Глава 3

У меня не было времени подумать, принять, осознать. За мной уже ехала машина генерала, а я стояла в ванной и испуганно смотрела на свое отражение, пытаясь отдышаться. Но кислород не поступал в легкие. Сейчас приедет Лариса, посидеть с Антоном…За дверью Денис, который шокирован новостью не меньше, чем я. Где-то на столе на кухне осталась коробочка с кольцом. И умерло в раскаленном воздухе так и не произнесенное «да».

Но все это стало каким-то мелким, отошло на десятый план. У меня в голове звучали только слова Павлова «ваш муж жив». Они повторялись и повторялись. Били по венам, по нервам и заставляли тяжело дышать.

Я помнила тот день, когда мне сказали о его смерти, очень смутно. Как будто он прошел в жутком сне, как будто часть всего, что происходило, стерлась и размазалась от моих слез. Все эти дни в ожидании тела, подготовка к похоронам и поминкам. Свидетельство о смерти, доклад о том, как это произошло. Жуткое понимание, что моего любимого мужчину разорвало на части снарядом.

Я не могла его опознать лично, гроб не открыли…Мне лишь показали фото фрагментов тела и одежды. Щадящие фото, от которых я постоянно теряла сознание, и меня приводил в чувство их военный врач, подносил к моему носу ватку с нашатырем. Опознать было трудно…но я узнала татуировку, узнала кривые лунки ногтей, нашитые инициалы на футболке. Не помню, что именно…но помню, что сомнений не осталось, и помню, что мне тоже хотелось умереть.

Антошка не дал. Осознание, что он растет во мне, что это часть Сережи, что это его прощальный подарок для меня, не дали мне сойти с ума.

«Что ты так по нему страдаешь? Козлом был твой Сережа! И ты прекрасно об этом знаешь!»

Потом, спустя время я много думала о наших отношениях и понимала, что она права. Скорее всего, мы бы развелись. Он бы ушел от нас с Тошкой. И…мужем Сергей был таким себе. Я все это понимала, и любовь моя казалась детской, неправильной. Сейчас бы мне было сложно ужиться с Сергеем. Наверное. Я привыкла одна.

«Он тебя не любил, и его любить тоже особо было не за что!»

Маме он очень не нравился. Они не поладили сразу после нашей свадьбы, и ездила я к маме потом одна. У Сергея всегда было тысячу причин не поехать к ней, а мама выдумывала такие же причины не навещать нас. Для мамы все мужчины были козлами и мой отец в том числе. Он нас бросил, когда мне исполнился год, ушел к другой, а потом погиб в аварии. Мама говорила, что это его Бог наказал. Теперь у нее завелся ухажер, и все свое свободное время она уделяла ему. Помогала финансово нам с Тошкой и постоянно злилась на то, что фирма Сергея доставляет столько неприятностей, но приезжать не торопилась. У нее работа и своя личная жизнь. В няньки она не записывалась. Примерно так высказалась Ирина Владимировна, когда родился Антон, и я вернулась из роддома домой.

«Он оставил тебе кучу проблем, включая своего сына!».

Мама давала мне деньги на аборт после смерти Сергея. Она считала, что мне одной ребенка не поднять, особенно с его долгами. Потом, когда проявилась особенность Антона, она сказала мне ту фразу, которая воздвигла между нами стену: «Если бы ты сделала аборт, Катя, то сейчас не возилась бы с этим инвалидом, а устраивала свою личную жизнь. Кому нужен такой довесок? Со здоровыми не берут, а у тебя такой…проблемный. У меня сил и времени на возню с ним нет!».

Пиликнул сотовый.

«Машина внизу. Вас ждет шофер».

Начало немного подташнивать от волнения. Как будто все в тумане. Я собрала непослушные очень светлые волосы в хвост на затылке, покусала бледные губы, тронула пальцами синяки под глазами. Наводить макияж времени нет. В коридоре послышалась возня и шепот. Лариска приехала. Когда вышла из ванны и посмотрела на нее, она выглядела так же испуганно и встревоженно, как и я. Кусала губы. Я быстрым шагом подошла к ней, и она меня крепко обняла.

– Ладно…я пойду. Потом созвонимся.

Голос Дениса донесся как сквозь вату. Я кивнула и схватила его за руку. Мне было очень стыдно. И совсем нечего сказать. Но я понимала, что и ему сейчас плохо.

– Прости…

– Нет, я все понимаю. Ты здесь не при чем. Разберись со всем и поговорим.

– Да…поговорим.

Согласилась я, не зная, что еще сказать. Когда он вышел, Ларка вцепилась мне в плечи.

– Как жив? Как это вообще может быть? Что именно тебе сказали? Может, это ошибка?

– Что жив, был в плену…что везут в штаб. Лар…мне страшно.

Я сдавила ее руки и судорожно выдохнула.

– Так. Успокойся. Хочешь, я тебе успокоительного дам? Будешь как удав!

– Не надо. Я соберусь и…и…О Боже! Лараааа…это же он. Сергей. Понимаешь? Он вернулся. Выжил!

Истерически прохрипела я, впиваясь в ее пальцы.

– Тихо…тихо. Давай, соберись. Встретишь его. Увидишь и…решишь, надо тебе это или нет. Семь лет не один день. Он тоже должен это понимать. Может, посмотрите друг на друга и в разные стороны разбежитесь.

Но для меня ее слова были далеки от реальности и как-то ужасно жестоки, неправильны. Я не хотела, чтобы так случилось или... я не знаю, чего бы я хотела. Мужчина, которого я думала, что люблю, жив.

– Я не знаю, что надеть, я так растерялась… у меня голова кружится и тошнит. Не знаю, куда себя деть.

– Так…выдохни. Надень бордовое платье, волосы заплетем, припудрись и румяна нанеси, а то ты бледная как смерть. За Антошку не переживай. Я с ним до утра буду. Мало ли, может, задержишься там.

К машине я вышла, как на шарнирах. Руки ватные, ноги ватные, в голове гудит. Шофер в военной форме, честь отдал, представился. Открыл дверцу служебной машины, вежливо помог сесть.

Из-за нервов я не могла перестать задыхаться. Я буквально слышала, как вдыхаю и выдыхаю воздух. В машине тихо, и мне кажется, что мое сердце колотится так громко, что этот звук раздается эхом по салону.

Семь лет. Семь. Я, наверное, очень изменилась за это время. Я, наверное, стала похожа на…старуху. Он помнил меня двадцатидвухлетней. А теперь мне почти тридцать.

Никогда времени на себя нет. Все для Тошки. В парикмахерской не была все эти годы, вместо маникюра – ногти под корень, без лака, брови сама выщипываю. Педикюр и все остальное тоже сама. Из косметики только то, что дарят по праздникам или мама купила. Посмотрела на свои руки и сжала в кулаки. Зимой кожа сохнет, ногти, как у школьницы, я вечно забываю перчатки. Стыдно. Не так должна выглядеть жена майора Огнева. Не в этом старом зимнем пальто без меха, не в этих сапогах старых, начищенных до блеска, но старых.

Господи, о чем я думаю? О чем? Он же жив. ЖИВ! Это же чудо. Это что-то непередаваемо-прекрасное. Я должна радоваться, я должна…а мне мысли лезут о том, что не понравлюсь. О том, что и домой поехать не захочет, и прямо там разведемся. Как же страшно. Как же немыслимо страшно.

Машина подъехала к высокому зданию с большими окнами и колоннами на ступенях. Стало еще волнительней, стало настолько невыносимо, что у меня дрожали руки и подгибались колени. Шофер провел меня по ступеням вверх, открыл передо мной массивную дверь, и я поняла, что прямо сейчас могу увидеть ЕГО…

Точно так же семь лет назад я приезжала в это место…и точно так же меня трясло.

Стук моих каблуков раздался очень громко и разнесся под высокими потолками. Я постаралась идти тише, следом за водителем. В горле невыносимо пересохло. Меня бросало то в жар, то в холод. Навстречу вышел генерал Павлов. В красивой форме, стройный, подтянутый. Он за это время совершенно не изменился.

– Екатерина Олеговна…а вы стали еще красивее.

Вяло улыбнулась явно преувеличенной лести.

– Придется подождать. Машина в пути. Хотите кофе или чай?

– Кофе, если можно.

Обычно я пила чай, но сейчас мне хотелось взбодриться, хотелось немного ожить. Потому что я вся тряслась, и в голове по-прежнему ужасно шумело.

– Миша, сделай кофе для жены майора Огнева. Для жены героя майора Огнева.

Я снова судорожно выдохнула и сцепила пальцы.

– Присаживайтесь. Вот здесь возле батареи тепло, и с окон не дует.

Села на высокий стул с деревянной спинкой и сдавила сумочку, чтобы унять дрожь в руках.

– Мы еще ничего не знаем, – начал он сам, хотя я и не задавала вопросов, – его нашли наши ребята, ему удалось бежать из плена. Сутки провел в больнице. Потом идентификация личности…сами понимаете, как все серьезно в таких случаях, особенно, если человек официально в списках погибших.

– Понимаю…

– Я слышал, у вас сын…будет чем порадовать майора.

Да…будет чем порадовать. Если только он вообще обрадуется и мне, и Антошке. Огнев был скуп на радости, на объятия. А каким он стал сейчас, никто не знает.

– Катя…простите, что я по имени, но вы мне в дочки годитесь.

– Да…ничего, конечно. Можно по имени.

– Вы понимаете, семь лет плена – это очень много. И оставляет свой отпечаток на психике человека, вы должны быть готовы ко всему.

– Я не знаю, к чему я готова. Мне всего несколько часов назад сообщили, что он жив. Я вообще не готова. Мне страшно. Мне не по себе. И…я безумно рада. Очень рада. Все смешалось.

Генерал понимающе кивнул.

– Так бывает. Жизнь настолько удивительна и непредсказуема. Иногда в ней случаются вещи похлеще, чем в самом неправдоподобном бульварном романе.

Зашел водитель с чашкой кофе и с сахарницей.

– Простите, все по-спартански. Вам сегодня нужен отдых. Мы сделали все, чтобы не пронюхали журналисты, сдержали прессу. Официальная встреча будет другой. Мы подготовили для вас номер в гостинице. Остановитесь там на сутки. Завтра будет тяжелый день.

– Я…я не могу так надолго, у меня сын и…

– Ну он же большой мальчик, ему уже почти семь, да?

– Большой…но он особенный ребенок, понимаете? За ним нужен уход и присмотр.

Я отпила кофе, обожгла язык и поставила чашку. Мне вдруг ужасно захотелось сбежать, уехать, забиться в угол, и тут же стало стыдно за свои мысли.

– Сама не знаю, что говорю. Через семь лет вернулся мой муж… а я…

– Я все понимаю. Это неожиданно, это шок, это паника. Договоритесь с кем-то, чтобы побыли с мальчиком. Вы будете нужны майору эти дни и нам тоже. А…вот и машина подъехала.

Я вскочила, опрокинула чашку. Сердце начало колотиться с такой адской силой, что казалось, оно разорвет мне грудную клетку. Со двора слышно, как подъехал автомобиль. Бросилась к окну, не в силах удержаться.

Внизу несколько человек, встречают машину. Я впилась пальцами в холодный подоконник, до боли всматриваясь в полумрак, в подъездную дорожку, освещенную фонарями.

Большая военная машина остановилась неподалеку от входа в здание. Вначале вышли еще военные, затем открыли дверь. Я перестала дышать, мое сердце остановилось, пока он выходил. Вначале увидела ногу в солдатском ботинке и…сумку с красными полосками. В груди все сдавило, оцарапало, как до крови. Я всхлипнула, узнавая эти полоски. Мужчина спрыгнул на асфальт. Свет фонаря выхватил русые волосы, заросшее щетиной лицо, темный свитер и куртку, припорошенную снегом. И мне вдруг стало очень плохо, перед глазами потемнело, и я, кажется, начала падать.

– Сейчас ваш муж войдет сюда, и мы оставим вас наедине. Минут на десять. Потом мы должны с ним поговорить, и вас отвезут в гостиницу. Думаю, мы справимся меньше, чем за час.

Я кивнула, не в силах ответить. Сдавила подоконник ледяными пальцами. Тяжело дыша и пытаясь справиться со слабостью.

– Офицерские жены не падают в обморок, Огнева. Даже по таким случаям.

Дыхание перехватило окончательно. Голова закружилась, и я начала мысленно считать до десяти только в обратном порядке. Так меня учила психолог. Это ведь его голос, да? Был бы не его, я бы так не дрожала. Я бы не чувствовала, как сейчас разорвется мое сердце и будет драть горло от невырвавшихся рыданий. Он подошел ко мне сзади. А мне было страшно взглянуть в его отражение в окне, и я крепко зажмурилась. Это не может быть правдой. Мой муж там…на том военном кладбище, с красивым памятником и выбитой фотографией. А это…иллюзия. Я сплю. Мне снится сон. Хороший, красивый сон, где он вернулся ко мне и…хочет остаться со мной. В его голосе тоска и боль. Она мне близка и невыносимо дорога.

– Страшно, правда? – спросил и коснулся моих волос, заплетенных в косу. Провел рукой по макушке, потом по бокам, сжимая голову над ушами, как делал всегда, и наклонился, втягивая мой запах. – Мне самому было страшно…я боялся, что ты начала пахнуть иначе, но это все та же «Черная орхидея». Посмотри на меня, Котенок. Это же яяяя….

Я тоже чувствую его запах. Это аромат дешевого мыла, мужского тела и сигарет. Котенок…так он называл меня еще до свадьбы. Сказал, что по-английски Катя – это Кэт, а Кэт – это кошка. Но я еще не выросла в большую кошку, я маленький котенок. Его котенок. Потом…он перестал меня так называть. Где-то через месяц-два после свадьбы я снова стала просто Катей.

– Посмотри, и станет легче…Помнишь, я говорил тебе, что страхам нужно смотреть прямо в глаза? Я не красавец…это да.

Я оборачивалась очень медленно. Так медленно, что мне самой стало стыдно. Обернулась… а глаза не открыла. Ощутила, как он взял меня за руки. Какой едкий контраст с прощанием…и от этого больно втройне. Я ведь хотела, я мечтала, чтобы эта встреча стала именно такой. Его пальцы горячие, сильные и шершавые, они трогают мои скулы, гладят мою шею и плечи, а потом снова мои щеки. Ощущаются неровности на коже. И я понимаю, что это, наверное, шрамы…следы от ожогов.

– А ты…красивая. Уже не девочка совсем, а взрослая женщина. Но все равно Котенок. Мой маленький, нежный Котенок.

Голос обволакивает и заставляет трястись еще сильнее, всхлипывать и давиться этими всхлипами.

– Открой глаза, Катя.

И я открыла. Серо-зеленые радужки совсем близко, зрачки расширены. Широкие брови, светлые ресницы…нос с горбинкой. Красивое, мужественное, но изможденное лицо поросло густой щетиной. Губы чувственные, мягкие. Да, он красивый.

Но я пячусь назад, отхожу шаг за шагом к окну. Обратно. Меня трясет еще сильнее. Взгляд мечется от лица к широкой груди с выглядывающей тельняшкой из-под выреза свитера, к длинным ногам, к рукам, с закатанными до локтя рукавами и снова к лицу.

Я шумно выдохнула, быстрым шагом обошла его и бросилась прочь из кабинета туда, где слышны голоса, туда, где разговаривает генерал с какими-то людьми. Влетела в кабинет, запыхавшись, облокотившись о дверь. Мужчины дружно обернулись ко мне. В комнате холодно, открыто окно, и они все курят, сбрасывая пепел в массивную железную пепельницу, а меня бросает в жар, и все тело обжигает пожаром.

– Что случилось, Екатерина Олеговна, вам нужна помощь?

– Это не он! Это не мой муж! Это не Сергей! – закричала, лихорадочно, отрицательно дергая головой и глядя сумасшедшим взглядом на мужчин. – Не МОЙ Сергей!

Генерал сделал несколько шагов ко мне и взял меня за плечи.

– Я понимаю, что вам тяжело. Что прошло семь лет и…люди меняются. Особенно в плену. Давайте я вас усажу и принесу холодной воды. Марков, закрой окно, давай сюда стул. А вы разойдитесь пока. Оставьте нас.

Меня усадили на стул, кто-то накинул мне на плечи свой китель. Я смотрела перед собой и…не знаю, что со мной творилось. Я, кажется, сходила с ума.

– Мы все нервничаем. Все. Поверьте. И всем нам тяжело.

– Вы…вы знали моего мужа лично? – спросила я, чувствуя, как катятся слезы по щекам.

– Лично не знал. Но я поднял дело, ознакомился. И я помню, как занимался им и семь лет назад. Вы сильно перенервничали, вы просто в шоке, и это нормально. Завтра утром здесь будет психолог и врач. Мы все решим. Я обещаю. Давайте, сделайте глоток.

К моим губам поднесли стакан, и я судорожно глотнула. Потом прикрыла глаза, представляя лицо…этого Сергея, и снова дернулась всем телом. От неузнавания.

– Посидите здесь, хорошо. Попейте воды и отдохните. Успокойтесь немного.

Они оставили меня одну в холодном кабинете, а сами пошли к нему. Я слышала, как доносятся голоса и обрывки фраз, даже смех.

– Шок…так бывает. Держись, дружище.

– Держусь. И не в таком дерьме держался. Узнает, куда денется.

– Конечно, узнает. Вот в гостиницу вас отвезем, и напомнишь, как положено.

От ужаса перехватило дыхание, и я впилась в стакан. Нет, нет. Ни в какую гостиницу я с этим человеком не поеду. Мне нужно уехать. Нужно срочно бежать отсюда. Какие-то деньги мне дала с собой Ларка. Я вызову такси и помчусь на автовокзал. Там есть ночной автобус обратно в мой город. Я ни секунды не останусь здесь.

Вскочила со стула и бросилась к двери, но на пороге возник генерал с какой-то папкой в руке.

– Екатерина Олеговна, давайте немного успокоимся, а? Давайте будем рассуждать трезво и включим благоразумие. Вы же понимаете, что его проверяли, идентифицировали, брали отпечатки пальцев. Что никто не привезет чужого человека и не назовет просто так вашим мужем.

Я быстро кивала и чувствовала, что вот-вот сорвусь в истерику.

– Вот смотрите – личное дело майора Огнева. Давайте, пройдемте к столу.

Он взял меня под локоть и провел вперед. Развязал тесемки папки и открыл ее. Первое, что я увидела, это титульный лист с маленькой фотографией в углу. И…на ней был этот человек. Который назвал себя моим мужем и…говорил, как он. Человек, который находился в той комнате за стеной. Человек с голосом, пробравшимся в самое сердце, и с чужим лицом.

– Вот видите. Папка старая. Я взял ее из архива. Здесь стоят даты и печати. Здесь и биоматериал, и отпечатки. Здесь все.

Я продолжала кивать, потом вдруг мне пришла в голову мысль, и я выхватила сотовый из кармана, быстро набрала номер.

– Сейчас… сейчас вы увидите, что я права. И он…он не Сергей. – заверила в истерике я, едва удерживая мобильный в сильно трясущихся руках, в трубке слышались гудки, пока не ответила сонная Лариса.

– Да…

– Лара!

– Ой, как быстро ты позвонила. Ну что там?

– Лар! Лара!

– Что случилось? Ты чего?

– Лар. Открой ящик нижний в столе. В письменном. Там альбом. Найди фото Сергея, сфотографируй на сотовый и пришли мне. Сейчас. Сделай несколько снимков. Разных. Со свадьбы и еще какие-то.

– Кать, ты чего? Все плохо?

– Сделай это прямо сейчас! – буквально прокричала я.

– Хорошо – хорошо. Я сейчас сфотокаю. Ты только так не нервничай.

– Тошка…

– Он спит. Все хорошо с ним. Я сейчас все сделаю.

Я отключила телефон и осела на стул, выдыхая и чувствуя, что скоро наступит облегчение. Ларка пришлет фото, они увидят, что это не Сергей, и мы все разберемся в этом недоразумении.

Генерал говорил по внутреннему телефону, чуть прикрыв трубку.

– Та не знаю. Тут…есть некоторые проблемы. Нет, она не готова говорить с прессой. С утра точно нет. – бросил на меня взгляд с явным укором и снова отвернулся. – Ты придержи ребят своих, чтоб не налетели, как стервятники. Пусть снимают, но вопросы не задают.

Я тронула лицо руками, вытерла слезы. Дышать было все так же трудно, но я надеялась, что совсем скоро все разрешится. Пару минут.

– Ну что? Вы как?

– Чуть полегче…сейчас моя подруга пришлет фотографии с нашего семейного альбома, и вы увидите, что я права.

Как раз пиликнул сотовый, и я, не глядя, сотрясаясь, включила его и протянула генералу.

– Вот. Смотрите сами. Вы же видите. ЭТО НЕ ОН!

Генерал шумно выдохнул и нервно провел ладонью по подбородку. Пролистал несколько фотографий и бросил сотовый на стол. Он отошел к окну и снова закурил.

– Вы все же возьмите себя в руки, Катя. Человек отсидел семь лет в плену. Чего с ним там только не делали. Он ехал домой. К себе домой! К своей жене! К своему сыну! И уж точно не заслужил вот такого! Вы бы…вы бы хоть немного притворились, что рады… а не придумывали все это.

Я взяла телефон, развернула к себе и чуть не закричала… со свадебной фотографии на меня смотрел…ЭТОТ НЕ МОЙ СЕРГЕЙ…и со второй тоже, и с третьей. Везде был ОН.