с которой я не хочу расставаться.

И не в силах даже сдерживать свои внутренние порывы, наши воспоминания, являющееся  для него также не пустым звуком, судя по однозначной реакции, которую он, естественно, тщательно пытался сокрыть, спрятать за сведенными в непробиваемую броню мышцами лица и тела.

Правильно ли я сделала подавшись искушению…? Не знаю, я не думала об этом, когда шла к Дэймону, не думаю и сейчас. Безрассудная, глупая, называйте как хотите. В моем сне игра идет по моим правилам, разве нет? И можно делать все, что захочется, пойти на любую шалость, и не важно то, что даже в ОС у меня есть Лиам, мой муж.

Это не измена. Не измена. Лиам из реальности никак не пострадает от того, что я навещаю мертвого любимого в своих фантазиях, балансируя на грани между безумием и желанием прекратить этот сон навсегда. Неоднозначные чувства…это то, что необходимо каждому из нас.

Неоднозначные чувства заставляют нас делать выбор. А жизнь — это не сон или реальность, это выбор, череда твоих выборов.

И это пугает. Потому что свой выбор я сегодня сделала намеренно, сознательно. И я с наслаждением проживу каждую секунду последствия своего выбора, тесно связанного с полным грехопадением.

Изменщица. Ты ужасная мать… — зловещим тоном нашептывает внутренний голос.

Это не так! Заткнись! — гневно отвечаю я своему «второму» я. Мне фактически кажется, что я слышу злорадный смех, переплетающийся между висков в звучное эхо.

Словно внутри меня живет законченная и постоянно съедающая меня стерва, которая способна общаться со мной.

Возвращаюсь в настоящий момент, к Дэймону. Когда я перечисляла наши самые сокровенные воспоминания, я думала, что сойду с ума от разрыва быстро сокращающегося сердца.

Мы оба чувствуем это. Нерушимую, безупречную, космическую связь. Однажды ещё до встречи с Дэймоном, я прочитала о понятии «Божественный партнер». Это слияние божественной женственности и божественной мужественности, соединение двух Сердец.  Это очень глубинные процессы и очень мощные, которые запущены в пространстве планеты уже достаточно долгое время.

Одно название чего стоит, сразу хочется встретить этого «Божественного», не правда ли? Я визуализировала его часами, но он не приходил в мою жизнь. Даже не собирался. И, как только девственница вроде меня, отпустила во Вселенную свои грезы о «прекрасном принце», он взял и перекрыл ей вход в университет, словно возник из ниоткуда. Подробности встречи не так важны, как сама суть. «Божественный партнер» — это человек, рядом с которым ты полностью познаешь себя, раскрываешь свою суть, находишь свое предназначение. Как правило, такие партнеры вместе служат одной жизненной миссии. Божественным партнером может быть даже друг или ваша подруга, но нам с Эйденом повезло чуть больше: мы были свободны и открыты к самым головокружительным, романтическим отношениям в нашей жизни. Таким, чтобы раз и навсегда, я даже не сомневаюсь в этом…

Как ни крути, так и случилось. Мы с Дэймоном создавали целые Вселенные, не только когда обсуждали то, что волнует нас обоих, но и каждый раз когда соприкасались друг с другом кончиками пальцев…

Может, все это романтизированные бредни неудачницы, не исключено. Но у нас с Эйденом даже мимика была одинаковая, жесты сливались в единый танец. Такую связь суждено испытать не каждому. И даже ради мужа губернатора, да хоть самого президента, я бы не отказалась от такой любви!

Так почему здесь я предала его?!

И даже ответ на этот вопрос не так важен сейчас, когда Дэйм целует меня, что просто хочется упасть, лечь и раствориться в неге, покачаться на волнах его первородно-мужской, жадной, забирающей меня всю энергетики.

И я действительно не железная, не каменная, чтобы устоять, когда он меня так целует.

Последние годы, я вообще, не чувствовала себя женщиной, тем более желанной женщиной. Рабочей лошадкой, потом нянечкой погрязшей в череде слюнявчиков, пеленок и памперсов, и снова рабочей лошадкой и одновременно идеальной домохозяйкой, которая должна успевать делать всё и сразу, что просто невозможно. Женщина — кухонный комбайн, гувернантка, посудомоечная машина и так далее в одном флаконе, или сказать проще: неудачная версия «чудо-женщины», которая вынуждена слишком много брать на себя. Но, поскольку, Лиам был не в состоянии обеспечить нашу семью полностью, а на помощь с детьми у него не было времени из-за работы, я срослась с этими ролями. Я превратилась в робота с набором жизненно важных функций в то время как настоящие эмоции, чувства и орган, отвечающий за них у меня фактически атрофировался.

Женственность и чувственность были окончательно раздавлены под гнетом плохо скрываемых и оскорбительных взглядов мужа и его «советов» в духе вчерашнего о том, что мне пора похудеть.

Я так изголодалась, истосковалась по этим одурманивающим разум ощущениям…когда всё перестает иметь значение, когда есть только ты и он. По этим искрам, что невидимыми атомами вылетают из потемневших глаз Дэймона, забираясь мне под кожу, заражая своей горячностью, страстью и пламенем, что течет по венам этого сильного мужчины.

Его очерченные черты лица искажаются, будто я причиняю Дэймону боль, когда сжимаю его каменный член в своей ладони, нервно выдыхая, почти всхлипывая от нетерпения. Прикасаться к его мощной, пульсирующей, готовой вставить в меня плоти не менее приятно, чем принимать ласки его пальцев. Так сладко ощущать его желание обладать мной; это невыносимо, за гранью. Наши грудные клетки соприкасаются в ритме с тяжелым дыханиям, и я иду дальше, сжимая его член намеренно сильно, вновь поднимая взгляд на лицо Дэйма.

Дэймон чертовски красив, просто незаконно. Напряженные желваки проявляются под линией скул от попытки сдержать эмоции и внутреннего голодного зверя на поводке. Гордость не позволяет ему раскрыться мне, я все понимаю. Дэймон помнит какую-то другую нашу историю, и у него, вероятно, есть реальные причины ненавидеть меня.  Только для меня, это  всего лишь сон и игра, поэтому я творю всё, что заблагорассудится…

Капля пота стекает по его лбу, и в момент, когда она тает на губах Мерсера, я слизываю её легким касаниям языка, провоцируя его вновь напасть на мой рот и вторгнуться в него с гулким рычанием.

Прерывая поцелуй, порывисто провожу губами по квадратной мужской челюсти, спускаюсь чуть ниже, едва касаясь ими пульсирующего кадыка, на что мужчина реагирует мгновенно, издав львиный горловой звук. И снова глаза в глаза…его зелено-карие всегда становятся темными, когда Дэйм возбужден. По ним я всегда могла судить о его настроении, и, если перед зелеными я ещё могла устоять и здраво мыслить, то перед темно-карими — нет, и погружалась на дно каждый раз, когда они превращались в затягивающие темные воды.

— Как бы я хотела  исправить всё, что произошло в твоем мире… — поддавшись эмоциями, шепчу я.

— Ты бредишь, детка. Как можно быть такой лживой шлюхой. Не боишься, что запишу представление для младшего братика? — успевает угрожать Дэйм, сжимая челюсти, и, покрывая мои губы и скулы неудержимыми укусами, заставляя меня срываться на умоляющие стоны.

— Не боюсь, — а мне нечего бояться, нечего терять. Это всё — моя долбанная фантазия, к сожалению. — Будь, что будет. Пускай, всё это ошибка…

— Но ты хочешь её совершить? — отпускает мое запястье, сжимает горло, пока его другая ладонь возобновляет мучительную ласку между моих распаленных бедер. Наши губы вновь соприкасаются, языки переплетаются в похотливом танце, когда он резко вжимает меня в шкаф, и я чувствую насколько он хочет меня, ощущая мощную пульсацию члена в своей ладони. Меня окидывает волной его жара, пробирает с головы до ног.

— Хочу, Дэйм. И я не шлюха. Я девушка, которая все эти годы любила тебя и скучала. Что бы это ни значило, — понимая, насколько абсурдно это звучит для него, я всё равно произношу эти важные слова. Я не так часто говорила «люблю», когда мы были вместе. И зря. Потому что однажды наступил момент, когда говорить «люблю» стало уже поздно…я не хочу больше совершать такой ошибки. Никогда не будет удобного момента, чтобы сказать близкому человеку «люблю». Если хочешь сказать что-то, сделай это сейчас.

— Ненавижу тебя. Ненавижу, — и вновь на меня снисходит волна агрессии, вибрирующая в его рваных словах. — Зачем ты пришла, Ария…черт, ты такая сладкая, — уже тише, с нескрываемым отчаяньем в очередной раз произносит он. Сорвался, Дэймон Мерсер. А внутри меня все поет от мысли, что я вызываю столько эмоций у этого железного человека, чей «покер-фейс» украшает половину рекламных щитов в городе.

Неудержимые, полные желания и готовности принять его стоны вылетают из моих губ, которые я выдыхаю прямо в ухо Дэймона, лаская языком теплую мочку и ушную раковину. Моя рука продолжает дрочить его налитую эрекцию, и я ускоряю движение непроизвольно, когда он вставляет в меня сразу три пальца, растягивая для своего члена. На мгновение, меня ослепляет  красными всполохами, что мелькают перед взором…я растворяюсь в его дыхании и потребности во мне, в наших горячих укусах…полностью отдавшись ощущениям, я не замечаю, как довожу его до оргазма только своей ладонью. Наш общий протяжный стон обнажает наши искренние эмоции и чувства друг к другу, без масок и прошлого, когда горячая струя его спермы выстреливает на мой обнаженный живот, потому что мое платье уже давно задрано Дэймом до талии.

— Давай, детка кончай от моих пальцев. Потому что большего ты не получишь, — хрипло замечает Дэймон, и я срываюсь, следую его приказу незамедлительно, полностью растворяясь в его мощных толчках в сочетании с мучительно приятной лаской клитора, который он зажимает большим пальцем. Мышцы до предела сжимают его в момент сокрушительного оргазма, и я жадно цепляюсь за его плечи и сипло кричу, до сих пор ощущая хватку Мерсера на моей шее. Все тело сотрясает сладкими ударами молний и…я снова смотрю на Дэйма плывущим взором и понимаю, что проваливаюсь…куда-то…о нет, черт.

Я просыпаюсь. Трудно объяснить, но я чувствую это, ощущаю, как вылетаю в пограничное состояние, какое обычно бывает в момент пробуждения.

— Дэйм, я не хочу просыпаться. Нет. Я хочу остаться с тобой! — умоляю я, за секунду до того, как тело содрогается в его руках в последней приятной судороге, и я понимаю…что уже не здесь, не с ним.

Исчезает Дэйм, исчезаю в той реальности и я… безумно интересно, как это выглядит для него? Я растворяюсь в его руках, или просто его без меня не существует…?

Хотя, если это мой сон, то, конечно, его не существует. Дэймон живет только в моем подсознании.

И всего этого не существует.

Не существует.

Да?

***

               — Тише, тише. Успокойся, Ария. Все хорошо. Это был просто сон, — резко подпрыгиваю на кушетке, снова испытывая дикое желание сорвать с себя все присоски и проводки и, чтобы послать компанию «Лабиринт» на хер с их долбанными осознанными снами и исследованиями мозговой активности! Нервная дрожь проходит по всему телу, меня морозит, пока ассистентка Ева придерживает меня за плечи…с губ срывается унизительный всхлип, когда я понимаю, что лоно предательски пульсирует, а нижнее белье насквозь промокло от возбуждения, которое я испытала сейчас. Поднимаю на ассистентку тяжелый взгляд, ощущая, как приливает к щекам кровь, еще больше унижая меня в глазах постороннего человека. Испытывать оргазм, лежа на кушетке, прямо на своей «работе» — так себе картина, не находите? Мать её, позор какой…

Извращение какое-то.

— На этот раз я проснулась неожиданно, — резко бросаю я, обращаясь к Еве с претензией. — Ты меня разбудила?

— Нет, Ария. Оргазм разбудил. Такое случается: оргазм провоцирует пробуждение, так как является своего рода перезагрузкой всех органов чувств.

— Сколько я спала?

— Чуть больше двенадцати часов. Сначала ты просто спала, последние минуты я опять зарегистрировала, как осознанное сновидение. Ты делаешь успехи. Я довольна, — беспристрастным тоном отвечает Ева, ещё больше возмущая меня тем, что разговаривает со мной, как с подопытной крысой.

— Собранные данные будут сегодня же отправлены доктору и…

— Доктору? — мгновенно вспыхиваю я, ощущая себя так, словно проснулась не только я сама, но и Халк-разрушитель внутри меня. Огромное зеленое чудовище, готовое от разрывающей ярости превратить весь город в руины.

Мои губы до сих пор горят от поцелуев Дэймона, и, кажется, я даже чувствую вкус виски у себя во рту, в горле…мой взгляд падает на маленький пузырек, который сжимает в руках Ева, вызывая бурю новых вопросов.

— Что за хрень? Это ещё что? — имею в виду волшебную микстуру.

— Ничего, — Ева быстро прячет «валерьянку» в карман рабочего халата. — Это мое успокоительное.

— Успокоительное? А, может, вы мне что-то подмешиваете? Настойку из галлюциногенных грибов?! Чем вы тут занимаетесь? Почему я вижу такие реальные сны? Как такое возможно?! — что-то внутри  обрывается, ломает меня. Я должна выяснить правду. Где сон, где реальность, и чем на самом деле занимается «Лабиринт».

— Успокоитесь, Ария. Поверьте, ваше поведение  в пределах нормы. Вы в состоянии аффекта. Никто и не говорил, что деньги, которые мы вам платим будут легкими. Все-таки любое наблюдение за человеческим мозгом это эксперимент с его подсознанием, но вы сами пошли на это, сами устроились к нам на работу. Поверьте, ничего плохого мы вам не делаем. Вы в безопасности, — гипнотизирующим голосом убеждает меня Ева, но взор её стеклянных глаз не внушает мне ни грамма доверия.

— Я уже в этом не уверена, — швыряю в неё провода, срывая их со своего тела. Быстро встаю с кушетки и пулей направляюсь к двери.

— Не забудьте получить премию, — ласково напоминает Ева. 

— Идите к черту со своей премией! Я сюда больше не вернусь! — психую я, ощущая с какой дикой болью сердце ударяет о ноющие от долгого сна на боку ребра.

— У вас контракт… — пытается вразумить Ева, но прерывая её глупое напоминание, хватаю с первого попавшегося столика клавиатуру от выключенного компьютера и разбиваю её о пол, прежде чем покидаю зловещую лабораторную.

— Мне плевать! — с грохотом закрываю за собой дверь, оказавшись в сером коридоре «Лабиринта».

Как же тут тускло и мрачно. Как в темном тоннеле, где тем самым «светлым окошком» в конце и являются мои цветные сны. Тут будто время остановилось, все замерло. Не жизнь, а какое-то чистилище. Черт, как бы я хотела, чтобы  было наоборот: всё это оказалось лишь дурным сном, и моя задача состояла бы только в том, чтобы вернуться в реальность навсегда, а после возвращения  расставить все точки над «и» с Дйэмоном и понять, что произошло на самом деле.

Быть может, так и есть? Мне просто нужно время, необходимо разобраться в себе.

Находясь на грани нервного срыва, я бегу прочь, не различая повороты в серых коридорах. Превозмогая боль и тяжесть в ногах, что с каждым шагом становятся все более ватными…пока окончательно не подкашиваются, и я не падаю навзничь, больно опираясь на ладони и запястья, раздирая до крови.

Подползаю к ближайшему углу и, прижимаясь виском к ледяной стене, даю волю громким рыданиям, которые вырываются из меня вместе с судорожным завыванием и горькими всхлипами.

Это все сильнее меня, так слишком больно. Тяжело, запутанно. Это просто какое-то безумие, полнейший нервный срыв, парализующий всю мою жизнь, ужас. Зрение падает, я вижу серые коридоры сквозь призму размытых пятен…весь мир вновь становится черно-белым. Ненастоящим. Пустым. Или я хочу верить в то, что он ненастоящий…

В голове проносятся обрывки фраз, сказанные голосом Дэймона-Эйдена:

«Заткнись, заткнись…»

«Мы должны жить настоящим, Ария…то, что я хочу создать — слишком опасно. Нужно доработать всё, просчитать риски. Я не могу позволить тебе в этом участвовать…» — откуда-то из глубин подсознания доносятся слова, которые я слышала, кажется, целую вечность назад, или в другой жизни.

«Я хочу быть первой, Эйдан. Я хочу погрузиться туда, это же будет так весело!  Ничего страшного не произойдет, я тебе доверяю, любимый,» — отвечаю я в своем бредовом видении.

Картинки из прошлого клипом проносятся перед внутренним взором, странные образы и воспоминания, которые я не в силах расшифровать. Они рассказывают мне правду, но я пока не готова её принять…страшную правду, что в итоге либо разрушит нас обоих, либо приведет к спасению.

Я пока не знаю, что все это значит. Но рано или поздно, пазл должен, просто обязан сложиться!

«Заткнись, заткнись…» — снова и снова повторяет Дэймон, с которым я только что горела в пространстве его кабинета.

— Всё! Хватит! Я больше так не могу! Не хочу, — срываюсь на крик я, понижая тон голоса до отчаянного шепота.

Искушение вернуться в сон, хоть прямо сейчас  мощное, невообразимое. Это становится необходимостью. Должно быть, нечто подобное ощущает наркоман со стажем во время ломки. Передозировка и эмоциональное истощение. По-прежнему ничего толком не соображая, я встаю и направляюсь к своему пикапу, в последний момент принимая решение о том, что в таком состоянии садиться за руль опасно. Ноги сами несут меня до метро, и я в каком-то трансе доезжаю до дома, и выхожу из него только тогда, когда понимаю, что уже сижу дома на кухне. Здесь давно пора сделать ремонт: с крыши постоянно капает, обои давно разбухли и отлипают от серой стены, но мы с Лиамом предпочитаем деградировать, вместо того, чтобы наводить красоту и уют в своем доме. Нам обоим на хер здесь ничего не сдалось. Дети — единственный смысл нашей жизни. У нас нет других интересов, не считая мои наивные попытки стать успешным автором.

Вся семья давно спит. В висках пульсирует разрывающая боль, но я беру дневник сновидений для того, чтобы записать все, что увидела в ОС. Я не знаю, сколько проходит времени, когда понимаю, что краткий пересказ событий я давно задокументировала и теперь просто исписываю тетрадку одним лишь словом: «Вернись!»

Почти то же, что и «Проснись».

Проснись, проснись, проснись... вернись. Будто подсознание что-то говорит мне. Нечто очень важное.

— Котенок, ты в порядке? — равнодушно бросает Лиам, резко включая на кухне главный свет, ослепляя меня его яркостью. — Ты выглядишь неважно. Да и пришла так поздно.

Я игнорирую его заботу и внимание, даже бровью не веду. Не хочу никого видеть. Но Лиам, на удивление, сегодня решил перестать быть мужем, которому на меня наплевать. Он встает ровно за моей спиной, отчего неприятная вереница мурашек атакует мою спину.

— Вернись? Что это значит, Ария? — хмурит брови. — Ты уверена, что хочешь работать в этой организации?

— Лиам, — обрываю его я. — Скажи мне, ты когда-нибудь хотел стать политиком? Губернатором? Президентом? — должно быть, он подумает, что я окончательно слетела с катушек. Ну и пусть.

— Нет, — непреклонным тоном отрезает Лиам. — Что такое, котенок? Тебе плохо? — он обнимает меня со спины, так бережно утыкаясь губами в мой затылок, что на мгновение становится жутко стыдно, за всё, что я сделала во сне. И за то, что и вовсе считаю теперь его и наших детей «ненастоящими». Все эти мысли рождают во мне очередную волну паники, переходящую в истерику.

— Я не помню, как рожала Макса и Мари, — признаюсь я, сглатывая огромный ком из чувства вины в горле. — Я не помню этого, понимаешь? Что я за мать после такого…я не помню их маленькими! — всхлипываю я, когда Лиам обнимает меня крепче, а меня всю передергивает. — Почему я не помню этого?

— Котенок, ты переутомилась. Ты странно ведешь себя в последнее время. Ты не помнишь родов? Может, это нормально? Всё-таки событие стрессовое…

— Вся моя жизнь здесь кажется нечеткой, размытой, Лиам…словно в какой-то миг я просто проснулась здесь с набором событий, которые якобы произошли со мной. Понимаешь? Я схожу с ума, мне страшно.

— Котенок, ты не заболела? — Лиам обходит меня и опускается передо мной на колени. Так, чтобы наши взгляды оказались на одном уровне. Рассматриваю его детально, включая мелкие волоски, поры на коже и щетину. У него есть раздражение на подбородке, потому что он вечно бреется на скорую руку и явно не может позволить себе личного мастера, как Лиам из моего сна, но сейчас это не важно. Жадно прикасаюсь к лицу мужа ладонями, почти щипаю его, изучаю черты наощупь…прикасаюсь ровно до тех пор, пока сердце не переходит на ровный ритм, и я не ловлю себя на мысли, что реально ощущаю его текстуру кожи кончиками пальцев, запах его тела. Он здесь. Лиам из крови и плоти. И чувствую я его точно так же, как ощущала губы Дэймона на своих губах. Реальность и сон надсмехаются надо мной, ведут дебильную игру, запутывают в своем лабиринте. И моя внутренняя нить Ариадны тут не поможет, черт подери. Как же всё-таки понять правду? 

Я одержима поиском ответов, вот что ненормально. Как назло, я вижу свое лицо в отражении зеркала, что стоит на кухне. Выгляжу просто отвратительно. Я даже похудела от всего этого стресса за пару дней. Синяки под глазами и обезумевший взгляд делают меня омерзительной для самой себя. Удивительно, что Лиам вообще смотрит на меня сейчас, а не брезгливо отводит в сторону свой растерянный взор.

— Тебе нужно к психиатру, милая. Ты неважно выглядишь, — тихо чеканит Лиам, убирая прядь моих волос за ухо. Он редко так делает. В простом движении столько заботы. И это приятно. Он будто чувствует, что теряет меня, и  все мое внимание сейчас отдано другому мужчине. 

— У нас нет денег на психиатра, — всхлипываю я, даже не пытаясь спорить с ним насчет доктора. Он прав. Мне, бл*дь, мозгоправ нужен. Докатилась.

— Тебе же выдали премию. И мне, кстати, тоже. Сходи на пару сеансов. Прошу тебя. Я хочу видеть тебя другой, Ария. Иначе… — его голос срывается, но ответ я читаю в его глазах. Никто не хочет видеть с собой рядом психичку, даже эта версия Лиама, который вообще не любит смотреть на что-либо, кроме баскетбола и сериалов.

Я недалеко от него  ушла в реальности. Мы всегда притягиваем в жизнь свое соответствие.  Соответствие своим мыслям, образу жизни и личностному развитию. Такая Ария, как здесь — не способна быть любимой женщиной таких мужчин, как Дэймон и Лиам Мерсер. И это факт. Мечтая о короле, не забудь сначала сама стать королевой, как говорится.

— Хорошо, Лиам. Спасибо. Пожалуйста, иди спать. Я схожу в спальню к детям, — слегка отталкивая Лиама, я встаю и на цыпочках пробираюсь к Максу и Марианне. Они вынуждены спать и жить в одной комнате, потому что у нас мало места, но я знаю, насколько это неправильно. Дети разного пола не должны жить в одной комнате. Стараясь не разбудить их своими шагами и дыханием, я присаживаюсь на край кровати дочери, разглядывая красивое лицо Марианны, являющееся моим отражением. Интересно, что ей снится? Им обоим…перевожу тяжелый взор на Макса: он как всегда в своем репертуаре и спит с огромной игрушкой Дарта-Вейдера в обнимку, которую я купила ему на первую заработную плату в «Лабиринте». Для них мне ничего не жалко, я готова на все, ради детей.

Я боюсь быть ужасной матерью. И не понимаю, почему каждый раз, когда в мыслях проносится эта фраза, меня накрывает огромная сотканная лавина,  и чувства вины, которое душит меня до жара в груди. До момента, когда кажется, что ты больше никогда не сделаешь вдох и просто задохнешься от боли.

Я должна увидеть своих детей во сне. Должна понять, что я чувствую к тем своим детям. Может, в них кроется исцеление моего безумия?

Хотя нет…плохая затея. В «Лабиринт» и осознанные сны я больше не вернусь. Я приняла это решение твердо и ответственно. Всё, больше никаких снов, никакого Дэймона и никакого образа успешной писательницы. Каким бы сладким не был тот сон, это всего лишь сон. Я не хочу себя мучить, не хочу больше срываться. То, что ещё вчера казалось сказкой обернулось для меня огромной головной болью.

Я искренне верю в то, что я смогу справлюсь, смогу устоять перед искушением пойти туда, заснуть и больше никогда не проснуться. Но сердце все знает заранее и подсказывает мне одно: реальности для меня уже будет мало…

***

 На  следующий день я оказываюсь на мягком и удобном кресле-диване в кабинете психиатра Энтони Каспера, что целых три часа выслушивает мою странную исповедь во всех подробностях. Стоит отдать должное, доктор не удивляется и даже бровью не ведет, когда в моей истории вспыхивают неожиданные повороты. Его не забавляет, не восхищает и не пугает все, что я ему рассказываю о своих скитаниях между снами и явью. А я тем временем болтаю без устали, не обращая внимания на боль в горле и языке, постоянно опустошая запасы воды, которая так предусмотрительно поставлена на высокий столик рядом с креслом. В целом, кабинет безумно приятный, несмотря на то, что клиника находится в Бронксе и является одной из самых дешевых в Нью-Йорке. Просторный и светлый, вселяющий надежду на моем исцеление и счастливое, спокойное будущее. Интерьер не содержит ничего лишнего: диван-кресло для пациента, рабочий стол психиатра и картины природных пейзажей, которые смотрят на меня с каждой стены этой комнаты, навевают мысли о покое и умиротворении, пробуждая эти же чувства в моей душе. Как ни крути, созерцание океана или Швейцарских Альп благотворно влияют на психику. Всё здесь создано для максимального расслабления и настроя на исцеления для клиента.

В этот момент, почти не жаль тысячи долларов за прием.

— Это всё, чем вы хотели со мной поделиться, Ария? — едва ли не тоном прокурора подводит черту Энтони.

— Да. И я хочу понять, что со мной происходит, и как это лечится. Точнее, как мне сосредоточиться только на реальности, после того, что я испытала? Как перестать хотеть вернуться туда, погрузиться в свой сон…? Как поверить в то, что там у меня нет настоящей жизни? Ведь находясь там, я ощущаю себя такой живой…такой невероятной, — с воодушевлением и трепетом в груди признаюсь я, замечая как тяжелые брови Каспера опускаются ниже, делая его крошечные глаза-пуговки ещё меньше. Комичным и банальным для всех докторов и преподавателей жестом Энитони поправляет очки на переносице и проводит ладонью по каштановым волосам с легкой проседью. Несмотря на отсутствие глубоких морщин, он не выглядит молодо, должно быть, постоянное растрачивание энергии на своих пациентов ведет к преждевременной седине, хотя, возможно, это лишь генетическая предрасположенность.

— Знаете, Ария, у вас потрясающе  богатая фантазия. Удивительно, что с такой развитой фантазией вы всё-таки не стали успешной писательницей. Я правильно понимаю, вы хотели написать книгу по мотивам сна? И мешает вам это сделать то, что попадая туда, вы не хотите возвращаться к реальной жизни?

— Правильно, — облизнув пересохшие губы, подтверждаю я. — Я схожу с ума, да?

— Нет, думаю, нет, Ария. Невроз и деперсонализация (— расстройство самовосприятия личности) — следствие глубокой фоновой депрессии, связанной с ощущением не реализации в жизни. Вы не чувствуете себя нужной: ни как женщина, ни как мать, ни как личность, специалист…можно перечислять бесконечно. Вероятно, не без помощи добавления определенных препаратов вашими работодателями этой странной, секретной организации. Каждый ваш сон является продолжением предыдущего. Но сны — это не параллельная реальность, Ария. Это лишь блуждание нашего подсознания по многовариантному развитию событий. Сон — это разговор с самим с собой. Личный психоанализ. Вы создали этот мир, где являетесь писательницей и успешной женщиной, из-за которой два городских «гиганта» стоят на пороге войны, чтобы стать счастливой, вот и всё. И не стоит искать логику в обвинениях некого Дэймона, ведь это всего лишь ваша выдумка, конфликт, который вы используете, чтобы испытать те или иные эмоции.

— И как же мне выйти из этого мира полного счастья? — складываю два пальца пистолетом и прикладываю их к пульсирующим вискам.

— Ответ очень прост, Ария: сделать выбор. Carpe Diem — жить настоящим. Ответ подсознания дан вам в виде татуировке на ваших ребрах, которую якобы сделал ваш любовник. Но на самом деле — подобные вещи создаются в мире грез, лишь потому что ваше подсознательное общается с сознательным и таким образом взывает вас вернуться в реальность. Сделать выбор и жить настоящим. Строить счастливую жизнь здесь, с реальным мужем, с реальными детьми, а не убегать в прошлое и свои фантазии.

— Но как это сделать? Вы не понимаете, доктор? Я не могу сделать выбор, там я живу! — с излишней пылкостью заявляю я.

— Вы уходите от ответственности. Легко быть в позиции жертвы. Вам нравится получить все, и ничего для этого не делать. Люди весьма ленивые существа. Им проще лежать на диване и мечтать о том, как круто будет завтра, когда они наконец поднимут свою задницу с дивана и начнут что-то делать, чем встать и начать действовать сейчас. Сколько раз вы обещали себе, что сядете на диету?

— Каждый день…

— Вот. Видите. А сколько раз представляли себя стройной красавицей и воображали, как все будут восхищаться вашей новой фигурой? А потом бежали к холодильнику, обещая себе, что это «Последний зажор» в вашей жизни перед великой диетой? — раздвигая губы в усмешке, интересуется Энтони. Вот сукин сын. Откуда он знает?!

— Много, очень много раз. Я, конечно, понимаю, что отчасти вы правы…но все безнадежно. Я смирилась с этим уровнем жизни, одной, без поддержки мужа мне не подняться со дна, а он ничего делать не хочет. Ведь у меня дети, работа, на себя просто нет времени! В юности похудеть и заниматься собой было куда проще. И как насчет того , что здесь у меня все черно-белое?

— Это как раз симптом деперсонализации, как и отсутствие эмоций, ощущение пустоты, частичная потеря памяти и ощущение жемавю, являющееся полной противоположностью дежавю. Вы сами окрашиваете свой мир. Только вы. Знаете, я не эзотерик и не мистик. Но с вашего позволения, я дам вам несколько советов, которые помогут вам проснуться раз и навсегда. Задайте себе вопрос — отчего вы просыпаетесь?

— Не знаю. Должно быть, от страха, или в момент смерти.

— Правильно.

— Хотите сказать, я должна убить себя в осознанном сне? — я судорожно вцепляюсь в подлокотники кресла, до боли сжимая их.

Нет…это исключено, невозможно. Стоп, но почему я так сопротивляюсь простому решению? Разве это страшно – убить себя во сне, так сказать, во благо? Чтобы, наконец, жить настоящим.

Проблема лишь в том, что где-то в глубине жива мысль о том, что всё-таки сплю я сейчас, несмотря на железные аргументы доктора. Этот псих просто склоняет меня к суициду. Я не могу убить себя во сне, я боюсь, что тогда я вообще, бл*дь нигде не проснусь, я просто исчезну!

Какой бы тяжелый период в жизни сейчас  ни был, я не хочу быть самоубийцей. Я люблю жизнь. Ту жизнь…

— Как вариант. Кроме смерти есть падение, что фактически то же самое. И осознанный выбор проснуться, приняв волевое и твердое решение, но это самое психологически сложное. В любом случае, когда вы сделаете выбор в пользу реальной жизни и возьмете её окончательно в свои руки, вам не составит труда нажать на курок пистолета во сне.

— Боже, вы склоняете меня к самоубийству?

— Нет. Я склоняю вас к пробуждению, — тяжело вздыхает доктор. — Но вы сопротивляетесь, потому что вам не хочется расставаться с храмом, что вы сотворили в своей душе. Уничтожать святыню, где вы можете быть счастливой не так то просто, и я вас понимаю.

— Счастливой?! В этом долбанном сне тоже, знаете ли, проблем тьма…

— Но вам это нравится, Ария. Вы же творческая личность. Вам нравятся эмоции, нравятся ощущение взлета и падения. Нравятся тайны. Поэтому вы и создали их для себя. Вы кайфуете, еще бы. Двое мужчин борются за вас. Властные, роскошные, сильные. Вы только вдумайтесь в этот абсурд. Такой бред бывает только в книгах. Не нужно искать ответов и психической нестабильности там, где её нет. По сути, вы даже в моих услугах не нуждаетесь. Правда в том, что нужно работать над собой ежедневно! Над своим телом, отношениями с мужем, проявлять любовь к детям. Просто жить. А не убегать в «Лабиринт» подсознания. Понимаете?

— Я понимаю, доктор. Просто мне так сложно отказаться от всего, что там… — наконец признаю я, понимая, что гребаный психиатр прав. Во всём. Мои сны реальны, потому что я все эти годы жила прошлым, скучала по Эйдену и остановилась в развитии. И нет тут никакой магии. А жаль…жаль, что я больше никогда его не увижу, как наяву. Сердце сжимается, и глаза жжет дико, в горле собирается колкий комок из слез и боли. Но я справлюсь…

— Потому что там у вас есть все, и это нормально.

— Там я почему-то могу жить здесь и сейчас, наслаждаюсь каждым мгновением. А тут, все словно замирает. И тут я также не помню моменты из своего прошлого, они какие-то тусклые, будто поблекшие, как кадры из черно-белого фильма. Словно до сегодняшнего дня моя жизнь прошла, как пустое мгновение. Только любовь к детям заставила меня прийти к вам. 

— Давайте, сделаем так. Я выпишу вам таблетки против тревожности. Они помогут. Назначим еще пару встреч, будете рассказывать мне к чему пришли. Надеюсь, вы всё-таки навсегда выйдете из своего сна. И, конечно, стоит, по возможности, завязать с этим «Лабиринтом».

— Это исключено, у меня контракт.

— Тогда, надеюсь, что когда вы избавитесь ото сна отзеркаливющим вашу жизнь, то будете видеть сны поинтереснее. Например, если бы я имел возможность погружаться в ОС, я бы оказался в одной из любимых книг. А именно, в Средиземье или вселенной Гарри Поттера. И первым делом бы напялил мантию-невидимку, отправился в Большой зал и наелся бы до отвала, — усмехается доктор, и я улыбаюсь в ответ,  оценив шуточку фанатика Джоан Роулинг. Собственно, с этих книг и начались мои первые пробы пера, хоть я и никогда не пробовала себя в фэнтези жанре.

— Да, вы правы, доктор, — я встаю с кушетки и направляюсь к выходу, возвращая свой взгляд на Энтони, прежде чем уйти. — Здесь и сейчас.

— Как сказал ваш герой снов Эйден-Деймон «Carpe Diem», — доктор ставит точку в моих душевных терзаниях, и на какое-то время в моей душе расцветает долгожданное умиротворение.

Но…совсем ненадолго.

И чуть позже, я пойму, что доктор может оказаться лишь проекцией моего подсознания, слова которого специально могут выглядеть так правильно, складно и красиво, лишь для того, чтобы я никогда не просыпалась и все глубже погружалась в своё безумие…словно кто-то не хочет, чтобы я, Ария возвращалась в свое тело.

И, если все же допустить, что последние шесть лет в реальности Дэймона «я» отсутствовала, и это действительно — реальность, а не сон…то кто тогда управлял моим телом, черт подери?!