Ночной лес не имел ничего общего с картинками в интернете. И, кажется, я просчитался с маршрутом. Слишком долго мы шли, а дороги всё не было. Холод просачивался под рубашку. Я спотыкался, взрывая хрустом веток мрачную тишину. И ведь не разглядеть, что под ногами.
Снова взвыл кто-то неподалёку так, что мороз по коже, потому что с людьми-то я справлюсь, а с волками и медведями – не уверен.
В окно брезжил серый свет. Я проснулась, не сразу поняв, где нахожусь и с кем. А потом сообразила, что лежу головой на плече у Рафа, бесцеремонно закинув на него руку. А он обнимал меня! Горячий. И мирно сопел. Вау! Я затаилась, не веря, что проспала лучший момент в своей жизни. Гном внутри пробурчал, что, может, ещё и не лучший... «А может!» – бодро согласилась я, вспомнила н
Я разозлился на Кнопку. То она бьёт под дых своим уютством, отнимает воспоминания, совсем не похожая на Ташу, и ни с какого перепуга не имеющая право её замещать! То разоружает подчистую, разряжает весь патронташ запретов, нежно уткнувшись носом в плечо во сне, незаконно окутывает сладостью тела, запаха, кудрями своими, ручками. Сама нежность и невинность. А потом пялится на всех подряд, как я не знаю кто... Была бы одна, уже бы её или сдали, или схватили бы под мышку и превратили бы во «временную жену». Чёрт! Я и без этого был на взводе: страшно переживал за Ваню, ведь даже не знаю, жив ли он! Связи так и не было.
Гугл соврал, пришлось побродить по обшарпанным улицам, удаляющимся от автовокзала. Я шёл немного впереди, как полагалось, Кнопка за мной. Не хотелось отпускать её ладошку, но, увы, не многие пары в уездных городах держатся за руки, тем более в довольно радикальном Биджаре, где в память о гибели имама Хуссейна чуть ли не все жители измазываются с ног до головы грязью, демонстрируя глубину своей скорби. Хорошо, что сейчас не апрель...На дверях магазинчика внутри торгового центра, больше похожего на гипер-ларёк, висела табличка: «Мужчинам входить только с женами». Это хорошо – значит, та
За высоким забором передо мной открылся иной мир. Уютный садик с вечнозелёными растениями, красивый дом с арабесками, а внутри – самый современный, какой только можно себе представить, салон красоты. С большими зеркалами, пластиком, светом, оборудованием и парой удобных кресел. Здесь преобладала красная и фиолетовая отделка, а на полу перед диванчиком для ожидающих гостей лежал непременный для интерьера персидский ковёр. Женские журналы явно из-за кордона, растения в кадках, уют и пряные ароматы. В изящной вазочке на ножке с несколькими делениями были разложены неизвестные мне сладости и засахаре
Раф так посмотрел на меня, что все перипетии сегодняшнего дня окупились сторицей. Стоило огромного усилия воли самой не ахнуть от накрывшего меня восторга: передо мной был настоящий Джеймс Бонд. Хотя, нет, намного лучше! Персидский принц с европейским шармом. Расставшись с курткой и джинсами, Рафаэль переоделся в стильный тёмный костюм, который сидел на нём, как влитой. Он побрился и где-то раздобыл новые туфли, освежил рубашку. Небрежно наброшенное на плечи пальто из кашемира завершало образ денди. Я бы не только на приём в посольство с ним пошла, несмотря на все опасности, но и в логово к дьяволу. Лишь бы вместе! И пахло от Рафа потрясающе: дорогим парфюмом со свежими нотками. Как бы не растаять перед ним, будто снеговичок на солнце...
Раф сел рядом со мной в авто, дал распоряжения водителю. И вновь замелькал за окнами празднично-огоньковый Исфахан. Я уже смирилась со всем, что происходит, и даже с нелюбовью, но Раф вдруг забрал мою руку себе. Без слов и разрешений, взял и не отпустил. Как тогда, в колымаге, везущей нас в Биджар. Раф то проводил вдруг пальцем по моей ладони, будто случайно, то касался мягко, так что у меня мурашки пробегали по всему телу. Во мне заискрилась надежда – это было что угодно, но не равнодушие! Я всматривалась в Рафаэля, а он смотрел
Сорайя играла хорошо, но мало, а я, успев надышаться, решила тянуть время. – Великолепно, завораживающе! – сказала я, вознамерившись не вставать с занятого стула как можно дольше.– Вам правда нравится? – обрадовалась девочка.–
Сколько не было Рафа? Час? Два? Три? Я медленно сходила с ума в полутьме чужой спальни.Два бра в виде затейливых цветов освещали просторную комнату в шоколадно-белых тонах, с непременным шёлковым ковром на полу, с зеркалами, картинами и громоздкими мозаичными вазами у камина. Я подошла к окну, наполовину прикрытому тяжёлыми тёмными с серебром портьерами, раздвинула их и приникла к окну. У подножия холма раскинулся Исфахан – россыпь бело-золотых огней перед синими тенями невысоких гор. Чужой город, чужой дом, а мой родной человек неизвестно где.
– Юра, высади меня у метро, – сказал я водителю. – Утром жду тебя, как обычно, в восемь.– Поедем в аэропорт?– Нет, встреча с китайцами перенесена на следующую неделю. Завтра я с Юрием Николаевичем еду в Подтёлково. Потом в два часа в Хлебниковский парк.
Трасса была забита фурами и легковушками, беспрестанно шёл снег, и за рулём ни на секунду не пришлось расслабиться. Так что к маме я приехала смертельно уставшая, практически без задних ног. Я ввалилась в коридор с пакетами и не в состоянии особо шевелиться – сама, как подарок, – принимайте, распаковывайте. Мамуля запричитала, засуетилась вокруг меня. – Ох, Любаша, Фарушка, ка
Я поменял позу и прильнул к окну. Поезд мчал меня в Ярославль, прокладывая путь на северо-запад, домой, к родителям. Тысячу лет не был! Недавно пролетел мимо Сергиев Посад, где купеческие дома соседствуют как ни в чём не бывало с хрущовками и золотыми куполами церквей. Я жадно смотрел в окно и понимал, как не хватало мне этой монохромности леса в инее, и снега, обвисшего залежалой ватой на склонах, строгой графики голых веток на сером небе, тёмной зелени мощных еловых лап. Берёзы и ели здесь высоченные – таких в Иране не встретить! Почему я никогда не понимал, как люблю всё это? Зато теперь вдруг
Нет повести печальнее на свете, чем настроение моё сегодня утром. Мне снился Раф, и его поцелуй, и когда я открыла глаза, горячечная дрожь будоражила всё тело. Я вскочила, а его рядом нет. Меня накрыло...«Я вернусь», – сказал Раф вчера, но до вечера не вернулся. А глупое сердце хотело. И волновалось, что он был бледен. И плакало без него от тоски. Постель на меня о
Любовь зла! Когда её не любят! Когда любовь пытаются делить на неделимое. Когда страдание оказывается важнее настоящего момента. Он посчитал, что мне не понять... Я понимаю всё, но я так больше не могу. Да, я люблю его! До безумия, до отчаяния! Ему нужно время? Пусть... Возможно, ему понадобится ещё пара-тройка столетий, чтобы перестать страдать? Ладно. А я пока буду просто жить. Как умею. На
Я проснулась от того, что горячая рука прижала меня к себе. Светало. Сонно моргая, я положила ладонь поверх его пальцев. – Таша, – сквозь сон сказал Раф, а меня будто из ледяного ведра облили. Я замерла. Обернулась, он спал.
Время близилось к полуночи, когда шум подъезжающего автомобиля заставил меня выбежать в холл. Я увидела Рафа. И сердце оборвалось: выражение его лица было страшным, неживым, и сам он весь казался согбенной тёмной глыбой. – Раф! – подалась я к нему. Но он остановил меня жестом, хрипло бросил: –
Как же это здорово – просто разговаривать, просто ужинать вместе, уминая за обе щёки невкусный столовский гуляш и слипшийся рис с непонятной подливкой!– Зато у меня припасены сырки, конфеты и иранские сладости, – заговорщицким шёпотом сообщила я Рафу на ухо. – Надо только чайник утянуть в номер.– С тобой не пропадёшь, – таким же тоном ответил он. – Толь
Солнце уже заливало светом угол спальни, а мы с Рафом лежали на кровати и самозабвенно целовались. Не знаю, откуда у нас взялись силы, но вторым дыханием мы обменивались так страстно и нежно, словно от этого зависели наши жизни. Пожалуй, в это мгновение для меня и не было ничего важней его глаз, его тёплых губ, ласковых рук. И волн мурашек по телу, и счастья... Так хотелось отдать ему всё, чтобы герой, спасший мне жизнь, скорее был здоров!И мы целовались, как два упоённых подростка, которым нельзя большего, но и этой сладкой, долгожданной истомы было достаточно.