Глава 8

Сомнения пришли в понедельник, когда я вдруг понял, что наши встречи — не тайный роман сумасшедших любовников, а услуги хастлера богатой, пусть и экстравагантной клиентке. Мне и правда нужны были ещё четыреста золотых. Я потряс старые кошельки и нашёл двести, но не больше. Брать с неё деньги за секс мне почему-то не казалось неестественным. Это было игрой, не больше. Но брать деньги за её доверие оказалось куда тяжелее. С другой стороны, бросить Лиаро с его манией я тоже не мог.

Но даже не в том дело. Я-то знаю, кто я. Я отработаю ещё две встречи и… И что? Ответа у меня не было. Размышляя о превратностях своих ночных приключений, я полностью выпал из тренировки и крепко получил мечом по плечу.

— Трэйн? — Дайкон остановился, ожидая, когда я приду в себя.

— Всё, — я отвернулся и направился к дому, — с меня хватит.

***

На работу я опоздал. Ещё неделю назад это бы никого не смутило, потому что кроме меня там обычно никого и не было. Ну, зайдёт изредка какой-то искатель истины, покопается в бумагах, бросит это дело и отправится в другое место. Теперь же так легко все не обошлось. Гретхен стояла у дверей библиотеки надутая как индюк и злая, как десять Изначальных.

— Господин Трэйн, — процедила она, завидев меня издали.

Я инстинктивно поморщился.

— Если вы не можете прибыть вовремя, почему бы вам не дать такую возможность мне?

Я скривился ещё сильней.

— Вы знаете, что я не могу дать вам ключи.

— Тогда не опаздывайте.

— Почему вы говорите со мной так, будто я вам что-то должен? Это моя библиотека. Артарий послал вас помогать мне, а не наоборот.

— Да, потому что вы мне ничем помочь просто не можете. Вы ничего не делаете, только спите на рабочем месте и составляете описи.

Она уставилась на меня, как на комара, усевшегося ей на руку.

— Вот, — я отпер дверь и, церемонно поклонившись, пригласил чародейку войти, — прошу.

Не обращая внимания на сарказм, Гретхен проследовала внутрь. Всё время, пока я развешивал мокрый плащ и делал записи об открытии библиотеки, Гретхен ходила из угла в угол, демонстрируя своё нетерпение. Она немного успокоилась, лишь когда я закончил с бюрократией и отпер перед ней дверь хранилища. Оказавшись среди рядов полок, убегающих вдаль, она будто очутилась у себя дома. Медленно, слегка скользя кончиками пальцев по корешкам, она двинулась в полумрак.

— Что вы ищете сегодня? — спросил я.

— То же, что и всегда, — откликнулась она, продолжая вести пальцем вдоль полок. — Магию.

— Отличный ответ.

Она остановилась и повернулась ко мне.

— Вы разбираетесь в магии?

— Насколько может разбираться в ней человек, который ищет её полгода.

Губы её искривила ядовитая улыбка.

— Полгода — это так мало, господин Трэйн.

Высокомерная зараза. Я возвёл глаза к потолку, спорить с ней с утра пораньше не хотелось.

— Я ищу символ, — «сжалилась» она надо мной.

— Какой?

Она поколебалась.

— Пойдёмте.

Мы снова поднялись в читальный зал, и, вынув из-под моей кружки листочек бумаги, она начертила на нём знак, состоящий из переплетения ромбов и зигзагов.

— Похоже на письмо антауров, — сказал я задумчиво.

Она резко повернула голову ко мне.

— Похоже?

Я кивнул.

— Вы искали в гримуарах Артэ Табиуса?

— Искала, — она поджала губы, — я видела четыре его гримуара из шести. Ещё два, по слухам, погибли. Тот, где Табиус писал об Изначальных…

— И тот, где он писал об истоках магии. Они не уничтожены, они пропали незадолго до войны. Считается, что они хранились здесь, в библиотеке Атоллы.

Она вздохнула и, запрокинув голову, прочертила в воздухе полукруг собственным затылком. Видимо, спала не лучше меня.

— И в чём разница, господин Трэйн? После войны многие не могут найти людей, не то что фолианты.

— Людей — это не ко мне, — сказал я рассеянно, — а вот насчёт фолиантов дело проще. Если кто-то его брал, пусть даже до войны, в архиве должны были сохраниться записи.

Гретхен резко подняла голову. Глаза её блеснули.

— И вы сможете его отыскать?

Я колебался. Чёрт меня дёрнул повыделываться. Эти записи можно перекапывать годами. И Гретхен вряд ли поможет мне в этом. Она смотрела на меня в упор. Я видел волнение в её глазах, но она не торопила. Видимо, догадывалась, что требовать от меня что-то бесполезно — я ведь могу их и никогда «не найти». Но и упрашивать не хотела.

— Могу, — сказал я наконец, — если вы мне объясните, что это за знак и почему он так вам запал.

Она снова поджала губы.

— Я не могу.

— Что значит — не можете? Или мы не должны работать вместе?

Она отвернулась и снова прошлась по комнате, меряя пространство размашистыми шагами. Эта её закрытое до самого подбородка платье смотрелось так странно… Многих дам подобное делает похожими на книжных червей или школьных наставниц, но у Гретхен лишь подчёркивала изысканную грацию, стройность и быстроту движений.

— Ну, хорошо, — сказала она, — этот знак, — она ткнула в бумажку тонким пальцем с острым ногтем, — как считает Артарий, может заблокировать магические способности. Если мы найдём, откуда он взялся, и поймём, как он работает…

— То, возможно, сможете привить магические способности тем, у кого их нет. Гретхен, а вы, собственно, что ищете, магию или магию света?

Она остановилась и посмотрела на меня.

— А в чём разница, Трэйн? Свет и тьма, как вы их разделяете? Тьма — это те, кого можно убивать, свет — те, кого нельзя? Так? Ещё разница есть?

— Только не начинайте, — я поднял руку перед собой, — у меня от вас и так голова болит.

— Но вы сами завели этот разговор, вам и заканчивать.

Я вздохнул.

— Скажем так, те, кого можно убивать — это те, на кого указал император. Тьма и свет тут ни при чём.

Кажется, в её взгляде промелькнуло любопытство.

— Удивлена, что вы это понимаете.

— Ведьмаки стареют не только лицом, Гретхен.

— Ну, хорошо, — она присела на один из столов, — так в чём тогда разница?

Я смотрел на неё какое-то время. Ответа у меня не было.

— Свет, — сказал я наконец, — это то, что приказал искать Артарий. А Тьма — то, чего он искать не приказывал.

Гретхен расхохоталась. Затем, успокоившись, опять посмотрела на меня.

— Да вы философ, Трэйн. Правда.

— Ну, хорошо, — я тоже скрестил руки на груди, — а каково ваше объяснение?

Она пожала плечами.

— Пока ваше — лучшее из тех, что я слышала. Мне плевать на Свет и на Тьму. Я просто хочу найти этот знак и понять, как он работает.

— Это приказал вам Артарий? — я постарался, чтобы мой вопрос звучал небрежно.

Гретхен легко улыбнулась.

— Скажем так, в этом есть и мой личный интерес.

Я молча смотрел на неё. Улыбка её медленно гасла. Видимо, она вспомнила, что от меня зависит, найдёт ли она свои фолианты. Но, сама не зная того, она назвала причину, которую я мог понять. Свет, Тьма, великие цели и великие магистры… Всегда есть чей-то личный интерес. И когда знаешь чей — мир становится проще.

— Хорошо, — сказал я, — я поищу записи. Только очень вас прошу, Гретхен, мне не мешать.

Конечно, последняя просьба оказалась слишком сложной. С того момента, как я притащил два ящика с описями и грохнул их на стол, магичка выписывала вокруг моего стола плавную дугу, разворачивалась и повторяла маршрут.

Не то чтобы это мне мешало. Меня просто укачивало.

— Гретхен, — сказал я, подняв голову от бумаг через пару часов, — вам больше ничего не надо исследовать?

Она замерла и как-то странно посмотрела на меня. Открыла рот, чтобы что-то сказать. И опять закрыла.

— Гретхен, — я усмехнулся, — вы что, боитесь, что я брошу работу, если вы отойдёте?

Она снова прислонилась к столу напротив.

— Согласитесь, — сказала она, — пока вы не демонстрировали особого трудолюбия.

Я усмехнулся.

— А зачем?

Она пожала плечами.

— Вы же любите приказы.

— Обожаю, — я опять усмехнулся. — Сплю и вижу, как бы исполнить очередной, — я откинулся на спинку кресла. — Вы же сами сказали, разницы между светом и тьмой особой нет. Так зачем мне лезть вон из кожи ради возрождения магов Света, если я свою жизнь положил на то, чтобы истребить магов Тьмы? Какая-то глупость получается, вам не кажется? Сегодня убивай — завтра ищи, как спасти.

Она повела бровью.

— Тогда зачем вы работаете на Артария?

Я пожал плечами. Она задала отличный вопрос.

— А вы?

Мы привычно уставились друг на друга.

— В любом случае, — я опустил глаза на пожелтевшие листы бумаги, — я не собираюсь бросать ваше дело. Расслабьтесь. Сделайте себе кофе или прогуляйтесь.

Её хватило ещё примерно на час. После чего она нависла надо мной, вглядываясь в корявый почерк моего предшественника.

— Что вы ищите? — спросила она.

Я покосился на неё, не поднимая головы от бумаг.

— Вот, смотрите. В этой колонке названия книг. Просто листайте, пока не найдёте нашу.

Она пододвинула к моему столу ещё один стул и тоже погрузилась в пожелтевшие листы.

***

Надо сказать, первый же день довёл меня до такого исступления, что я с трудом дополз до дома. О том, чтобы заглянуть в «Пышку», не могло быть и речи. Только из верности данному слову я полчаса отмахал мечом и свалился спать. Не потому, что хотел забыться, а просто потому, что у меня не было сил ходить, говорить и думать. Так же прошёл и вторник. Радовало одно: мы стали меньше ругаться. Только утром, перед работой, и вечером, перед тем, как разойтись по домам. В среду мы нашли первый обнадёживающий звоночек.

— Посмотрите, — сказала мне Гретхен, тыкая пальцем в еле читаемую кляксу, — Артэ Табиус. «Ткани, поля и духи».

— Это не совсем то, — сказал я, бросив на запись короткий взгляд, — смотрите, — я указал пальцем на строчку рядом, — это трактат. Но это лучше, чем ничего. Он здесь, в библиотеке. Хотите посмотреть?

Она подняла лицо, и я увидел, что, несмотря на усталость, глаза её блестят.

— Пожалуйста.

Я встал и потянулся. Проверил ключи на поясе и стал спускаться к хранилищу. Гретхен шла следом. Отперев дверь, я пропустил её вперёд, как предписывала инструкция, и мы двинулись вдоль полок с книгами. Трактат стоял где-то очень далеко. Свет за спиной уже померк, когда я остановился.

— Сто шестьдесят пятая полка, — сказал я, — нам нужна сто шестьдесят шестая.

Я подошёл к следующей полке.

— Гретхен, что здесь написано?

Она приблизилась ко мне и всмотрелась в полустёртые цифры.

— Сто шестьдесят семь, — сказала она.

Мы посмотрели друг на друга.

— Я не сошёл с ума? — спросил я.

— Нет, — ответила она и, подойдя к стене между стендами, положила на неё руку, чуть сдвинула ладонь и постучала, — прислушайтесь.

Теперь уже я встал рядом и прислушался к её стуку. Облизнул губы.

— Ломать нельзя.

Она поджала губы — у неё явно была такая идея. Затем провела ладонью по стене ещё раз и нажала на какой-то кирпич. Что-то громыхнуло, и стена поехала в сторону. Я постарался не показывать восхищения — внимательность потрясающая. Вряд ли я нашёл бы это место сам. Заглянув внутрь, я чихнул. И ещё раз. И ещё. Пыли здесь было море, так же, как и паутины. А вот под толстым слоем седины я увидел не один, а целых три стенда.

Я оглянулся на Гретхен. Она переминалась с ноги на ногу, ожидая, пока я отойду с дороги. Едва путь оказался свободен, она вошла в комнату и взяла в руки первую попавшуюся книгу.

— Триано Веете. «Путь говорящего с духами», — прочла она и посмотрела на меня. — Поздравляю. Мы выполнили приказ.

Находка меня, конечно, взбудоражила, но не могу сказать, что обрадовала. Новые книги пришлось срочно описывать. Всё, что мы нашли в комнате, было посвящено Изначальным, их поиску и подчинению. Гретхен закопалась в пыльные гримуары, как ребёнок в конфеты, и, к счастью, почти мне не мешала.

До борделя я добрался лишь в пятницу, надеясь, что там меня ждёт письмо. Так и оказалось.