В собственную квартиру я вернулась легко. Но от голода и упадка сил чуть с ног не валилась. Утомительное это дело – телепортироваться! Это только в фантастических фильмах – прыг, и всё. А на деле силы приходится восстанавливать. Причём, кажется, желудок вопит после каждого перемещения всё больше и больше, и темнеет до мошек перед глазами. Доев последнюю сосиску, хлебцы, батончики со злаками и орехами, я нашла спрятанную бабушкой банку варенья и съела её, закусив пачкой сливочного масла, кое-как намазанного на разрезанный пополам батон. Только после этого я перестала трястись от изнеможения. Решимость позвонить в полицию стоила мне ещё двух яблок.
– Здравствуйте, – как можно взрослее постаралась звучать я. У меня голос, как у десятилетней, и несмотря на то, что я выше мамы, шампанское в магазине мне даже с паспортом продают неохотно. Я кашлянула. – Подскажите, пожалуйста, есть ли сводки в дежурной части об арестованном иностранце в необычной одежде? Дело в том, что пропал участник международного конвента по комиксам Марвел. Он совершенно не понимает по-русски и говорит только на местном диалекте. Мне как организатору поручили его найти, поскольку делегация должна сегодня улетать на родину... В Конго.
Мне стало стыдно, что я несу подобную чушь, но на том конце беспроводной связи у меня совершенно серьёзно осведомились об имени и внешнем виде потеряшки.
Описание «одет по фильму «Пираты карибского моря», с саблей, макияжем и косами, почти как Джек-Воробей, но мужественнее, красивее, с щетиной и без шляпы» вызвало паузу, а имя... да простит меня похититель – Кыгыр Мухарка-Фу – смешок, просьбу повторить, отчаянное сопение и хихиканье в течение пары секунд.
А потом мне сказали строго:
– Нет, таких задержанных не было.
– А на проспекте Мира? Дебош в метро? – с надеждой уточнила я.
– И на проспекте Мира тоже. Обзвоните больницы. И запишите номер: там собирают данные по неопознанным трупам и лицам без документов, обнаруженным в бессознательном состоянии.
Я записала мрачные цифры, холодея от мысли, что иномирец погиб по моей вине и будет похоронен вместе с бомжами, бесславно и навечно потерянный для родных и близких – ведь они же наверняка у него есть... А моя замечательная каратистка, и менее замечательные остальные спортсменки останутся в неизвестных землях, их поработят, угнетут, продадут в рабство... О, Боже мой, только не это!
У меня даже голова закружилась от предложенных воображением ужасных картин: Крохина тянет баржу вдоль чудесной песчаной бухты и поёт песню бурлаков, оборванная и грязная. Гребчихи, прикованные цепями на галерах, проклинают меня ежечасно, а от их синих олимпиек остались только полоски на груди и бёдрах. Рита... нет, она не сдастся и погибнет, защищая свою честь в бою с ордой грязных пиратов.
Я всхлипнула.
А дядя Серёжа мне никогда этого не простит! И мама скажет: «Ты – внучка знаменитого профессора Воронцова, светила всей российской науки, дочь героя, погибшего лётчика-испытателя, моя дочь! Как ты могла?! Как ты могла без антибактериальных салфеток общаться с какими-то наглыми девицами?! Как ты могла отправляться с ними в неизвестные миры, не выпив предварительно витаминов, антигистаминных и иммуномодуляторов?! Ведь там же наверняка лихорадка и масса неизвестных болезней!».
И снова затаскает меня по анализам... И будет таскать до тех пор, пока не найдёт какую-нибудь редчайшую бациллу Турс-Маасбанена или неизлечимый вирус Куско-Фронкенштерна. И посвятит себя спасению меня, не спя ночами и вызывая у меня регулярный рецидив приступов вины. А умру я в новой экспериментальной лаборатории, куда меня мама обязательно пристроит, пользуясь старыми связями дедушки и своими новыми, ведь она у меня педиатр. Под капельницей с ртутного вида жидкостью я испущу дух, жалея, что так и не поцеловалась со штангистом Витей Козлевичем.
Я снова всхлипнула и разозлилась: я-то хоть дома, а девчонки чёрт знает где! Им хуже! А я тут сижу и жалею себя. Тьфу! Вытерла увлажнившиеся глаза и, поджав губы, набрала телефон – тот самый, мрачный, где находят без вести пропавших.
Пирата с подведёнными глазами там тоже не было. В большинстве приёмных больниц меня с таким описанием послали лесом, в других ни Кыгыр Мухарка-Фу, ни Ту-эр Маджива не значился. Я растерянно положила трубку, понимая, что совершенно не знаю, что делать дальше. Опустила ноги с дивана на пол и задела щиколоткой ножку. Жемчужина заставила меня скривиться. Я глянула на неё – вокруг по голеностопу расползалась под кожей чёрно-синяя сеточка… Ещё один повод маме отвезти меня в больницу к травматологу, аллергологу и инфекционисту; сделать укол от столбняка и сдать хирургам, чтобы вырезали гадость, а то пойдёт гангрена с последующей ампутацией. Нет, надо успеть найти Кыгыра, пока мама с работы не вернулась!
Я собрала в рюкзак всё самое необходимое, потом выложила половину необходимого, потому что было тяжело. Потом ещё половину половины. Но антибактериальные салфетки вернула обратно.
Написала маме записку, что всё хорошо, и мы с девочками отправились в путешествие с участниками одного международного конвента. Поблагодарила за суп, извинилась за сосиски и попросила позвонить дяде Серёже и сказать ему, что все живы, в порядке и целы; что девочки помогают мне в одном очень важном деле, о котором я расскажу ему подробно, когда вернёмся. У меня самой не хватило духу ему ещё раз позвонить и врать напрямую. Я вообще врать не люблю, хоть и часто приходится...
Я пририсовала на записке поцелуйчики и цветочки, вымыла посуду, закрыла дверь на ключ и... столкнулась нос к носу с похитителем. Вид у него был потрёпанный, от кожаной одежды пахло палёной куриной тушкой, сигаретами и потом, косы растрепались, лицо злое. Можно было испугаться и снова вызывать полицию, но я так обрадовалась, что не нужно искать иномирца, что радостно воскликнула:
– О, Кыгыр, ты живой! Ура!
– Ыы? – опешил он. – Джива фу?
– Да! Совсем фу! Ты не представляешь, сколько я обзвонила больниц и полицейских участков! – затараторила я. – Твоя жемчужина — это гадость последняя! Вы, молодой человек, вообще с ума сошли, зачем вы её поставили? Ведь больно же! А как ты сбежал от полицейских? Там же отряд был! А как ты меня нашёл?! А вы знаете, как нам вернуться обратно?! Мне просто очень, очень надо вернуть моих подруг! Пусть и не все подруги, но всё равно... Очень надо, но вы...
И тут он зажал мне рот ладонью. Взглянул глаза в глаза и пробормотал сурово:
– Адыщь, ма джива!
От его взгляда моя душа вновь упала в пятки, а от его железной хватки вся затея со спасением остальных показалась глупостью и жертвоприношением.
– Амэрос конго, – приказал он и убрал с моих губ ладонь.
– Вы хотите, чтобы мы вернулись? В ваше Конго? – прошептала я. – Но вы обещаете, обещаете мне, что не причините вреда?! Пообещайте, пожалуйста, а то я...
Он ткнул пальцем в потолок и ещё суровее рыкнул:
– Конго! Эн Джива-йе!
Красавец схватил меня за плечи и прижал к себе — ни вырваться, ни вздохнуть. Я выронила ключ на пол. Зазвенело. Воздух застрял в груди от страха и волнения.
– Я, пожалуйста... только вы тоже... я вас боюсь... правда... пообещайте, что будете вести себя достойно... благородно, как рыцарь... Ведь вы же порядочный человек, да? Вас даже акула любит... Наверное, вы добрый... – лепетала я.
Он со стоном воздел очи к потолку, выдохнул и... жадно впился губами в мои губы. Словам было некуда выпадать, и они устроили в моей голове хаос – та закружилась, тело стало горячим и бессильным, в бёдрах и в ноге заболело, как после укола магнезии, глаза сами закрылись, потому что внезапно мне сделалось... сладко. И очень страшно. Красавец прижал меня к стене и целовал, словно хотел выпить все мои мысли. Они исчезли в волнах в голове и дрожи. Нас закрутило и куда-то понесло. И только эхом издалека донёсся голос Ирины Павловны:
– Тасенька! Я вам пирог... Ой, извините, вы с молодым человеком... Ой, куда это вы-ы-ы?..
* * *
Куда бы нас ни несло в этом сладостном водовороте, но в последний момент мне снова представилась Крохина, баржа и протяжная песня бурлаков, и мы грохнулись на землю. Точнее, я на Кыгыра. И это было совсем не так, как в детстве бухаться на толстый дедушкин живот, словно на подушку, чтобы потом убегать от щекотки. Кыгыр был очень твёрдый, будто из гранита высеченный.
Я ахнула. Кыгыр буркнул. Глаза ослепило ярким светом, и, сощурившись, я увидела сквозь дымку два солнца: красное и оранжевое, а потом и Крохину. Баржи не было, и ремня бурлацкого тоже. Выглядела она обычно, со своим порозовевшим от загара носом-картошкой, каштановыми волосами, затянутыми в хвост над круглым лицом и... нимбом.
Ой, мы умерли?
– Так вот же она, выдра! – радостно заявила Крохина, что-то быстро дожёвывая. – Её и искать не надо!
В моё поле зрения попал её пудовый кулак. Нет, это точно был не рай. Я подняла голову и обнаружила остальных.
– Рита! – воскликнула я, слезая с похитителя.
Вокруг нас было что-то, похожее на площадь. Белые башни, резьбой и орнаментом напоминающие мечети, тянулись в небо, соединённые между собой высоким забором. На шпилях башенок сверкала красным золотом то ли рыбка, то ли глаз. На раскидистом дереве с мелкими листочками и розовыми метёлками вместо цветов сидел радужный фламинго и чистил пёрышки. Возле башен высились многоэтажные конструкции. Их невероятные арки, колонны и дорожки были засажены самой экзотической растительностью. Если бы царица Семирамида, прославившаяся своими висячими садами, оказалась здесь, она бы наверняка задушилась от зависти – так это было красиво и живописно.
В беседке возле нас стоял внушительный деревянный стол, уставленный блюдами с едой. С массивной скамьи повскакивали мои соотечественницы. Целые и невредимые! Моё сердце вспыхнуло от радости. Ура, живые! Не в рабстве!
Кыгыр что-то прорычал про своё Конго, подскочил, схватил меня за руку и тут же попятился от девчонок. Или от трёх мужчин, возникших будто из ниоткуда. Все они были довольно молодыми, прямоносыми, симпатичными, если не считать.. кхм... голубые косы по обе стороны плеч. «Мальвины» были одеты в светло-синие балахоны непонятного кроя, перевязанные на талии толстыми поясами. На груди у каждого – по золотому медальону с глазом, как в пирамиде на долларе; в левой руке – по светящемуся посоху. Они направились к нам очень решительно и, я не сказала бы, что дружелюбно. Но девочки их не боялись. Зато Кыгыр быстро обернулся ко мне, и я увидела в его глазах тревогу.
– Амырос ва, джива! Джива! – произнёс он, кажется, умоляя и стиснув мою руку своей лапищей. Свободной рукой Кыгыр выхватил саблю.
Поздно. Я даже моргнуть не успела, как трое мальвин щёлкнули посохами, из тех взвились над головами мерцающие петли и мгновенно оплели Кыгыра, словно разумные змеи. Сабля лязгнула о серо-белые плиты. Моя рука была освобождена.
– Постойте! – крикнула я. – Не надо!
– Надо, Тася, надо, – проговорила Рита, оттягивая меня подальше от Кыгыра. – Это разбойник и бандит.
Как же это?! Мои губы ещё хранили тепло его упругих и сладких, как черешня, губ, в моих бёдрах ещё пульсировало что-то волнующее и горячее. Кыгыр мотнул головой – только ей он и мог крутить – и вперился в меня синими глазищами из-под чёрных, густых бровей. Всё было в его взгляде: и досада, и злость, и разочарование – мол, эх ты, джива. Только страха в нём не было. Ни капли. Наоборот, гордость и какое-то превосходство, пусть Кыгыра и повязали по рукам и ногам. Словно он не преступник, а революционер, у которого есть правое дело.
– Кыгыр... – выдохнула я растерянно.
Откуда-то из-за моей спины вышел высокий бородатый старец, тоже с голубыми косами, как у мальвин. Он взмахнул посохом, и на меня осыпалось облако голубой пыли. Замерцало на футболке, на джинсах, и растаяло. Надо же! Старик, а как феечка в «Питер Пене»...
– Анастасия! – торжественно пробасил старец. – Мы рады, что великое Око привело тебя сюда! И что этот негодяй не успел воспользоваться тобой! О, одарённая дева, очарованная душа – прекрасная джива!
– Благодарю за такое красивое приветствие, почтенный. Очень польщена, – пробормотала я. – Только зачем вы схватили моего спутника? Отпустите его, пожалуйста. Он не сделал мне ничего плохого.
– Никак невозможно, – заявил старец. – Мы счастливы, что вы не только освободились сами, но и доставили к нам этого отъявленного разбойника и злодея!
– Нет, он не разбойник! – топнула я ногой и скривилась от боли в щиколотке. Ой...
Вдруг Кыгыр, который не отрывал от меня взгляда, сказал совершенно понятно:
– Смешная.
И покачал головой.
Рита сказала:
– Магистр Джуйендэ использовал магию распознавания языка. Он нам так сказал.
– Ага, удобная хрень, – вставила Грымова. – Нам бы перед соревнованиями в Канаде очень пригодилась.
– Магия... хрень... – повторила я за ними, ничего не понимая и чувствуя себя как-то нехорошо. Мало мне было телепортации!
Магистр тем временем присел и склонился над моей щиколоткой, коснулся пальцем чёрной жемчужины — та заискрила, шарахнув меня электричеством так, что в глазах потемнело. У магистра встала дыбом борода, как у кота шерсть, натёртая эбонитовой палочкой. Рита подхватила меня под руки и не позволила упасть. Из моих глаз брызнули слёзы, а тело задрожало. Я совсем не умею переносить боль! Только уколы терплю, и то палец закусываю.
– Мерзавец! – в гневе рыкнул на связанного Кыгыра магистр. – Как посмел ты, Киату Прóклятый, привораживать к себе одарённую дживу?! Как только поднялась твоя скверная рука?!
– Посмел, – нагло задрал нос Кыгыр... точнее Киату. – И посмею снова! И буду делать всё, что захочу! Ты не указ мне, Джуйенде!
– Увести! – рявкнул магистр. – Заточить этого святотатца в казематы Моргуусы! Следить неотступно! – и тут же обратился ко мне : – Не бойся, прекрасная джива, магическая цепь не позволит сбежать этому злодею! Пока мы не снимем его чёрный приворот, его голова будет на месте, но в клетке. И значит, он не погубит тебя. Ты в безопасности!
Трое суровых мальвин потянули за концы посохов, заставляя моего коварного красавца идти за ними, он чуть не споткнулся, выругался. Затем обернулся напоследок и подмигнул:
– Я вернусь за тобой, джива!
Не знаю, то ли избыток чувств, то ли никак не утихающая боль в ноге, то ли страх от странного приворота от Кыгыра-Киату, то ли ужас, что мужчину, который поцеловал меня слаще всех на свете, посадят в клетку и на цепь, то ли просто от того, что с очередным перемещением закончились мои силы, но я покачнулась и начала падать. Всё кружилось и погружалось в туман. Так уже было на физкультуре в школе, когда Станислав Олегович заставил меня бежать пять кругов, несмотря на справку от врача. А у меня всегда низкое давление, и в раздевалке я вот прям как сей...час. Выключилась.
Я очнулась на чём-то мягком-премягком. В нос мне не сунули вонючий нашатырь, и в комнате не пахло привычно лекарствами, совсем наоборот – вокруг меня распространялся чудесный запах сдобного теста, ванили, кардамона, корицы и малины с шоколадом. И ещё чего-то умопомрачительного. У меня сразу потекли слюнки. Обожаю малину! Обожаю шоколад!Я живо открыла глаза и увидела на тумбочке рядом со взбитыми под моей головой подушками волшебное зрелище – пирог с красными ягодами, украшенный шоколадом и взбитыми сливками. Он красовался на серебряном блюде и просил: съешь меня, прямо сразу и без остатка — хоть лицом в торт! Я сглотнула и всё-таки сдержалась, потому что на меня смотрела похожая на медсестру немолодая дама, вроде бы и не полная, но фигуристая, с высоко и настолько пышно поднятыми светлыми волосами, что сама могла бы играть роль взбитых сливок в какой-нибудь рекламе. На лбу дамы, прямо под линие
Голубые маги порядка вели Киату Джикарне не по центральным улицам, а по задворкам и лабиринтам трущоб. Толкнув в спину, заставили спуститься по ступенькам на палубу лодки стражников. Провезли по каналам вглубь острова. Огороженные естественным скалистым хребтом, который невозможно было преодолеть, казематы Моргуусы представляли собой безликое здание о пяти углах. Когда-то оно служило крепостью для защиты населения островного государства Дживайя при нападениях извне. Но уже многие десятки лет назад оно превратилось в тюрьму, наводящую одним названием ужас на жителей страны. Все знали, что отсюда не сбежать. Единственный канал, ведущий в казематы Моргуусы, был прорезан, как тоннель, в толще скалы. Решётки-ворота, уходящие до самого дна, разъезжались, как пасть акулы, чтобы впустить новых пленников и очень редко, чтобы выпустить. Киату практически ничего на свете не боялся, но при виде этих ворот, лязгающих и отчаянно скрежещущих, его сердце всё-таки дрогну
Если бы я не знала, что происхожу из династии врачей и лётчиков, а в дедушках у меня значится сам профессор Семён Аркадьевич Воронцов, я бы могла уверенно утверждать – в моём роду был Карлсон, тот, что живёт на крыше! И всё детство меня лечили генетически и категорически неправильно! Ведь когда Карлсон кричал Малышу на крыше: «Я – самый больной человек в мире», лечить его полагалось конфетами, вареньем и печеньками. Вот и мне помогло! Стоило умять пирог с малиной, шоколадом и взбитыми сливками, от которого отказались мои спортсменки, запить его чем-то белым и почти ананасовым, съесть, черпая большой серебряной ложкой клубничное варенье из фигурной банки; закусить орешками неизвестных сортов, уничтожить половину содержимого огромной вазы в виде корабля, заполненной трюфелями, желейными конфетами, шоколадными, карамельками в виде рыбок, медовыми шариками с фруктами, грильяжем и массой прочего сладкого блаженства, названия которому я
«Что он делает, мерзавец?» – мелькнуло в голове и погасло, потому что его губы были вкусней целой вазы конфет.Настойчивый, но вдруг такой нежный поцелуй отдался в моём теле слабостью и ожиданием, сгустками напряжения, мерцающими и пробегающими вниз – от груди к бёдрам. Его руки скользнули от талии ниже.«О, это невозможно», – пробилась партизаном мысль и протолкнула следующую: «Джайна Фло! Девочки! Они ищут меня, ой, надо, чтоб не заметили...» Нас крутануло и... бззыньк! Что-то упало и разбилось. О мраморный пол.Киату оторвался от моих губ, глянул вокруг и, обнаружив рядом роскошную белую ванну, целый бассейн, наполненный бирюзовой водой, озорно сверкнул глазами:– О, ты хочешь сразу? Я – за!–
Киату посмотрел на захлопнувшуюся дверь, провёл ладонью по горящей щеке и улыбнулся. Девушки не раздают пощёчины тем, кто им безразличен, особенно с таким выражением лица...Он дождался, пока женские голоса стихнут, и вышел в роскошную спальню дживы. Да, такие апартаменты в отдельных башнях выделяют только чрезвычайно важным студентам, представителям королевской семьи и детям высокопоставленных особ. Киату прошёлся по комнате, зачерпнул горсть конфет из вазы. От них пахло Тасей.Киату усмехнулся, запихнул шоколадный трюфель в рот и выглянул в окно. Иномирянки в сопровождении заботливой джайны Фло прошли к питомнику разумного жемчуга.«Интересно, – подумал Киату, – знает ли джайна о том, что советник ведёт свою игру? Да нет. Вряд ли тётушку Фло стали бы посвящать во что-то серьёзное».Совес
К ночи, когда джайна Фло, наконец, вывесила бумажку с дежурствами и пожелала спокойной ночи, девчонки собрались на совет. Урожай первого дня был впечатляющим: три жалобы декану за несоблюдение приличий новыми мухарками и неуважительное отношение к мужчинам. Один олух с косами получил подзатыльник, когда попытался вытеснить Грымову с занятой скамьи "якобы не для женщин", другой был доходчиво послан, третий случайно упал лицом в суп в столовой. Ещё у ректора лежали две записки от преподавателей о моём несоответствии выбранным курсам и докладная об «унижении чести и достоинства благородного представителя высокого сословия» от ощипанного Юджина с подписями свидетелей. Ректор был уже не так добр, когда вызвал нас вечером, и его наливные щёчки багровели и вздрагивали от гнева.–
Ночь опустилась на чужой мир. В небе зажглась незнакомая луна, похожая на Сатурн с тремя кольцами. Лампа в стиле Ала-ад-Дина посреди комнаты была потушена, и сталактиты на стенах, постепенно погасли. Крохина и Рита быстро засопели на средневековых подобиях раскладушек у тщательно запертых входных дверей. Рядом лежали выданные магами порядка дубинки, ничем, кроме удобных рукояток, не примечательные. В не по-московски тихой темноте я ворочалась на широкой кровати, окружённой сетчатой тканью спущенного балдахина. Цикады и сверчки стрекотали на все голоса, но где-то вдалеке, словно на территорию Храма знаний их не пускали.Я вздохнула и, подложив ладони под щёку, повернулась набок. Словно назло, думалось про Киату. Я сердилась и говорила себе, что он подлец и нахал. И только из-за его проклятой привязки мне приходится оставаться тут, летом в каникулы учиться непонятно чему и непонятно зачем. А теперь из меня ещё и терминат
Неожиданно Киату почувствовал себя, как мальчишка. И вёл себя так же. Мыслимо ли полдня убить на поиск особой жемчужины с отверстием посредине? Он искал похожую на ту, что висела на шее у Таси.В отличие от принца Аридо Киату сразу понял, что Тасе для джойи нужна подобная. Ведь та, на шнурке, была особенной. Вибрации от неё за версту привлекали внимание и не отпускали. Наверное, только одарённые морем – такие, как он, могли их уловить.Киату до сих пор не мог поверить, что смешная, неловкая девчонка — джива. Когда он готовился ловить дживу, ему представлялось мистическое существо. Сильное и уверенное, в женской плоти. Он ожидал, что джива помотает его, как ураган, оттого и заказал у колдуна Джирату самую мощную из возможных привязок. А появилась она... Тася...Киату недоуменно хмыкнул.Он даже решил с