— Что вас может расстроить до слез?
— Прощание.
(из интервью Анфисы для программы «Танцуют все»)
Там, откуда они едва выбрались, царили сумерки, которые на контрасте с ярким днем казались инфернально темными. Сможет ли он когда-нибудь забыть то, что видел? Вряд ли. Роман до сих пор помнил зловонное дыхание окруживших его тварей и волну ледяного холода в тот момент, когда понял, что ему конец.
Он невольно содрогнулся и покосился на притихшую на соседнем сиденье Анфису. За всю дорогу она не произнесла ни слова, не спросила даже, куда они едут. То ли безоговорочно ему доверяла, то ли так ослабла после пережитого, что ей уже было все равно. Анфиса куталась в его куртку, но никак не могла согреться. Роман вздохнул и включил посильнее печку, хотя ему самому уже было невыносимо жарко. На этот раз он вел машину предельно осторожно. В сон его не клонило лишь потому, что сильно болела растревоженная р
«...Решив уйти со сцены, напоследок я устрою яркое шоу...»(из интервью Анфисы изданию «Патефон»)Анфиса не знала, сколько дней провела в чужом доме, обстановку которого так и не смогла толком рассмотреть. Сраженная высокой температурой, она без сил лежала в постели, утратив связь с реальностью и плавая в нездоровой дреме. Так тяжело Анфиса никогда раньше не болела, хотя любая простуда в итоге оборачивалась для нее лихорадкой.Она ни о чем его не расспрашивала, но когда он выходил в коридор, чтобы позвонить, в душу Анфисы закрадывалась тревога: что происходит, что их ждет в будущем? Но больше всего ее страшило расставание с Романом. Она боялась думать об этом, но чувствовала, что дальше их пути-дороги разойдутся.Анфиса постепенно пошла на поправку. В один из вечеров температура наконец-то спала, но на смену жару пришел сильный озноб, от которого не спасали даже два теплых одеяла. Роман не на шутку в
— Что для вас смерть?— Молчание.(из интервью Анфисы для программы «Зазеркалье») Внешне Анфиса казалась спокойной и настолько погруженной в себя, что, задай Роман ей вопрос, она бы и не услышала. Он же, в отличие от нее, нервничал: то превышал скоростной режим, то, опомнившись, притормаживал. Кто-то, возмущенный его манерой вождения, посигналил. Роман едва удержался от порыва показать кулак, а Анфиса и тут не отреагировала. Наверное, такой сосредоточенной она бывала перед выступлениями. Роман сжал челюсти от наполнившей душу полынной горечи. Как жаль, что он не узнал об Анфисе раньше, не посетил ни одного ее концерта, не прочувствовал в полной мере, зарядившись общей энергетикой зала, всю мощь и красоту ее невероятного голоса! А теперь вряд ли она вернется на сцену, потому что все зашло слишком далек
— Что вы никак не можете найти?— Мой дом.(из интервью Анфисы для журнала «Семейные истории»)Одетая во все темное девушка с короткими черными волосами сняла солнцезащитные очки и вопросительно оглянулась на своего спутника. Тот молча кивнул и направился к свободной стойке, за которой готовилась приступить к работе служащая аэропорта. Мужчина что-то тихо сказал, и она взяла протянутые документы.Дождавшись, пока его спутница зарегистрируется на рейс, он сдержанно кивнул и ушел.Во время паспортного контроля и досмотра безопасности её будто сопровождал невидимый ангел: никто не чинил препятствий, не придирался к визе, не задавал лишних вопросов. Сердце билось где-то возле горла, но девушка улыбнулась на прощание суровому пограничнику и прошла в зону вылета. Времени до посадки оставалось много, дьюти-фри манили ассортиментом, но она присела в кресло и уткнулась в книгу.На посад
Два года спустяЛегкий бриз ласкал плечи. Солнце, заглядывая под широкополую шляпу, румянило щеки. В начале мая туристов на широкой набережной почти не было, только местные выгуливали собак, совершали пробежки или катались на роликах. В кафе же, несмотря на поздний для завтрака и ранний для обеда час, народу было полно.Елена Васильевна обвела по привычке взглядом соседние столики: ей нравилось рассматривать людей и представлять, чем они занимаются, как живут, о чем беседуют. Она не понимала испанский, поэтому фантазировала диалоги, придумывая посетителям истории. А что еще делать немолодой отдыхающей в одиночестве даме, у которой впереди еще почти целый месяц неожиданных каникул? Неспешно прогуливаться, читать книги, дышать морем и рассматривать людей. Эта незнакомая жизнь казалась Елене Васильевне хоть и чужой, но интересной и яркой. Особенно в сравнении с ее собственной, которая два года назад вылиняла до черно-б
«…Петь для меня — все равно что дышать. Если я перестану петь, то задохнусь…»(из интервью Анфисы изданию «Музыка в нашей жизни»)— Нет, тут что-то не то…Никита запустил пятерню в копну каштановых кудрей и еще больше растрепал волосы, которые не могли усмирить ни расческа, ни укладочные средства. Марьяна неодобрительно покосилась на брата, но промолчала, только с излишне громким звоном опустила крышку на кастрюлю и выключила газ.— Почему Анфиса так поступила? На пике карьеры? Внезапно?— У нее могло быть сто причин! — не выдержала Марьяна, потому что Никита уже битый час долдонил на одну тему. Как ворвался в квартиру в десять утра, бухнулся на скрипнувший под ним табурет, так и долдонил. Марьяна уже успела и суп сварить, и угостить брата кофе с домашними кексами, и выслушать сто пятьдесят «почему?», а он все продолж
— Кому в сложной ситуации вы позвонили бы первому?— Я привыкла полагаться на себя, но если ситуация совсем сложная... Рыжему.(из интервью Анфисы журналу «Мир шоу-бизнеса») Едва Анфиса включила смартфон, как тот разразился чередой трелей. Сорок девять сообщений и шестьдесят три пропущенных звонка. При том, что ее личный номер знали лишь несколько человек. Анфиса засомневалась, стоит ли открыть сообщения, но затем, так и не прочитав ни одного, решительно вытащила и разломила сим-карту пополам. Вот и все. С сухим хрустом симки будто треснула и ее жизнь. Как, оказывается, просто, в одну секунду, рушится все, что строилось годами: карьера, любовь, дружба. Теперь у нее нет ни прошлого, ни будущего, только настоящее. И ее настоящее — навернувшиеся на глаза слезы и два крошечных обломка сим-карты на ладони. Анфиса сжала кулак, а затем, размахнувшись, забросила остатки пластика в кусты малины.
— Чего вы никогда не простите близкому человеку?— Предательства. (из интервью Анфисы порталу «Леди»)Жирная муха билась в немытое стекло, и ее жужжание раздражало до зубного скрежета. Роман отложил папку, открыл форточку и выпустил насекомое на волю. Но не вернулся за стол, а с тоской бросил взгляд на улицу, где во дворе плотно теснились припаркованные машины. Он поискал взглядом свою и тихо вздохнул: из-за духоты хотелось уйти домой пораньше — к холодному душу, ледяному пиву и вентилятору, но стопка пыльных папок из архива недвусмысленно намекала, что рабочий день затянется до полуночи.Еще с утра было прохладно, и казалось, что май так и перейдет в июнь без ожидаемого потепления, но к обеду город накрыла душным одеялом жара. Роман оттянул тесный ворот рубашки и расстегнул еще одну пуговицу. К черту условности, все встречи закончились в первой половине дня. Галстук давно повис безжи
— В какой стране еще вы хотели бы родиться?— В Испании.(из интервью Анфисы журналу «Кругозор»)— Ты рехнулся?! Совсем брякнулся своей кудрявой башкой! — полыхала праведным гневом Марьяна, не давая вставить Никите ни слова. Уперев руки в боки, она наступала на него до тех пор, пока совсем не загнала в угол.Никита прижался лопатками к холодной стене, выставил вперед ладони и вновь попытался утихомирить разбушевавшуюся сестру:— Марьяш... Это ненадолго! Лишь для задания…— Ненадолго?! — взревела Марьяна и махнула рукой в сторону развалившегося на паркете бездомного пса размером с королевского дога, в чьей немытой шерсти запутались репьи. — А потом куда его денешь?! Обратно на улицу выбросишь?!— Ну... Я еще об этом не думал.— Не думал! Ты вообще перестал думать!— Марьяш, ну мы же обо всем догово
Два года спустяЛегкий бриз ласкал плечи. Солнце, заглядывая под широкополую шляпу, румянило щеки. В начале мая туристов на широкой набережной почти не было, только местные выгуливали собак, совершали пробежки или катались на роликах. В кафе же, несмотря на поздний для завтрака и ранний для обеда час, народу было полно.Елена Васильевна обвела по привычке взглядом соседние столики: ей нравилось рассматривать людей и представлять, чем они занимаются, как живут, о чем беседуют. Она не понимала испанский, поэтому фантазировала диалоги, придумывая посетителям истории. А что еще делать немолодой отдыхающей в одиночестве даме, у которой впереди еще почти целый месяц неожиданных каникул? Неспешно прогуливаться, читать книги, дышать морем и рассматривать людей. Эта незнакомая жизнь казалась Елене Васильевне хоть и чужой, но интересной и яркой. Особенно в сравнении с ее собственной, которая два года назад вылиняла до черно-б
— Что вы никак не можете найти?— Мой дом.(из интервью Анфисы для журнала «Семейные истории»)Одетая во все темное девушка с короткими черными волосами сняла солнцезащитные очки и вопросительно оглянулась на своего спутника. Тот молча кивнул и направился к свободной стойке, за которой готовилась приступить к работе служащая аэропорта. Мужчина что-то тихо сказал, и она взяла протянутые документы.Дождавшись, пока его спутница зарегистрируется на рейс, он сдержанно кивнул и ушел.Во время паспортного контроля и досмотра безопасности её будто сопровождал невидимый ангел: никто не чинил препятствий, не придирался к визе, не задавал лишних вопросов. Сердце билось где-то возле горла, но девушка улыбнулась на прощание суровому пограничнику и прошла в зону вылета. Времени до посадки оставалось много, дьюти-фри манили ассортиментом, но она присела в кресло и уткнулась в книгу.На посад
— Что для вас смерть?— Молчание.(из интервью Анфисы для программы «Зазеркалье») Внешне Анфиса казалась спокойной и настолько погруженной в себя, что, задай Роман ей вопрос, она бы и не услышала. Он же, в отличие от нее, нервничал: то превышал скоростной режим, то, опомнившись, притормаживал. Кто-то, возмущенный его манерой вождения, посигналил. Роман едва удержался от порыва показать кулак, а Анфиса и тут не отреагировала. Наверное, такой сосредоточенной она бывала перед выступлениями. Роман сжал челюсти от наполнившей душу полынной горечи. Как жаль, что он не узнал об Анфисе раньше, не посетил ни одного ее концерта, не прочувствовал в полной мере, зарядившись общей энергетикой зала, всю мощь и красоту ее невероятного голоса! А теперь вряд ли она вернется на сцену, потому что все зашло слишком далек
«...Решив уйти со сцены, напоследок я устрою яркое шоу...»(из интервью Анфисы изданию «Патефон»)Анфиса не знала, сколько дней провела в чужом доме, обстановку которого так и не смогла толком рассмотреть. Сраженная высокой температурой, она без сил лежала в постели, утратив связь с реальностью и плавая в нездоровой дреме. Так тяжело Анфиса никогда раньше не болела, хотя любая простуда в итоге оборачивалась для нее лихорадкой.Она ни о чем его не расспрашивала, но когда он выходил в коридор, чтобы позвонить, в душу Анфисы закрадывалась тревога: что происходит, что их ждет в будущем? Но больше всего ее страшило расставание с Романом. Она боялась думать об этом, но чувствовала, что дальше их пути-дороги разойдутся.Анфиса постепенно пошла на поправку. В один из вечеров температура наконец-то спала, но на смену жару пришел сильный озноб, от которого не спасали даже два теплых одеяла. Роман не на шутку в
— Что вас может расстроить до слез?— Прощание.(из интервью Анфисы для программы «Танцуют все»)Там, откуда они едва выбрались, царили сумерки, которые на контрасте с ярким днем казались инфернально темными. Сможет ли он когда-нибудь забыть то, что видел? Вряд ли. Роман до сих пор помнил зловонное дыхание окруживших его тварей и волну ледяного холода в тот момент, когда понял, что ему конец.Он невольно содрогнулся и покосился на притихшую на соседнем сиденье Анфису. За всю дорогу она не произнесла ни слова, не спросила даже, куда они едут. То ли безоговорочно ему доверяла, то ли так ослабла после пережитого, что ей уже было все равно. Анфиса куталась в его куртку, но никак не могла согреться. Роман вздохнул и включил посильнее печку, хотя ему самому уже было невыносимо жарко. На этот раз он вел машину предельно осторожно. В сон его не клонило лишь потому, что сильно болела растревоженная р
— Любите ли вы риск?— Только оправданный и в разумных пределах. Я не буду подвергать свою или чужую жизнь опасности ради острых ощущений. Но ради своего или чьего-то спасения я готова хоть с моста прыгнуть.(из интервью Анфисы для портала «Созвездие»)Громко фыркнув, автобус тронулся с места, и Анфиса в ужасе схватилась за холодный поручень.— Проходи, присаживайся, — мерзко захихикал кондуктор, обнажив острые клыки и принюхавшись. — Сладкая девочка, живая девочка...Анфиса вжалась лопатками в дверь, но существо, хоть и не спускало с нее плотоядного взгляда и хищно скалилось, держалось на расстоянии.Разрезая сумерки тусклым светом фар, автобус ехал вперед, увозя Анфису из одного страшного места в другое. От страха во рту пересохло. Казалось, что все слова прилипли к гортани. Впрочем, кричи не кричи, кто ей тут поможет? Вот такой бесславный финал ее кор
— Ваши слабые и сильные стороны?— Моя слабая сторона в том, что я приписываю людям положительные качества, которых у них нет. А сильная — в том, что после каждого разочарования я не утрачиваю веру в человеческую доброту. И если падаю, то нахожу в себе силы подняться и снова идти вперед.(из интервью Анфисы для журнала «Горожанка»)Никогда раньше Анфиса не бегала так быстро. Даже когда удирала от загнавших ее на чердак негодяев или от едва не убившей ее нечисти. Она бежала, не замечая ни сырого холода, ни затхлого смрада, ни цепляющихся за одежду невидимых рук. Мчалась по темному туннелю, гонимая не столько страхом, сколько злостью и отчаянием, которые разжигали в ней ярость. От этой ярости темнота светлела, и начинал виднеться лабиринт узких, разделенных полупрозрачными «стенами» из мутноватой дымки коридоров.В других «галереях» царила своя не-жизнь — не
— Что вы больше всего не любите?— Когда меня пытаются загнать в угол.(из интервью Анфисы для журнала «Горожанка»)Звонок от Меринова Роман принял дома ровно через два часа, когда после душа и завтрака лежал на диване с ноутбуком. Деловым тоном он отчитался, что начал искать Анфису и кое-какие подвижки уже есть. В частности, стало известно, что певицу видели в утро исчезновения на автобусной остановке. Роман детально описал одежду девушки: широкие коричневые штаны и зеленая блуза в крупный горох — добавив, что уже выехал в том направлении, пообещал через полчаса отчитаться. Геннадий Иванович довольно хмыкнул и сбросил адрес электронной почты. Роман ухмыльнулся, увидев, что почта не личная: значит, сообщение прочитает не только Меринов.Ровно через полчаса Роман все с того же дивана отправил первый отчет: фотографию полной молодой женщины, одетой в коричневые штаны и зеленую блузу в кр
— Ваши песни автобиографичны?— Отчасти да. Я не могу петь о том, чего не прожила или не чувствую. Даже чужую историю мне необходимо сначала пропустить через себя.(из интервью Анфисы для программы «Папарацци»)— Ты поняла, что я сказал?! — взвизгнул Шестаков.Как же она раньше не замечала истеричных интонаций в его голосе, когда он злился! Впрочем, очарованная ухаживаниями Дмитрия, Анфиса много чего не замечала. Например, не видела, что в моменты гнева уродливым становится не только его голос, но и лицо. Не замечала, как белеют от ярости его глаза. И что сам он, казавшийся ей сильным, на самом деле — ничтожество, раз способен бить слабых, беззащитных и поверженных.Анфиса зажмурилась, когда Шестаков замахнулся на нее, но удара не последовало. Она боязливо приоткрыла глаза и увидела, что он, дрожа от бешенства, все же опустил руку. Но, не ударив физически, Шестаков о