Я сидела на кухне и смотрела на пластиковую карту застывшим взглядом. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я вернулась домой. Для меня все уже давно разделилось на две части. Весь мой мир разделился. Только в одном я была уверенна на все сто процентов - я не сумасшедшая. Но это уже не утешало, лучше бы я все же сомневалась, тогда мне было бы не так больно как сейчас. Изгой ударил меня настолько сильно, насколько никогда и никто не бил меня в моей жизни. Он дал мне увесистую оплеуху от которой болело сердце. Палач "заплатил" мне за то время, что я провела с ним рядом. Щедро заплатил, ничего не скажешь. Первым
- Ник, Ник, Камилла не просыпается, слышишь? Прошло уже больше суток, как она спит, Ник.
Сумерки паутинкой расползались по паркетному полу, тени причудливо вытянулись, повторяя контуры предметов. Шторы белым пятном развевались, словно саван, окутывая неподвижную фигуру у окна. Казалось, Изгой отстранился от внешнего мира. Иногда с ним такое случалось, он мог отключить восприятие и уйти в себя. Посторонние звуки перестали для него существовать. Сейчас, когда многое стало на свои места и приоритеты сменились, как разноцветные стекла в калейдоскопе, он напряженно думал. Его мозг сканировал разные варианты исхода событий, но все они заканчивались совсем не так, как хотел Изгой. Однозначно, ему не выжить в этой переделке. Асмодей не простит предательства, Миха очень скоро начнет дышать М
Я не помню, как оказалась возле квартиры Славика, помню, что нервно барабанила в дверь, замерзла как собака, пальцы не сгибались, зуб на зуб не попадал. То ли от ужаса, то ли от холода. Я все еще была в легеньком свитере и джинсах. Без куртки. Славик пустил меня в квартиру, и теперь я пила горячий чай с малиной, укутавшись в теплый плед. Я все ему рассказала. Выпалила, захлебываясь слезами и задыхаясь от панического ужаса. Зубы стучали, ударялись о края фарфоровой чашки. Славик молчал, и пауза затянулась слишком долго. Потом он подошел ко мне, подвинул стул и сел напротив, посмотрел мне в лицо.
Сумрачный лес, такой до боли знакомый. Сколько было пройдено в этом лесу, сколько могил неизвестных воинов виднелись тут и там, возвышаясь мрачными деревянными крестами над зеленой травой. Изгою казалось, что он наконец-то дома. Это было его время. Здесь он чувствовал себя в своей шкуре. Именно в этом отрезке прошлого оборвалась его человеческая жизнь, и он забыл, что такое дом, прошлое и будущее слились в один мир, мир крови и боли, которую он нес своим жертвам. Но никогда он не возвращался так далеко назад. Никогда не переступал черту в то прошлое, где слишком явно рождались чувства и воспоминания. Где бродили призраки несбывшихся надежд и пахло детством, молодостью, любовью. Они шли уже неско
Я находилась в доме Мокану уже целую неделю. Нет, слово "дом" не правильное, это был особняк. Я бы не побоялась громкого слова "замок" или "крепость". Слишком огромен, ограда в два раза превышала человеческий рост и скорей всего была под током, множество камер наружного наблюдения. Во дворе сад и мраморные дорожки, фонтан с замерзшей водой. Мои окна выходили на задний двор с детской площадкой и маленькой беседкой. Наверняка здесь безумно красиво весной, когда все цветет. Все мое мировоззрение перевернулось с ног на голову. Теперь я по-настоящему попала в иной мир, даже больше – я стала его частью. Марианна заставила меня многое понять и увидеть другими глазами. У меня никогда не было подруги, я
Голод, голод и снова голод. Он страшнее любого зверя. Изгой часто видел чужие страдания, но они были мимолетными, как картины на стене музея. Увидел и забыл. У смерти не было лица, точнее он сам и был ею. Сейчас Мстислав реально понимал, что его спутник умирает медленно и мучительно. Они шли уже двое суток. Голодные, уставшие, истощенные. Николас держался как мог, долго справлялся с голодом, но всему есть предел. Собственная кровь уже не утоляла жажду, раны от укусов уже не затягивались. Чем дальше в лес они углублялись, тем меньше надежды оставалось на то, что Ника можно будет накормить. Был один выход, но Изгой все еще не хотел поступить именно так. Он не имел права. Но когда Мокану начал харк
Я все время проводила с Марианной, ходила за ней надоедливой тенью, слушала, как она рассказывала о дочери, словно сама себе. Она иногда очень много говорила, а иногда молчала, часами глядя в окно. Ожидание изматывает хуже любого горя. Недаром говорят "ожидание смерти подобно". Мы обе ждали. Но что мои страдания, по сравнению с муками матери, потерявшей ребенка и не знающей, вернется ли ее муж домой? Иногда мне хотелось, чтобы меня так любили, как Ник любил Марианну. Со временем я узнала его намного лучше, чем кто-либо другой. Марианна рассказывала мне о нем, и я уже не считала князя Мокану жутким зверем, каким он рисовался мне ранее в моем воображении.
Его мучили кошмары. Словно души убитых им бессмертных терзали его разум, старались схватить и утащить в кровавую бездну, утопить Палача в их черной крови.