Шестнадцатая глава. Настя

После бури всегда наступает затишье, и после нашего бурного выяснения свалившихся на голову обстоятельств мы тоже вернулись к прежней жизни, хотя она изменилась. Пусть несильно, но я чувствовала, что мы шаг за шагом уходим от своих беззаботных встреч куда-то во взрослую, пока еще далекую и немного пугающую жизнь.

Изменился и Андрей – он стал смотреть на меня другими глазами, как будто я фарфоровая кукла и от любого неловкого движения могу разбиться. Я смеялась, говорила ему, что я не больна, а беременна, но, думаю, для него это было равнозначно. И когда меня мутило или кружилась голова, то он готов был скупить всю аптеку, лишь бы найти средство, способное вернуть мне хорошее самочувствие. Еще он стал серьезнее, задумчивее, и меня немного настораживала эта перемена в нем. Он стал все меньше напоминать мое беззаботное улыбчивое солнце.

Изменилась ли я?! Внешне, конечно, нет; прошло всего две недели, и если бы не болела грудь, а по утрам не было бы нехорошего ощущения в желудке, да еще не клонило бы постоянно в сон, то я вообще бы не ощущала, что со мной происходят кардинальные изменения.

В общем, жизнь текла своим вполне привычным чередом, пока Андрей, не забрав меня из университета, не повез с загадочной улыбкой в неизвестном направлении.

– Вот ты мне ничего не говоришь, и я начинаю нервничать! – заявила я, зная его больное место – он панически боялся, когда мне плохо.

Но он невозмутимо ответил:

– Не надо нервничать – это хороший сюрприз!

Я надула губы, понимая, что моя уловка не сработала.

– Далеко еще?! – спросила я, чтобы понимать, сколько терпения мне еще понадобится.

– Нет, пару минут.

Когда он припарковался возле высокого бело-голубого дома, я уставилась на него, совсем ничего не понимая.

– Мы приехали к кому-то в гости? – зашла я с другой стороны.

– Настена, пару минут терпения, – попросил он, и я, вздохнув, молча вышла из машины и пошла за ним.

Мы поднялись на пятнадцатый этаж и прошлись по коридору. Остановившись у *** квартиры, Андрей позвонил. Дверь открыла приветливая темноволосая женщина и предложила войти. Он пропустил меня вперед. Я вошла в небольшой светлый коридор и сняла верхнюю одежду. Женщина позвала меня за собой, и я поняла, что она риелтор и показывает нам квартиру. Сердце в груди бешено заколотилось от мысли, что мы очень скоро будем жить вместе, и он будет моим все свое свободное время, и мы будем просыпаться в одной постели не изредка, а всегда.

Кухня, куда мы вошли, была небольшая, но светлая, с современной блестящей мебелью и застекленной лоджией. Женщина старалась изо всех сил и нахваливала все кругом, и я, стараясь ее не обидеть, внимательно слушала, иногда бросая взгляд на Андрея, который наблюдал за моей реакцией.

– Пройдемте я покажу ванную, – предложила она, и мы дружно направились туда.

Там тоже все выглядело отлично и было гораздо лучше того, к чему я привыкла.

После ванной мы пошли в комнату. Она была в квартире одна, и из мебели были только диван и телевизор на современной миниатюрной стенке, но мне понравилось все, что я увидела.

Когда ее комментарии закончились, Андрей попросил нас ненадолго оставить наедине.

Я подошла к окну, взглянула на город, простирающийся перед глазами, и вспомнила наше первое свидание и тот ресторан с умопомрачительным видом, и эмоции, что тогда он вызвал во мне, накинулись на меня с новой силой. Андрей подошел и, обняв за плечи сзади, спросил:

– Как тебе квартира?! Она, конечно, маленькая…

Я обернулась и закрыла его рот ладонью.

– Квартира чудесная, но, наверно, аренда здесь сумасшедшая.

– Насчет денег не беспокойся. Мне надо только твое принципиальное согласие – хочешь ты тут жить или нет, – по-деловому ответил он, превратившись опять в того же серьезного молодого человека, которого раньше я совсем не знала.

Я почувствовала себя неловко. В памяти еще свежи были его слова, что у него ничего нет, а я своей беременностью заставила поменять все его планы, и еще ко всему этому поссорила с братом. Он принес в мою жизнь столько хорошего, а я?! Что хорошего сделала для него я?! Вдруг я поймала себя на мысли, что затерялась в своих рассуждениях, когда он ждет от меня ответа, и быстро произнесла:

– Андрей, с тобой я готова жить где угодно.

Он притянул меня к себе и твердо сказал:

– Вы никогда не будете жить где угодно. У вас всегда будет самое лучшее.

Потом он наконец просветлел и, улыбнувшись одной из моих любимых улыбок, нежно коснулся моих губ, и мы забыли, что находимся не одни.

Покашливание вернуло нас на землю, и я, смутившись, спрятала глаза, а он все так же по-деловому заявил, что мы готовы подписать документы и внести залог.

Прошла еще неделя с хвостиком, и мы переехали в свою квартиру. Вещи, коробки, эмоции… Я была совершенно уставшая, измотанная, обессиленная, но абсолютно счастливая. Это была не просто новая ступенька в моей жизни – это был новый лестничный пролет, и я с волнением и надеждой вступала на него. Я понимала, что когда ты просто встречаешься с парнем, иногда оставаясь у него на ночь, то все довольно-таки просто и обычно и ты в любой момент можешь позлиться на него, заперевшись у себя, пока не успокоишься и любовь не перевесит чашу обиды; но когда ты переезжаешь к нему и вы начинаете делить с ним не только все свое свободное время и свои положительные эмоции, но и повседневный и иногда разрушительный быт, это меняет все. Нужно учиться не провоцировать ссоры и недопонимания, уступать, искать компромисс и закрывать глаза на некоторые не нравящиеся тебе мелочи.

Однако понимать и делать – вещи разные, и меня охватывало волнение, справимся ли мы с этим.

Я готовила обед, пытаясь не смотреть на мясо, которое вызывало у меня рвотные позывы. Андрей, конечно, говорил, чтобы я не заморачивалась с едой, но, когда я была дома, я хотела сделать что-нибудь приятное для него, а поскольку ему нравилось, как я готовлю, я делала это.

В дверь позвонили, и я, выключив сковороду, пошла в коридор.

– Кто? – спросила я, не разобрав, что за женщина стоит на лестничной площадке.

– Настя, это Виктория, мама Андрея.

Я мгновенно разволновалась. Последний раз я видела ее в больнице, когда она предлагала мне исчезнуть из жизни ее сыновей, а я не просто не исчезла, а еще и забеременела и собиралась замуж за одного из них.

Я открыла дверь и, растерянно посмотрев на нее, пригласила войти. Она вошла, сняла шубу, сапоги, и я пригласила ее в комнату.

Она села на край дивана, я села в стороне от нее и молча ждала, что она объяснит причины своего появления.

– Ты помнишь, наверно, я просила тебя уехать… – начала она, и в моей голове мелькнула мысль, что начало звучит пугающе, но я продолжала молчать и ждать, что она скажет дальше.

– Я хотела извиниться за те мои слова и за мою попытку вмешаться в ваши отношения с Андреем. Ведь ты скоро станешь моей невесткой, – продолжила она, и я выдохнула: «Слава богу!».

– Я, конечно, не в восторге от того, что оба моих сына любят тебя… – она мельком взглянула на мой живот. – Ты скоро будешь матерью, и тебе будет понятнее то, что чувствую я.

Я все еще молчала, чтобы до конца понять, пришла она с миром или с войной.

– Нам надо как-то отрегулировать наши отношения. Скоро Новый год, но ты сама понимаешь, что я не могу вас позвать к нам. Теперь мне придется видеть либо Андрея, либо Алексея.

Это был камень в мой огород, но мне нечего было возразить, и я наконец подала голос:

– Извините. Я правда не хотела, чтобы все так вышло.

Она внимательно посмотрела на меня и вздохнула:

– Не понимаю, почему обоим моим мальчикам понадобилась именно ты…

– Я тоже… – призналась я. Мне совсем не нужен был Лешка, но я была не в силах управлять чужими чувствами.

– Ладно. Я надеюсь, мы сможем наладить наши отношения и со временем Алексей забудет тебя и они смогут ладить друг с другом.

– Я тоже.

Она встала, а я внезапно вспомнила, что я хозяйка и ничего не предложила ей, и затараторила:

– Хотите выпить чаю или кофе?

Она помотала головой.

– Спасибо, в другой раз.

Я молча проводила ее в коридор, подождала, когда она оденется, и, закрыв за ней дверь, вздохнула. Сложилось двоякое впечатление от ее визита. С одной стороны, она извинилась и говорила о том, что нам надо наладить наши отношения, а с другой – она была холодной и отстраненной, словно ее кто-то заставлял это сделать. Я, возможно, не поняла бы этого, если бы не помнила ее другой: веселой, искренней, радушной – такой, какой она была в тот день, когда мы познакомились.