На входе нас обыскивают шкафоподобные охранники в чёрных костюмах. Я боюсь их прикосновений, но мужчины оказываются очень вежливыми, аккуратными и лишь слегка касаются одежды.
Саша говорит им: «Александр Павлов и Юлия Воронина к Владимиру Алексеевичу. Мне назначено».
Нас пропускают. Сашка сильнее сжимает мою руку.
– Не трясись, – произносит он в лифте, – я самсперва поговорю с папой. Всё будет хорошо. Ладно?
Я киваю.
– Ты ж никуда не убежишь?
Я мотаю головой. Уже и не понимаю, чего он так серьёзен и сосредоточен. И почему так переживает за меня. Это ж не я с отцом иду разговаривать.
Да и странные какие-то у Павлова отношения с отцом. Из-за чего тут нервничать? Хотя, может, они поссорились. А Сашка мне предложение сделал. Теперь вот хочет с родителем познакомить.
Ой, мамочки… А если его папа меня не одобрит? Что тогда делать?
Дверцы лифта расходятся, и мы оказываемся в просторной
Не знаю, сколько времени я брожу по улицам, из-за слёз не замечая ничего вокруг. Мне так больно, что это чувство почти осязаемо. Моя боль похожа на огромный серый булыжник, который поселился у меня в груди и давит, мешая дышать.Потом я сижу на скамейке в каком-то парке, пока не становится слишком холодно. Тогда я понимаю, что одета чересчур легко, и отправляюсь в ближайшее кафе. Заказываю чай с травами и усаживаюсь у окна.Не хочу думать о Саше, но воспоминания непрошенными гостями заполняют голову. Я понимаю, что только сама виновата в том, что произошло. Но не могу отыскать точку, в которой могла бы повернуть в сторону счастья и нашего совместного будущего. Почему-то кажется, что любой мой выбор привёл бы меня именно к такому финалу. Может быть, не к такому оглушительному фиаско, но конец в любом случае был бы именно таким – я остаюсь одна. Без Саши.В тот момент, когда я зацепила бутылку красного вина и пролила его на персидский ковёр Тужинских, моя су
Валентин поспешил к выходу. Старушка – за ним. Когда открылась дверь, их глазам предстала душераздирающая картина. Телохранители Провальского удерживали Александра Павлова, который вырывался, изо всех сил стремясь добраться до квартиры, где жила Юля.– Отпустите его, – Валентин говорил негромко, но его парни тут же отпустили ругающегося Павлова, который отряхнул одежду и, подойдя к двери, нажал кнопку звонка.Провальского восхитила выдержка молодого человека. Он даже не оглянулся, хотя чувствовать за своей спиной троих напряжённых бойцов было тем ещё удовольствием.– Её там нет, – прервал Валентин затянувшуюся паузу.Павлов никак не отреагировал, снова нажав на звонок. И лишь по прошествии нескольких томительных секунд звенящей тишины он повернулся.– Уехала она, сынок, – выступила вперёд старушка. Все взгляды устремились на неё. И бабушка, словно только сейчас заметив, сколько бравых мужчин её окружает, вд
Полёт я почти не помню. Разве что лёгкую турбулентность, отказ от сладкой булочки с чаем и чавканье соседа слева, который, напротив, соглашается и на мою булочку. Почти всё время я смотрю в окно. То есть в иллюминатор. По большей части для того, чтобы не разговаривать с соседом, который пару раз попытался со мной познакомиться.Хотя где-то я даже благодарна судьбе, что этого потного, липкого толстяка посадили именно рядом со мной. Ведь он все эти два часа полёта отвлекает моё внимание, раздражает своим присутствием и помогает придерживаться поставленной задачи – не думать. Не думать о Саше. Не думать о курсах. Не думать о Тужинских. Наверное, было бы легче, если б я смогла уснуть. Но глаза отказываются закрываться. К тому же аромат соседа не позволяет дышать глубоко. Поэтому я просто смотрю в окно на проплывающие далеко внизу облака.Когда шасси касаются земли, я испытываю невероятное облегчение, поскольку смогу наконец дышать полной грудью.В Анапе жарко.
Оказывается, моя мама – та ещё шпионка. Джеймс Бонд ей и в подмётки не годится. И секреты она хранить умеет как никто другой. И её страх из-за моего отъезда в Москву объясняется вовсе не педагогическим провалом, как я думала. Просто мама боится, что я могу повторить её собственную ошибку…А Виктор, знал ли он?Я поднимаю глаза, но отчим куда-то исчез вместе с Джеком. Но я так поражена рассказом Валентина и матери, что даже не заметила этого. Что ж, думаю, Виктор тоже знал. И они вместе с мамой хранили её тайну. Больше двадцати лет…Моя мама, тогда её звали Тамара Алексеева, была студенткой Экономического университета в Москве. Вместе с нею учился Валентин Провальский. Тогда ещё молодой, красивый и с волосами.Тамара была влюблена, Валентин тоже, и на пятом курсе у них закрутился роман. Перед выпускными экзаменами они поругались и разошлись, а, вернувшись в родную станицу, мама обнаружила, что беременна. Тамара знала, что Валентину пред
Она потрясающая.Валентин шёл по освещённому жёлтыми фонарями парку. Чуть поодаль ехал автомобиль охраны, не мешая боссу насладиться приморским вечером.Провальский чувствовал такой эмоциональный подъём, какого не знал уже много лет. Он словно снова стал молодым. У него есть дочь. Надо же! Совсем взрослая дочь. Кто бы мог подумать!Эта девочка, такая юная и трогательная, но в то же время сильная и решительная. Она не боялась мечтать и смело шла к достижению цели. Так почему же вдруг свернула на полпути?Провальский просмотрел отчёты по Юле ещё в Москве.Девочка хорошо училась, окончила школу всего лишь с несколькими четвёрками. Поступила в колледж культуры на библиотечное дело, но ушла после второго курса. Дома наверняка был скандал, Валентин улыбнулся, представив, как дочь противостоит Тамаре. Ну да, из неё вряд ли бы получилась тихая библиотекарша, слишком яркий огонь горел внутри этой девчонки.Юля уехала в Москву, попыталась поступить на
Дни тянутся невыносимо медленно. Я загружаю их, как могу, чтобы не сойти с ума от тяжёлых мыслей и осознания масштаба своих потерь.Мы с мамой устраиваем генеральную уборку, и спустя три дня все поверхности в доме блестят чистотой, а мужчины боятся ступить куда-нибудь не туда и ходят на цыпочках. Затем мы перемещаемся в огород, и отец с братьями вздыхают свободнее, уже не ожидая каждую секунду услышать гневный окрик.Мамин цветник прекрасен. Мне кажется, весной и летом он самый красивый на нашей улице. Мы приводим его в порядок, готовим к зиме – обрезаем старые побеги, выпалываем сорняки. Поначалу кажется, что этой работе не будет ни конца ни края. Но через пару дней заканчивается и она.Моё предложение сделать ремонт отец и братья испуганно отвергают, мама, чуть подумав, соглашается с ними.И я опять остаюсь не у дел. Мы много гуляем с Джеком, часто проводим время на берегу. Я даже покрываюсь золотистым загаром.Разок я попыталась было встре
Берлин встречает меня дождём и пронизывающим ветром. Когда я вижу, что из-за погоды пилот выводит самолёт на второй круг, активизируется мой страх перед полётами. Точнее – падениями.Вот вроде бы только что предвкушала встречу с Берлином, а теперь сижу, вцепившись пальцами в кресло, и прошу кого-то, чтобы помог нам благополучно сесть.Помог. Пассажиры аплодируют пилотам. А я начинаю наконец дышать, чувствуя такое невыразимое облегчение, словно только что родилась во второй раз.В аэропорту меня встречает неизвестный мужчина в чёрном костюме, с чёрным галстуком, хорошо, не в чёрных очках. Но выглядит мужчина сильным, уверенным, способным, в случае необходимости, меня защитить от чего угодно.Он высоко держит лист бумаги с крупно написанной латиницей моей фамилией и именем помельче. Валентин уже предупредил, что сам не успевает подъехать, поэтому смело иду к этому мужчине.– Хэллоу, – мой английский весьма поверхностный, знаю только
Два года спустя.В зрительном зале сумрачно. Все взгляды устремлены на сцену, где вот-вот состоится награждение очередного участника.Рядом со мной сидят Провальские. Констанс держит меня за руку, похоже, она волнуется чуть ли не больше меня самой. За прошедшие два года эти люди становятся моей семьёй.Кажется, тот приснопамятный питч был только вчера. Моя «Лгунья» понравилась молодому, но уже зарекомендовавшему себя режиссёру Курту Виману. После встречи он подошёл ко мне и сказал, что хотел бы вместе поработать. Это было очень забавно, потому что я не поняла ни единого слова. Тогда Курт оставил мне свою визитку с просьбой позвонить. Разговаривал с ним Валентин уже на следующий день, а потом переводил мне.Первые месяцы в Берлине стали для меня самыми трудными. Я изучала два языка, потом поступала в академию (и поступила), одновременно работала с Куртом над сценарием. К счастью, это засчитывалось практикой.Конечно, в том, что наш фильм