Я вернулся в Кастелло ди Нава с первыми рассветными лучами, передал заботам сонного конюха лошадь, растолкал слуг и приказал таскать воду для ванны. В голове, несмотря на бессонную ночь, стояла удивительная ясность, восприятие было четким.
Вместо того, чтобы, по обыкновению, позавтракать в комнате, я спустился к общему столу. Ехидный комментарий от Франчески показал, что девица не оставила этот маневр без внимания.
За завтраком я молча стерпел смешки и намеки с женской половины стола. Присутствие мужчин несколько остужало пыл сплетниц. Герцог никак не прокомментировал мой ночной поход, видимо, ему еще не доложили о происшествии. Оно и понятно, не в интересах Франчески привлекать внимание грозного родителя к своим шалостям. Так же, как понятно, что рано или поздно Умберто Рино все равно узнает.
После завтрака она собиралась удалиться в свои покои в компании пары подружек, но я заступил им дорогу.
- Идите, – велела она в ответ на вопросительные взгляд
Две недели прошло в напряженном ожидании. Я принимал участие в обороне наравне с другими мужчинами, давился несъедобной бурдой, а в свободное время изучал архив семейства Вимано.Чужая армия не была преградой. Я мог покинуть Кастелло ди Нава в любой момент. Но для этого следовало знать, куда двигаться.Ответ нашелся среди писем Джованни, и он мне не понравился. Я не хотел возвращаться в Рондомион. Город хранил слишком много воспоминаний. И на его Изнанке все так же правила Иса…Иса. Ледяные губы, тонкие брови вразлет, надменный профиль. Будет ли она рада моему возвращению из изгнания? Или прикажет убираться прочь, пока не затравила собаками?В надежде на ошибку, я вновь и вновь просматривал документы. И убеждался, что первые подозрения оказались верными. Все дороги вели в Рондомион. Пришло время оставить обреченный корабль Кастелло ди Нава судьбе и армии Фреццо.Единственная причина, по которой я не торопился это сделать, каждый день встреча
Под утро я поднялся на ближайшую к воротам башню. Часовой отсалютовал мне мечом. Его лицо показалось знакомым, должно быть, нам приходилось стоять рядом на стене, отражая атаку.- Что там?- Все спокойно, сеньор. Похоже, штурма в ближайшие часы не будет.- Отлично! – я подошел к краю, разминая руки. То, что я собирался сделать, пугало даже меня. Однако где-то внутри жила твердая уверенность, что задача по силам.По-своему изумительное чувство, когда готовишься совершить чудовищную глупость и знаешь, что это именно глупость, но останавливаться нет никакого желания.В некотором роде это можно назвать высшим проявлением свободы. Я собирался сделать это потому, что мог. И потому что был готов ответить за любые последствия.По пальцам словно пробегали короткие электрические разряды, жар поднимался изнутри и расходился по телу. В токе крови бурлила магия, я ощущал ее тяжелую тягучую сладость каждой клеткой тела.Я убрал маскировку &nd
ФранческаХмурое утро. Небо обложили тучи – тяжелые, серые, как комки грязного теста. В воздухе запах гари.Осень.Я смотрю на своего отца, и он отводит взгляд.Только что он отрекся от меня.Челядь и солдаты, напротив, даже не смотрят – глазеют. Жадно, словно на выступление заезжих комедиантов. Чтобы запомнить и рассказать потом друзьям и соседям, как оно было.Только мысль об этом не дает мне разрыдаться. Выпрямляюсь через силу. Все еще надеюсь, по-глупому надеюсь, что отец сейчас рассмеется и скажет “Это шутка, Фран. Неужели ты поверила?”.Герцог не любит шуток.Его лицо сумрачно и враждебно, челюсть стиснута. Сколько ни пытаюсь, не могу поймать взгляд. Словно ему неприятно меня видеть.- Отец!Он отворачивается.За что?Оглядываюсь, ищу в толпе брата. Его нет. Так и не вышел проводить меня.Это наказание? В чем я провинилась?Тяжелая рука лож
Ближе к ночи мы останавливаемся в трактире, и он представляет меня своей женой, а потом отводит трактирщика в сторону и о чем-то с ним шепчется, сдабривая рассказ медной монетой.Закрывается дверь номера, отделяя нас от мира, опускается задвижка. И я остаюсь с ним наедине.- Здесь только одна кровать.- Ага. Мы же супруги, дорогая.Я отшатываюсь. У меня больше нет ни статуса, ни титула, ни отца. Я – никто и меня некому защитить.Да и кто бы смог защитить меня от чудовища, способного уничтожить армию?- Не подходите, – голос срывается.Кривая усмешка на жестком лице.- Почему нет, Франческа? Назови хоть одну причину.Я пытаюсь сбежать, прошмыгнуть мимо, но это бесполезно. Он ловит меня, я кричу, трепыхаясь в его руках.- Не надо орать, – выдыхает он мне в лицо. – Никто не придет на вопли. Я сказал трактирщику, что моя жена скорбна разумом.Я дергаюсь, пытаюсь освободиться, остро ощуща
Она вообще все больше молчала. Говорил я: “Подсадить вас?”, “Попробуйте поросенка”, “Распорядиться, чтобы принесли грелку?” Порой девчонку прорывало, и она требовала от меня отчета о своей дальнейшей судьбе. Я отшучивался не столько из желания подразнить ее, сколько потому, что действительно не мог понять ни зачем забрал ее, ни что с ней делать дальше.В глазах Франчески нарастала паника, но сдаваться она не собиралась.По мере продвижения на север становилось все холоднее. Если в Рино лишь едва заметны были первые признаки увядания, то в Анварии осень бушевала вовсю. Франческа ежилась и дрожала под пронзительными ноябрьскими ветрами. Я купил ей теплый плащ из далриадского сукна.Поначалу меня здорово раздражали эти испуганные взгляды, вечная скорбная гримаса на лице и привычка отшатываться чуть что, но позже я включился в предложенную игру. Сеньорите так хочется побыть жертвой? Помилуйте, как можно отказать даме?! Тем паче, ч
ФранческаЯ тихонько всхлипываю, затыкая рот ладонью, и в который раз ощупываю железный браслет на ноге.Он тяжелый и грубый, на коже оседают рыжие хлопья, но металл изъеден ржавчиной лишь снаружи и держит крепко. Такая же тяжелая ржавая цепь тянется от браслета к стене сарая.Здесь темно и пахнет нечистотами. Грязная солома на полу и кувшин с подтухшей с водой в углу. В щели ложатся лучи солнца и задувает ветер. Без плаща холодно.Мой плащ был слишком хорош – совсем новый, из мягчайшего серого сукна превосходной выделки. Они даже поругались, кому достанется добыча.Снова заталкиваю всхлип назад в горло. Слезы не помогут, от них нет никакого толку. Болит лодыжка – кожа содрана там, где острый край браслета врезается в плоть при каждом движении. Правый глаз опух и заплыл. Вряд ли сейчас меня можно назвать “красавицей”. И, пожалуй, это хорошо.Приникаю к щели в стене. Пламя выхватывает уродливые заросши
ЭлвинИстошный женский крик застал меня уже на подходе к разбойничьему лагерю. Я рванул со всех сил, протискиваясь сквозь заросли. Деревья расступились, и я вылетел на поляну. Закатное солнце освещало хижину и пару криво сколоченных сараев. У кострища сидело с десяток бородатых, замызганных хмырей, вооруженных чем попало. При виде меня мужчины заволновались и потянулись к оружию.Большая ошибка. Безоружных я еще мог бы оставить в живых.Сдавленные стоны подсказали, где следует искать пропажу. Франческа лежала на охапке сена, над ней сверху, слегка приспустив штаны, пыхтел здоровенный бугай. Она уже не кричала, только всхлипывала.Опоздал.В сарае находилось еще двое. Один удерживал тонкие запястья девушки, второй просто развалился рядом.Нет, я не убил их. Только оглушил. Они не заслуживали легкой смерти.Насильника все же проткнул шпагой. Побоялся иначе задеть девчонку. Громила захрипел и повалился на Франческу. Стащ
ФранческаСилы оставляют меня почти сразу, после нескольких шагов. Вопреки собственным словам про “не его стиль” Элвин берет меня на руки и несет. Я чувствую ничего. Именно “чувствую ничего”, а не “ничего не чувствую”. Внутри пусто.Он сажает меня на лошадь перед собой. Я так измучена, что поминутно засыпаю, и только его поддержка не дает мне соскользнуть на землю.Когда чувства начинают возвращаться, первой приходит боль. В животе – сильная. Все остальное болит примерно одинаково.Он вносит меня в номер, кладет на кровать, и чуть позже я слышу со стороны лестницы его резкий голос, отдающий приказы на анварском. Лежу. В душе по-прежнему пустота. Никаких мыслей. Хочется спать, но страшно.Я знаю, что придет ко мне во сне.Элвин возвращается и пытается стянуть с меня плащ.- Нет! – вцепляюсь в кусок ткани, словно это мое единственное спасение и смысл жизни.- Так, &
ЭлвинНе стоило надевать на Франческу ошейник. Но кто знал, что она так это воспримет?Я залпом прикончил кубок и скривился. Стараниями Фергуса в доме не осталось приличного вина. Какого демона он всегда выпивает сначала лучшее?Не знаю, чего она себе там напридумывала, но я не собирался мстить. Я хотел… а, сам не знаю, чего я от нее хотел. Не унижать и не делать больно – это точно. Кто бы смог меня остановить, пожелай я сделать с ней хоть что-то?И раз уж Франческа не дура, должна это понимать.А если понимает, то какого демона продолжает свои фокусы? Еще в дороге девица словно задалась целью меня спровоцировать.Как ни смешно, только безграничная власть удержала от того, чтобы прибегнуть к этой власти.Один взгляд на тонкую полоску кожи на ее шее, одно случайное прикосновение к протянутой меж нами магической нити остужали гнев почище ведра ледяной воды. Франческа теперь была не просто человеческой девчо
Фергус салютует ему бокалом:- Привет, братик. Твоя кисонька, оказывается, ничего не знает про минет. Чего не научил?- Живо в свою комнату, сеньорита, – сквозь зубы говорит маг и щурит потемневшие от гнева глаза.Я встаю и по стеночке иду к выходу, невольно втягивая голову в плечи. Быстрей бы выбраться отсюда! Он по-прежнему стоит в дверном проеме и не думает посторониться, поэтому мне приходится протискиваться почти вплотную.От него пахнет алкоголем и женскими духами – горький цитрус с ноткой миндаля.Уже поднимаясь по ступенькам, слышу за спиной резкий голос мага, обращенный к брату:- Пришло время съезжать.Потом Элвин входит в библиотеку и прикрывает за собой дверь. Больше не доносится ни звука, и я гоню прочь мысли подслушать их спор. Страшно подумать, что маг со мной сделает, если поймает за этим занятием.Приходится и правда идти в свою комнату.Может, они совсем поругаются и поубивают друг друга? Бы
Мгновение я колеблюсь. Бежать? Сопротивляться? Или подчиниться? Элвин предупреждал меня насчет Фергуса. Чтобы я по возможности не попадалась ему на глаза. А если уж попалась – не заговаривала.Но Элвин – мой враг. И он, судя по всему, не в лучших отношениях со своим братом.Враг моего врага мой… кто? Не знаю. Стоит проверить.- Хорошо, давайте выпьем, – соглашаюсь я.На лице альбиноса мелькает удивление, потом он свистом подзывает брауни и велит принести два бокала.Вино красное, но не того насыщенного темно-рубинового оттенка, которым славятся вина моей родины. Я даже по запаху чувствую – эта лоза из провинции Шан. Мне не нравятся анварские вина, они слишком кислые, но из вежливости касаюсь губами края бокала.- Значит, ты новая подстилка моего братца? – начинает Фергус, сделав большой глоток. – Ты пей, пей, сладенькая.- Я не подстилка! – гневно возражаю я на это.- А как тебя
Иногда мне кажется, что это не любовь, но болезнь. Как зависимость от маковой вытяжки. И дело не только в том, что лед и огонь до печального плохо совместимы. Иса пробуждает во мне все худшее. Входя в нее, я чувствую ненависть, настолько сильную, что она почти похожа на нежность. Ее царственность, мнимая покорность, красота, равнодушие – все вызывает ярость. Хочется слышать крики боли, хочется сломать, растоптать, уничтожить эту женщину. И каждый раз после соития, обессиленный и опустошенный, я думаю, что утолял жажду морской водой.Что я для нее? Игрушка? Очередной мальчик? Не знаю. Кто может представить себе помыслы повелительницы фэйри? Не я. Страшусь даже подумать о том, сколько ей лет. Мне нравится делать ей больно и заставлять подчиняться. И если Иса фрой Трудгельмир согласна на это, значит, ей тоже нравится грубость. Она не из тех, кто станет терпеть.Иса не способна любить. Такова ее природа – природа фэйри льдов и туманов. Такова ее суть. Она не ум
Все было слишком неофициально, и мне это заранее не нравилось. Проклятье, кто приглашает для дружеской беседы выпить вина в спальне? Хорошо, не вина – рябиновой настойки. Не суть.Она сделала перестановку. Теперь везде были зеркала, множество зеркал. Одно прямо над гигантским ложем – на такой постели могла бы разместиться половина Братства. Резные столбики, полог убран, вызывающая белизна простыней.Слишком толстый намек на ожидаемое завершение вечера.И эта грискова тряпка на фэйри слишком уж обтягивала ее тело. Кажется, без одежды она и то смотрелась бы менее голой. Готов поставить всю свою коллекцию артефактов против грязного носового платка, что под тонкой тканью не было ничего.Мне приходилось прилагать усилия, чтобы смотреть ей в глаза, а не ниже. Туда, где в вырезе декольте призывно покачивался шарик голубого топаза на серебряной цепочке.Забавно, как быстро ее намеки перешли с “Ты мне не слишком-то интересен” и &ldqu
- Простите, ваше высочество, – я преодолел разделявшее нас расстояние и поклонился.- За что вы извиняетесь?- Я опоздал.А еще я вернулся в город, который княгиня приказала мне покинуть двенадцать лет назад.Вернулся без разрешения.При взгляде на нее привычно перехватило дыхание. Как всегда – ошеломительна. Также лишена красок, как и Фергус, но если братец – чудовище, то Иса – само совершенство. Ее кожа – голубой жемчуг. Волосы цвета первого снега, глаза – две синие льдинки. Точеная безупречность ее лица навевает мысли скорее о мастерстве скульптора, чем живой человеческой красоте.Подчеркнутая простота наряда княгини спорила с богатством облачения двора. Тонкий венец из плетеного серебра. Платье-туника бледно-голубого шелка, перехваченное поясом на талии. Из-под платья выглядывали босые ступни с крохотными пальчиками – почему-то именно эта мелочь меня особенно восхитила.Мелочи, нюансы, дет
Хоровод в воздухе. Рука об руку с сестрами.Мы смеемся и кружим в вихре танца.Гладкая скорлупа купола над головой и блестящее озеро меди под ногами.Становится жарче. Озеро раскаленного текучего металла бурлит и вспенивается. В нежном пении арфы нарастают зловещие нотки. Танец ускоряется, струны звенят торопливо, тревожно. Все трудней поспевать за мелодией. Купол над головой наливается темным пламенем.У меня кружится голова.Все плывет, сливается в мельтешении золотых искр.Вспышки света.Бесконечный бег по кругу.Арфа грохочет, взвизгивает, дребезжит – разнузданно и фальшиво.Задыхаюсь. Сердце бьется, как сумасшедшее. Слишком быстро. Больше не могу так…Щеку ожигает болью, и все прекращается в один миг.Я сижу на полу, и Элвин, склонившись, трясет меня за плечи.- С возвращением к о
ФранческаЯ заплетаю косу, гадая, есть ли на Изнанке прачки. У меня не осталось чистых платьев, надо бы что-то сделать с этим.Он стучится и заглядывает внутрь, не дожидаясь моего разрешения.- Меня не будет до вечера, сеньорита. Ведите себя хорошо и постарайтесь не попасться на глаза Фергусу.И исчезает прежде, чем я успеваю что-то ответить. Слышно, как за стеной хлопает дверь.Ну конечно! Я же вещь, домашнее животное, бессловесная скотина. Кого волнует, что я собираюсь сказать?! Или что я могу быть не одета!Хочу засов в свою комнату! Чтобы он не смел вторгаться в любой момент, когда пожелает!Бормоча сквозь зубы нелестные слова в адрес мага, надеваю все то же темно-синее платье из шерстяного муслина. Оно меньше прочих нуждается в стирке.А еще я заметила, что оно не нравится Элвину. Смешно, но мне хочется хоть так досадить ему.В моих покоях большое зеркало. Смотрю на женщину в нем. У нее зло сощуренн
Незнакомка изучала мое лицо с подозрительным вниманием, точно не была уверена, что я – тот, за кого себя выдаю. Я старался держаться в тени и вспоминал черты покойного. Ошибся? Или все верно? У меня хорошая, даже отличная память на лица, но стоило хоть раз бросить взгляд в зеркало перед тем, как отпирать.- Что у вас с голосом? – спросила женщина.- Заболел.- Так вы поэтому сегодня не пришли? – она неодобрительно покачала головой. – Стоило предупредить. Гонфалоньер беспокоился.Она сказала “гонфалоньер”? И, готов поклясться, имела в виду не какого-нибудь военачальника одного из разеннских герцогств.Я поздравил себя с удачей. Отличная была идея – выдать себя за мейстера. Просто превосходная!Так уж получилось, что разговорчивая парочка из Рино – Альберто и Орландо упоминали, что в Ордене имеется лорд-командор, гофмаршал и гонфалоньер. Помнится, тогда меня еще позабавило, что при этом у культис