Глава 4. Москва 16 января 2008

Не знаю, как проснулся, но настроение очень мрачное. Голова кружится, перед глазами все плывет. Да еще и тошнит... и одновременно хочется есть. Я послушал ворчание желудка и скосил глаза на руку. Несколько темных пятнышек выдавали места уколов. Перехватило дыхание, кулаки сжались: они превратили меня в наркомана! Скоро сам буду слезно умолять об очередном уколе. Этого нельзя допустить! В этот момент ясно осознал, что всегда презирал тех, кто попадал в какую-либо зависимость. Складывая волю в чулан за ненадобностью, они послушными баранами брели за очередной дозой того, что позволит на время спрятаться от жизни.

Выдохнул проклятие и с удивлением проследил за небольшим облачком пара, который выпорхнул из моего рта. Огляделся. В палате быстро светлело, за окном можно было уже разглядеть раскидистые деревья, черные ветки которых затейливо украшены белоснежным мехом снега. Одна из занавесочек чуть колыхалась: либо конструкция окна отличалась оригинальностью, и там находилась форточка, либо стекло попросту разбито. Ночью в палате было тепло, даже слишком, так что отверстие в окне появилось не так давно.

Я извернулся, насколько позволяли оковы, стараясь разглядеть пол. Так и есть: полурастаявшая сосулька воистину гигантских размеров сиротливо лежала в расплывающейся луже. Брови удивленно поползли вверх: интересно, кому понадобилось швырять такие большие куски льда в больничные окна? Но даже если бросивший его сейчас находился на улице, я все равно не смог бы на него посмотреть.

Похоже, звук разбившегося стекла меня и разбудил. Странно, что он не привлек внимания моего тюремщика. В палату до сих пор никто так и не вошел. Между тем, комнату быстро наполнял холодный воздух. Волоски на руках встали дыбом. Тонкая простыня почти соскользнула на пол. Поправить ее не было никакой возможности. А зеленое недоразумение, вроде полупрозрачного фартука, надетое на мое голое тело, могло помочь лишь скорее замерзнуть.

Я был готов уже позвать на помощь, даже рискуя получить очередную дозу в вену, как услышал шаги. Судя по разнообразию голосов, по коридору шла небольшая компания. Дверь приоткрылась, но входить никто не спешил. Я постарался успокоить дыхание и притвориться спящим. Кто знает, что за перемены несут с собой эти люди.

— Прилипли к телику! — женский голосок так и сочился ядом сарказма.

— Их можно понять, — прошелестел тихий мужской голос. — Такое нечасто случается…

— Да уж, — фыркнул кто-то. — Началось прямо с ночи, как по приказу.

— Ничего удивительного, — все тот же тихий голос, в котором ощущались власть и сила. Так мог бы говорить босс огромного предприятия. — Он же очнулся.

— Так может, все-таки войдем? — почти лениво предложил новый голосок.

Еще несколько мгновений ничего не происходило, словно некто, держащийся за ручку двери, никак не мог решиться распахнуть ее. Ворчание, глухой удар.

— Отойди, — сердитый женский голос.

Что-то во мне отозвалось на него. Да, я прекрасно знаю его обладательницу… знал когда-то. Сердце забилось чаще, на что тут же отозвался надоевший прибор. Изнемогая от любопытства, я осторожно приоткрыл глаза, наблюдая за дверью сквозь ресницы.

В комнату осторожно вошла невысокая полноватая дама весьма приятной внешности. Строгий черный костюм не вязался с мягкой улыбкой и плавными движениями. Увидев меня, она вскрикнула и бросилась вперед. Я сжался, не зная, чего ожидать. Но женщина лишь подняла с пола простынь и поспешно укутала меня ею, тщательно подоткнув со всех сторон. Оглянулась на остальных.

— Как здесь холодно! Он же простудится!

Я вздрогнул: сколько любви и заботы в звенящем голосе!

— Ничего с ним не случится, Кэт, — тихо сказал высокий мужчина с суровым выражением на худом лице.

Из-за него осторожно выглядывала девушка, разглядеть которую я не решился, ибо это могло выдать меня. Цепкий взгляд мужчины ощупывал мое лицо.

— Смотри! — воскликнул девичий голосок.

Видимо, девушка все-таки вошла в палату.

— Кто это мог сделать? — удивленно спросила женщина. Сосулька, догадался я. Они увидели разбитое окно. — Куда же глядел Рома?

Видимо, это тот, с блестящей лысиной.

— В телевизор, — цинично усмехнулся мужчина. — Насколько я знаю, у него есть кое-какие сбережения.

— В американском банке, — ехидно подхватила девушка.

— Мари, нехорошо радоваться чужим промахам.

Этот голос немного походил на тихий говор худого мужчины, как если бы тот состарился вдруг лет на пятьдесят. Шаркающий, словно одинокие шаги в престарелом доме, но наполненный скрытой силой так, что я растерялся, пытаясь определить, сколько же лет говорившему.

— Извини, дедушка, — с почти искренним смирением произнесла Мари.

— Виктор, обязательно его связывать? — со слезами в голосе спросила женщина.

Я чуть вздрогнул, ощутив легкое прикосновение ее теплой руки.

— Сама знаешь, — немного виновато ответил худой мужчина.

— Он не спит, — новый голос: грудной, чуть картавый, девичий.

— Что, Жанна? — переспросила женщина.

— Не спит, — хмыкнул дед. — Девочка верно подметила. Лежит, стервец, и подслушивает.

Поняв, что скрываться уже бесполезно, я открыл глаза. Двое мужчин, женщина и две девушки, обступившие кровать, словно по команде, сделали шаг назад. Брови мои от удивления поползли на лоб. Я что, настолько опасен?

— Привет, — женщина, словно очнувшись, метнулась к кровати и осторожно присела на край. Тепло ее ладони накрыло мою кисть. — Как ты, милый?

Милый? Я испытующе всматривался в мягкие черты. Казалось, сочувствие и беспокойство были совершенно искренними. Что ответить, я не знал. Спросить, кто она? Или попытаться скрыть, что я их не помню? Напряжение нарастало. Все явно чего-то от меня ждали. На лице девушки по имени Мари я отчетливо видел страх. Она постоянно оглядывалась на дверь и на худого мужчину, словно решаясь попросить у того разрешения уйти.

— Нормально, — ответил наконец я.

Голос прозвучал скрипуче. Так, словно кто-то открыл старую железную дверь. Вздох облегчения пронесся по палате, смешиваясь со сквозняком, проникающим в разбитое стекло. Все заулыбались. Жанна поспешила присесть на кровать с другой стороны. Высокая, с кукольной внешностью и огромными голубыми глазами, она очень отличалась от остальных. Но ее я тоже не узнавал.

— Ох, и испугал ты нас, — прошелестел пожилой человек.

Невысокого роста, чрезвычайно худощавый, он был похож на сухое дерево. Но я откуда-то знал, что это впечатление обманчиво. Голубые глаза старика так и излучали силу, словно власть над целым миром для него обычная рутина.

— Алёшенька! — Женщина смахнула слезу. — Я так рада, что все позади…

— Кэти! — оборвал ее на полуслове Виктор.

— Проявил бы хоть каплю сочувствия к сыну! — вдруг зло выкрикнула Кэт.

Я закрыл глаза и сглотнул комок, застрявший в горле. Меня зовут Алексей, Виктор мой отец, Кэт, похоже, — мать… Как-то не вязались имена на иностранный манер с ласковым «Алёшенька». То, что мы находимся в России, сомнений не вызывало. И все, кто присутствовал сейчас в моей палате, тоже были россиянами… Ну, разве что, только мама не была прирожденной русской. Говор у нее слегка тягучий, точно вязкий. И даже ласковое обращение прозвучало немного фальшиво.

— Побереги свое сочувствие, — наконец ответил мужчина. Голос его звучал холоднее сквозняка. — Судя по началу, каждая капля может стоить очень дорого.

— Может, пойдем уже? — несмело предложила Мари. Она взялась за ручку двери и смотрела на деда с какой-то отчаянной надеждой. — Алексу наверняка нужно отдохнуть.

— Пойдем, — вдруг засобиралась Кэт. Она вскочила, суетливо поправила прямую юбку, оббежала вокруг кровати и тронула плечико Жанны: — Оставим вас с Алексом наедине…

— Это зачем? — настороженно спросил я, изучая абсолютно спокойное личико девушки.

— Ну, как же, — нервно рассмеялась мама. Опустила глаза и ухватилась за рукав Виктора. — Жанна специально приехала из Лондона. Вы давно не виделись. Наверное, есть, о чем поговорить…

Легкое замешательство на бледном лице Жанны выдало ее с головой. Она, как и я, совершенно не знала, о чем нам нужно поговорить и была бы рада уйти вместе со всеми.

— Эй, — крикнул я, увидев, что семья поспешно отступает к двери. — Может… раз уж мне лучше и все такое, больше не нужно меня пичкать наркотой?

Виктор задержался у двери.

— Не выдумывай, Алекс! — подчеркнуто строго проговорил он. — Никто тебя не пичкает так называемой наркотой. Постыдился бы таких слов в адрес родителей.

Постоял, словно колеблясь, потом коротко кивнул:

— Но я поговорю с доктором, чтобы он отменил уколы, если в этом нет необходимости.

И проследив за стыдливым бегством Жанны, решительно прикрыл за собой дверь. Занавеска всколыхнулась и вновь уныло повисла на веревке. Я тяжело откинулся на подушку. Перед глазами кружился целый хоровод звезд. Грудь сдавило прессом усталости так, как если бы я не спал трое суток. Я боролся с собственной памятью, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в темном омуте гладкой воды. Но видел лишь неясные отражения, которые совсем не узнавал. Они вихрем суетились вокруг моей головы, вызывая легкую тошноту. Показалось, что открылась дверь. Чьи-то торопливые шаги оставили меня равнодушным. Гораздо интереснее очертания живописных пятен, которые все время менялись, очаровывая гротескным танцем больного воображения. Бред или сон, мне все равно. Зато не надо думать и пытаться вспоминать…