Глава 4

Аластор открыл глаза и тут же зажмурился — солнце в них так и брызнуло! Ой-ой, это же сколько он проспал? И к завтраку его почему-то не разбудили…

Неужели он пропустил утреннюю тренировку по фехтованию, на которую договорился сходить с новыми друзьями? Неудобно получилось. Еще, чего доброго, подумают, что он не явился, потому что вчера струсил и не пошел на кладбище? Ну нет, он им докажет!

Если только… Да нет, не могло же ему присниться, что он ходил на кладбище и познакомился с леди Айлин? То есть просто Айлин! Или могло?! По здравому размышлению, огромная стая упырей на главном кладбище столицы и разгоняющий их белый волкодав в самом деле походили на затянувшийся увлекательный сон. И леди Айлин слишком отважна и хороша собой, чтобы не оказаться всего лишь грезой! И как бы он не во сне залез на крышу склепа по обледеневшей стене?!

Нет, не может быть! Аластор вскочил, торопливо перебирая в памяти малейшие детали прошедшей ночи, и упал на колени перед кроватью. Вернувшись домой в четвертом часу утра, усталый и окоченевший, он не смог придумать достаточно надежного тайника и взятую из найденного клада долю добычи — совсем небольшую, только чтобы хватило на подарок Айлин! — спрятал именно в кровати, между матрацем и деревянным основанием. Если ему не приснилось, то трофей должен по-прежнему быть там… о Пресветлый, только бы это был не сон!!!

Пальцы наткнулись на завернутый в ткань твердый предмет, и Ал наконец-то перевел дух. Все-таки это случилось наяву!

Он осторожно вытянул сверток из-под матраца и невольно улыбнулся. Его добыча была крепко увязана в плотный яркий платок в красно-фиолетовую клетку и с монограммой «А» в углу. Остаток сегодняшней безумной ночи живо всплыл в памяти.

…Айлин, цепляясь за плющ, быстро спустилась до середины стены, а оттуда доверчиво спрыгнула ему в руки, ни капли не сомневаясь, что Аластор ее поймает, раз обещал! И он, конечно, поймал, а потом поставил на промороженную землю, отпустил и сделал шаг назад, смутившись от такой фамильярности — вдруг юная леди подумает что-то не то?

— Благодарю, — ясно улыбнулась она и сделала реверанс.

Аластор поклонился в ответ и тут же с любопытством спросил:

— А что теперь?

— Искать клад, разумеется! — как-то даже удивленно откликнулась Айлин и со вздохом призналась: — Мэтр Киран сказал, что он спрятан в склепе Корсонов, но точного места не знал и сам. А беспокойного призрака… — она огляделась по сторонам, — …здесь нет. Но мэтр сказал: «По ходу дела разберешься», — значит, надо разбираться!

Аластор, представивший было, что сейчас откуда-нибудь появится еще и злобный неупокоенный дух, немного расслабился. Нет, он, конечно, не боится, еще чего! Просто… просто упыри и дух — слишком много для одной ночи! Хотя на призраков тоже интересно было бы посмотреть.

— Давай подумаем сами, — предложил он. — Внутри склепа клада быть не может, он заперт. Значит, снаружи. Может быть, он закопан под склепом?

«Тогда искать можно, пока не посинеем, — подумал он разочарованно. — От холода! И чем мы станем копать, ведь у нас ни одной лопаты, а земля промерзла…»

К его облечению, Айлин решительно замотала головой. Так решительно, что даже капюшон сбила.

— Не может быть! Мэтр Киран рассказывал, что захоронку здесь делали тоже зимой и втайне, свежую рытвину сторож сразу бы заметил!

«И верно», — подумал Аластор и, подойдя к стене склепа почти вплотную, принялся обшаривать камни и завитушки сначала на высоте своего роста, потом все ниже и ниже. Семеро, благословите отца, который, пока Аластор был совсем еще маленьким, часто играл с ним в стражники-разбойники и никогда не отговаривался тем, что занят.

— Что ты делаешь? — удивленно спросила Айлин, и Аластор невольно почувствовал прилив гордости.

Вот! Вот сейчас она увидит, что наследник рода Вальдеронов умеет не только на склепах от нежити прятаться.

— Получается, хозяин клада не мог его ни закопать, ни занести в склеп, — объяснил он, вспоминая, как когда-то давно отец учил его самого устраивать и искать тайники. Правда, для игры, но какая разница? — А если прятал все же здесь, то, скорее всего, тайник прямо в стене, и хозяин клада о нем знал. Может, какая-то из этих завитушек сдвигает один из камней? Или в кладке есть фальшивая плита.

Айлин посмотрела на него восхищенно, отчего Аластору стало чрезвычайно приятно, но ничего не сказала. Вместо этого подошла поближе и тоже принялась простукивать камни.

Тайник нашел все-таки Аластор. Одна из мраморных плиток облицовки примерно на высоте его плеча отозвалась на стук куда звонче соседок. А потом и нажатию поддалась!

— Ух ты… — восторженно пробормотала Айлин. — Давай посмотрим, что внутри? Только я первая, вдруг там магическая ловушка?

Аластор со вздохом посторонился — обычных ловушек он не опасался, но магические и впрямь лучше смотреть магу — и Айлин без колебаний сунула ладошку в открывшийся проем. Пощупала там и вытащила небольшую деревянную коробку очень потрепанного вида.

— Вот! — сказала она так гордо, что Аластору немедленно стало жутко интересно, что же там такое. — Давай где-нибудь сядем и посмотрим?

Честно признаться, клады Аластор представлял иначе. Например, в виде сундучка. Или хотя бы горшка, доверху наполненного золотыми… ладно, хотя бы серебряными! — монетами. А содержимое коробки напомнило ему шкатулку матушки с украшениями, вышедшими из моды или сломавшимися, да так и не починенными за ненадобностью в поместье. Ал заметил пару свернувшихся змейками цепочек, слишком тонких и не украшенных ни одним драгоценным камнем, чтобы оказаться дворянскими гербовыми цепями. А еще — массивный серебряный браслет, торчащий вверх сломанной застежкой, и рассыпавшиеся по всей коробке крупные жемчужины разорванного ожерелья… Блеснуло, кажется, кольцо… Ах да, и все-таки несколько монет!

Собранные в шкатулке вещицы никак не могли принадлежать одному и тому же человеку: слишком уж разные и с виду — судя по жемчужинам, ожерелье при жизни было куда изысканнее браслета! — и, наверное, по цене? Значит, хозяин клада был попросту вором?

Аластор чуть было не возмутился, но вовремя себя одернул: с чего он, собственно, взял, что прятать ценности могут только честные владельцы? Если подумать, то должно быть как раз наоборот! Он поворошил содержимое — ну нет, ни браслета, ни цепочек, ни кольца он не возьмет, вот разве что пару жемчужин? Их тут еще много останется… А вот если украсить этими жемчужинами подарок, который он купит Айлин, это ведь будет достойно?

— Можно? — спросил он, осторожно вынимая из коробки ровно две жемчужины, и Айлин поспешно закивала, кажется, даже не взглянув, что он там достал.

— Конечно, бери, что хочешь! Я бы без тебя в жизни не нашла этот тайник!

— А откуда твой наставник… ну, призрак! Откуда он вообще про него знает? — спохватился Аластор, разрываясь от любопытства.

— Ну… — Айлин, кажется, смутилась. — Насколько я поняла, когда он еще был адептом, в Академии завелся воришка… Ты не думай, такого в Академии вообще-то не бывает, просто однажды… Ну вот, и как-то раз он украл курсовую работу у одного артефактора, друга мэтра Кирана. Они ее вместе делали. Настоящий неразменный золотой, представляешь?! То есть не совсем настоящий. Его нельзя было использовать, потому что на самом деле этот золотой маскировал под себя обычный медяк… или даже сухой листик. В общем, что у хозяина оказалось в кармане. Но им же никто не собирался пользоваться, только защитить курсовую!

«Действительно, нечестно, — подумал Аластор. — Но с другой стороны, если просто показать наставнику — и все, то ничего страшного? И вообще, как интересно быть магом и изобретать такие… штуки! Вот бы познакомиться с этим мэтром Кираном!»

— Тогда мэтр Киран с другом решили выследить воришку и... побить, наверное. И выследили до этого самого склепа! Только сделать ничего не успели: тот хотел открыть тайник, а на него набросились упыри. Мэтр Киран хотел помочь, но не успел, — закончила Айлин с жутковатой простотой и выбрала из шкатулки примеченные Аластором монеты, шесть золотых старой чеканки — профиль на аверсе был совсем не похож на короля Малкольма!

Поводив ладонью над монетами, она уверенно выбрала одну — видимо, ту самую, неразменную! — и вернула ее в шкатулку.

— Мэтру Кирану отдам, — решила она, а остальные пять положила на крышку шкатулки и придвинула к Аластору. — Бери!

Аластор вздохнул, отодвинул пальцем две монеты и посмотрел на Айлин.

— Остальное твое.

И вдруг осекся, пораженный страшной мыслью: что, если это чудесно безумное приключение вот так и закончится?! И они больше никогда не встретятся?

— Миледи… то есть Айлин! — торопливо выпалил он. — Ты же не в последний раз ищешь клад, правда? Мы ведь увидимся еще? Тебе нужна помощь, ты сама говорила. Как я тебя найду?

— Других кладов я пока не знаю, хоть они бы мне и пригодились, — очень взросло вздохнула Айлин. — Но я расспрошу мэтра Кирана, вдруг он что-нибудь подскажет. Только не завтра! Мне бы все-таки выспаться перед занятиями. И соседка теперь уедет домой только на следующие выходные. Хочешь, встретимся через неделю? Ты знаешь, где находится Академия?

Аластор гордо кивнул. Кто же, прожив в столице больше недели, этого не знает?

— Если сможешь выбраться из дома и не передумаешь, то приходи к Академии накануне выходного дня. В половине первого ночи, — предупредила Айлин. — Только не к главным воротам, а к северной стене. Отсчитай от главных ворот две сотни шагов, там и встретимся. Ты сразу узнаешь место, на том участке стены плющ, прямо как здесь!

— Я приду, — твердо пообещал Аластор.

И вдруг задумался — как же нести домой добычу? Сунуть в карман? Но в плаще у него карманов нет, как и в камзоле, а поясной кошель он оставил дома. Нести в руках? Или сунуть внутрь перчаток?

Айлин между тем сунула коробку в поясную сумку и взглянула на Аластора, который одной рукой держал жемчужины с монетами, а другой неловко застегивал плащ, сдернутый со склепа и накинутый на плечи.

— Подожди! — решительно сказала она и, вытащив из собственного кармана платок, протянула ему. — Завяжи в него! Так точно ничего не потеряешь. Он чистый и мой собственный, не академический!..

* * *

Аластор еще раз полюбовался свертком — платков такого узора и яркости он не видел еще ни у одной леди! И у матушки, и у сестер платки просто белые, зато отделанные кружевом и тонкой вышивкой. Может быть, это такая столичная мода? Или цветные платки носят только маги? Как бы это узнать?

От платка сладко пахло яблоками и чем-то еще, неуловимым и непонятным, в точности как от леди Айлин, и Аластор вздохнул. Как же здорово, что она настоящая! И как жаль, что еще совсем маленькая, даже младше Мэнди и Лоррейн! Но он все равно разузнает, из какого она может быть рода. И вообще все о ней разузнает! Вот прямо после завтрака и спросит у родителей, в каком роду встречаются такие рыжие волосы и веснушки?

Поспешно сунув сверток с трофеями обратно под матрац, Аластор принялся приводить себя в порядок, благо, свежую одежду и кувшин для умывания принесли, пока он спал. Все слуги в поместье, а теперь и в особняке, знали, что будить заспавшегося наследника не нужно — проснется сам, зато и оденется, и умоется самостоятельно!

Поплескавшись в приятно прохладной воде и пригладив щеткой непослушные светлые лохмы, Аластор стянул их бархатной лентой, оделся и вышел из комнаты. И почти тут же из своей спальни в коридор вышел отец.

— Доброе утро, мой мальчик, — улыбнулся он. — Вижу, ты хорошо выспался? Прекрасно. Я хотел поговорить с тобой. Пойдем в кабинет.

— Разумеется, милорд отец, — растерянно ответил Аластор и тут же спохватился. — Доброе утро!

Интересно, что случилось такого важного, что отец хочет обсудить это наедине? К счастью, долго гадать не пришлось: столичный особняк их семьи был не слишком велик, в отличие от дома в поместье, и кабинет отца находился в этом же крыле.

В кабинет отец пропустил Аластора первым, плотно притворил дверь и, подойдя к массивному письменному столу, достал из верхнего ящика лист бумаги. И придвинул к себе чернильницу.

— Сегодня ты провел большую часть ночи не дома, не так ли? — спросил он мягко, и Аластор едва не онемел от изумления.

Откуда отец знает?! Аластор же ушел и вернулся с черного хода, его даже никто не видел…

Проклятье! Никто, кроме сторожа, который открыл ему этот черный ход! Вот предатель, сразу отцу нажаловался! А Аластор ему, между прочим, еще монету дал!

Взглянув на его обескураженное лицо, отец тихонько хмыкнул и усмехнулся.

— Не волнуйся так, мой мальчик. В твоем возрасте ночные отлучки более чем естественны, и я вовсе не собирался тебя бранить. Столица — это всегда множество соблазнов для юношей, но мне хотелось бы верить, что ты будешь достаточно… осмотрителен?

— Разумеется, милорд! — горячо заверил Аластор, не совсем понимая, что отец имеет в виду, но искренне намереваясь выполнить обещание и быть осмотрительным.

Во всем! Вот для следующей вылазки за кладом он непременно возьмет сумку, как у леди Айлин, и второй плащ, и фляжку шамьета, и булочку — наверняка Айлин их любит! И даже веревку на случай, если опять придется куда-нибудь забираться…

Отец кивнул, удовлетворенный обещанием, и, обмакнув перо в чернильницу, написал на листе несколько строк. А потом пододвинул лист к Аластору.

— Здесь адреса самых пристойных столичных… заведений, сынок. Приятная обстановка и красивые дамы, исключительно избранное общество. Пообещай мне, что не пойдешь в иные… места, даже если будут приглашать другие юные дворяне.

Заведений? Красивые дамы? Аластор бросил взгляд на лист и покраснел: в самом верху каллиграфическим отцовским почерком было выведено слово «Страстоцвет». И адрес. Это же… это…

Он едва не выпалил, что вовсе не собирался посещать подобные места! Зачем ему продажная любовь, если он отдаст сердце только прекрасной добродетельной девушке, как всегда учили его родители! Но тут же спохватился: зато какое прекрасное объяснение для его будущих ночных отлучек! То есть он вовсе не собирается врать отцу, ни в коем случае! Он просто не будет рассказывать о поисках клада, чтобы никого не волновать, а адреса возьмет. Вдруг… пригодятся? Ну просто чтобы знать, куда именно его могут пригласить столичные знакомые, и не чувствовать себя провинциалом в разговорах.

— Благодарю, милорд отец, — произнес Аластор с подобающей учтивостью. И, глядя на понимающую улыбку, вдруг решился. — Я хочу спросить…. Не знаете ли вы, в каком роду встречаются рыжие, как огонь, леди? И с веснушками, — добавил он смущенно.

Отец подался вперед и посмотрел на него с любопытством.

— Неужели твое сердце похитила какая-то девица, мой мальчик?

— Вовсе нет! — запротестовал Аластор. — Ничего подобного! Просто… просто… Просто скажите, если знаете, милорд!

— Рыжеваты и веснушчаты Райнгартены, — сжалился отец. — Но в этом поколении у них нет ни одной юной леди. И в старшей, и в младшей ветви лорды еще не женаты и не имеют детей. А столь ярко-рыжих, как ты описываешь, в Трех Дюжинах вовсе нет. Ты уверен, что речь идет о леди?..

— Уверен! — с жаром ответил Аластор, вспомнив тонкое лицо Айлин, ее осанку и манеры. — Только я… я видел ее один раз в городе и не смог узнать род…

— На балу в честь мэтра-командора я видел рыжую даму точь-в-точь того оттенка, как ты описываешь, — припомнил отец, нахмурившись. — Правда, у нее не было веснушек, но ведь веснушки можно свести… Так вот, та дама — жена лорда Ревенгара, и как я слышал, у них двое детей, мальчик и девочка. Но едва ли дочь Ревенгаров может оказаться твоей таинственной незнакомкой, ведь она должна быть такой же блондинкой, как и отец. Впрочем, если эта девица — дворянка, рано или поздно ты встретишь ее в обществе, а если она из купеческого, скажем, сословия, то это неподходящее знакомство. Ты ведь это понимаешь, мой мальчик? — добавил он мягко, но таким непреклонным тоном, что Аластор послушно кивнул.

Да, если Айлин… Если она действительно не благородной крови, отец никогда не разрешит ему… А что, собственно, не разрешит? Аластор же не собирается делать ей предложение! Она еще совсем маленькая… Просто очень умная, храбрая, и с ней невероятно интересно. Она не хихикает глупо, как другие девицы, не жеманничает, стреляя глазками и прикрываясь веером, не обсуждает часами ленты, прически и наряды. Ни одна знакомая Аластору девица не пошла бы разыскивать тайник в кладбищенском склепе в сопровождении одной лишь собаки! И не грызла бы яблоко, глядя на стаю упырей. И…

Нет, пусть эта тайна останется только его собственной. Даже отец ее не поймет, а уж юным дворянам, с которыми он поспорил, тем более ничего нельзя рассказывать! Не дай Пресветлый, кто-то из них обронит хоть одно насмешливое или неучтивое слово про его новую подругу!

— Позволите вас оставить, милорд? — вежливо спросил он, и отец благосклонно кивнул.

Чинно выйдя из кабинета, Аластор чуть ли не вприпрыжку промчался по коридору, съехал по перилам, — благо, никто не видел, только горничная, убиравшая холл, старательно отвела взгляд — забежал на кухню, ухватив кусок пирога, и, жуя его на ходу, помчался в конюшню. Ах да, плащ! И кошелек! И шпага! С полдороги вернулся обратно, уже рассудительно прикинув, что еще взять с собой в город. Ему обязательно нужно сегодня же попасть в какой-нибудь модный дамский магазин. А то если спросить сестер или матушку, они мгновенно поймут, к чему это, и тогда от расспросов до следующего Солнцестояния не избавишься. А у него дела! К концу недели ему нужно придумать и заказать достойный подарок для Айлин. Неважно, леди она или нет.

* * *

— Скажите, мой мальчик, — задумчиво поинтересовался Эддерли, придвигая кружку со свежим шамьетом и с неповторимой вальяжностью раскидываясь в кресле. — Вы не думали о том, чтобы взять еще парочку предметов? Например, снятие проклятий у шестого-седьмого или рунные плетения у десятого? У вас явный талант к преподаванию.

Грегор, после истории с розой ожидавший чего угодно, только не последней фразы, едва не поперхнулся своим напитком и взглянул на магистра с недоверчивым изумлением.

— Вы шутите? — осторожно осведомился он. — Милорд, вам ли не знать, что я никогда не думал об этой стезе? То, что я пришел в Академию, это чистая… случайность!

— Конечно-конечно, — закивал Эддерли. — Но разве не случайности правят нашей судьбой? Вы один из самых блистательных мастеров поколения, если вовсе не сильнейший. Немного вспыльчивы и горячи, но рассудительность приходит с возрастом. Ах, если бы с ним приходила только рассудительность, а не ломота в костях, седина и хм… ладно, мы не об этом.

Он отпил еще шамьета и взял с блюда ореховое печенье, которое к столу преподавателей пекли прямо на кухне Академии. Когда-то Грегору очень хотелось попробовать именно это печенье, щедро украшенное изюмом и цукатами, неизменно румяное и вызывающее у адептов зависть своей недоступностью. Вот не странно ли? К его услугам всегда были лучшие кондитерские Дорвенны, а хотелось именно того, что попросту не подавали на ученический стол.

Теперь Грегор знал, что в печенье, рецепт которого вряд ли изменился за пару дюжин лет, нет ничего особенного, зато подогретое вино, сдобренное специями и слегка разбавленное медовой водой, это истинный эликсир для утомленного лекцией горла. Шамьет, обожаемый в Академии и вошедший в огромную моду при дворе, он пытался оценить, но искренне не понимал, почему все так его нахваливают. Либо горькая гадость, если без меда, либо сладкая — если с оным. Эддерли, напротив, шамьет обожал, и по его распоряжению в комнату преподавателей на каждой перемене подавали кувшин горячего свежесваренного напитка и легкие закуски. Вот как сейчас, между третьим уроком и четвертым, когда до обеда еще далеко, но легкий завтрак уже успел забыться.

— И все-таки, Грегор, — мягко, но настойчиво гнул свою линию магистр, — подумайте над моим предложением. Коллеги-некроманты вас уважают, адепты от вас без ума. Мой собственный сын влюблен в вашу манеру преподавания со всей пылкостью юности. «Вороны Бастельеро» — слышали уже? Особый спецкурс лорда Бастельеро зовет себя в вашу честь, и это уже разлетелось по всей Академии.

— Детские глупости, — буркнул Грегор, пряча взгляд в чашку с дымящимся напитком. — Мальчишки в этом возрасте излишне романтичны.

И все-таки на сердце снова стало теплее, причем совсем не от горячего вина с медом. Когда лучшие юные маги факультета восхищаются тобой и выбирают в качестве знака твой герб, это… Ну, не льстит, конечно, но безусловно приятно. Наверное, ради этого и идут в преподаватели? Признание того, что можешь повести кого-то за собой не только на войне, но в мирное время. Дар передать то, что знаешь и умеешь, воспитать в мальчишках то, что считаешь основой характера. И когда-нибудь новая основа Ордена будет смотреть на мир твоими глазами…

— Мальчишки — да, — задумчиво согласился Эддерли. — Саймон только возрастом приближается к совершеннолетию, нравом он еще совсем ребенок. Однако ими предводительствует Дарра Аранвен, а этот юноша далеко пойдет. Ангус готовит из него своего преемника, и я давно заметил, что юный Дарра никогда и ничего не делает необдуманно. Но сейчас он тоже кажется весьма воодушевленным. Во всяком случае, затея с перьями принадлежит именно ему.

— Перья? — спросил Грегор, чувствуя, что разговор начинает его смущать.

— О, Грегор, вы невнимательны, — усмехнулся Эддерли. — Присмотритесь же к своим адептам! Они уже второй день носят в прическах серебряные шпильки в виде перьев. Вороньих, если вы вдруг усомнитесь. Черненое серебро из лучшей ювелирной мастерской Дорвенны, заказанное лично Даррой Аранвеном. Вы и в самом деле не видели? С кем-то другим я бы в это ни за что не поверил, но на вас это так похоже!

Грегор и в самом деле смутно вспомнил, что на последнем занятии особого курса заметил в прическе Ревенгар какую-то странную безделушку, ничуть не помогающую девчонке удерживать в порядке непослушные рыжие кудри. Те все равно норовили выбиться из кос и окружить лицо хозяйки огненно-золотым ореолом. Ревенгар, надо отдать ей должное, с норовистыми завитками честно сражалась, но обычным орудием в этой неравной борьбе ей служили широкие ленты, а шпилька… Разве вот это удержишь шпилькой? Все равно что ее любимое умертвие посадить на поводок из одной нитки. Присматриваться к юношам ему как-то в голову не приходило. А теперь… Вот как на это все прикажете отозваться? Отчитать и запретить? Промолчать и сделать вид, что не заметил?

— Это дети, Грегор, — хмыкнул Эддерли, явно насквозь видевший его размышления. — Они обожают учителей больше, чем родителей, потому что мы, как умелые садовники, растим не только их разум, но и душу. И выражают это обожание по-своему. Главное, будьте осторожны. Они возведут вас на пьедестал, и вы останетесь там ровно до тех пор, пока не разочаруете их чем-то. Но стоит вам это сделать — и возмущение их будет столь же сильным, как до этого любовь. Ученики охотно прощают наставников, которые им безразличны, но от своих кумиров требуют безупречности.

— Полагаете, мне следует это прекратить? — прямо спросил Грегор, откидываясь на спинку стула и радуясь, что в комнате больше никого нет.

Впрочем, окажись рядом кто-то еще, умница Эддерли этот разговор бы не затеял.

— Зачем же? — пожал плечами пожилой магистр. — Я уверен, что вы не научите дурному ни моего сына, ни прочих… воронят. Юношам нужно за кем-то тянуться. А вы, Грегор, для них идеал. Истинный аристократ древнейшей крови, герой войны, могущественный маг и Избранный нашей великой покровительницы, Претемнейшей Госпожи. Полагаю, сотни юнцов по всему Дорвенанту мечтают быть на вас хоть немного похожими, так с чего этим мальчишкам быть другими. Они пока не понимают, что вы не только статуя в Зале Славы Академии, но и живой человек со своими слабостями. Это меня несколько тревожит, но я искренне надеюсь, что вскоре они достаточно поумнеют. Кстати, — усмехнулся он в ответ на явное смущение Грегора, — вы так и собираетесь носить не преподавательскую мантию, а камзол? Нет-нет, лично я не против! Но вы же понимаете, что это делает вас еще более… заметным?

«Вызывающе выглядящим, — мрачно перевел Грегор деликатное определение магистра. — Но мантия? Нет, только не это!»

— Ну… — извиняющимся тоном ответил он. — Я не думаю, что всего один преподаватель в камзоле нарушит устои Академии настолько, чтобы это…

— Один? — насмешливо изогнул все еще темные брови Эддерли. — Ну-ну…

Дверь распахнулась, и в комнату стремительно влетел мэтр Ирвинг, молодой преподаватель, работающий то ли с пятым курсом, то ли с восьмым — Грегор как-то не запомнил. Ирвингу на вид было лет тридцать-тридцать пять, и он напоминал фраганскую борзую длинным худощавым телом, острыми умными глазами и порывистыми движениями. А еще он всегда был одет в длинную фиолетовую мантию, как и положено порядочному мэтру-некроманту. Хм…

— Доброго дня, милорды, — жизнерадостно поздоровался Ирвинг, хватая чистую чашку и торопливо наливая шамьет. — Чуть не опоздал! Еще немного, и колокол прозвенит, а у меня в горле пересохло, словно в Арлезийской пустыне!

— Доброго дня, мальчик мой, — благожелательно ответил Эддерли и выразительно покосился на Грегора.

Вместо мантии на Ирвинге был камзол! Не военного образца, больше напоминающего мундир, а штатского, только гораздо скромнее обычного. Плотное черное сукно и фиолетовое шитье по воротнику, обшлагам и застежке. Аметистовые пуговицы. Узкие белые манжеты виднеющейся под камзолом рубашки. Исключительно пристойный и сдержанный вид. Но какого Баргота?! Это же Академия! Преподаватель в камзоле…

Грегор подавил нервный смешок, представив, как будет звучать его возмущение. Эддерли разглядывал их обоих весело и с явным удовольствием.

— Кстати, милорд Бастельеро, — обратился к Грегору Ирвинг, ухитряясь говорить членораздельно, несмотря на набитый печеньем рот. — Вы не могли бы как-нибудь заглянуть ко мне на лекцию? Мы проходим упокоение призраков и умертвий, мне бы хотелось показать адептам работу настоящего мастера.

— Да, разумеется, — выдавил Грегор.

Ирвинг, благодарно поклонившись, в три огромных глотка выхлебал изрядную кружку шамьета, схватил с полки толстенный том «Кладбищенского бестиария» и выскочил в коридор.

— Вот так вот, — хмыкнул Эддерли. — Непривычно, правда? Одно дело — на практических занятиях, да и то преподаватели старой школы негодуют. Но ведь он и на лекции так ходит! И не только он. Боевики, кстати, тоже подхватили, им эти мантии давно поперек горла стоят. Не размахнуться, мол, не швырнуть чем-нибудь этаким! Что-то я не замечал, чтобы Кристофу мешала мантия. Как в молодости сбивал с завязанными глазами Молотом Пресветлого птичку на звук, так и сейчас влепит ничуть не хуже.

— Извините, милорд, — мрачно отозвался Грегор, чувствуя себя действительно неловко. — Я сожалею. Если это как-то поправит дело, я завтра же…

— Да полно вам, — благодушно махнул рукой магистр. — Поверьте моему опыту, людям всегда что-то мешает! Кому-то — чужие камзолы и мантии, кому-то — их содержимое. Плохим танцорам, говорят, мешают слишком тесные чулки… Мне вот мешают лишние сорок… ладно, тридцать лет! Когда вам будет столько же, вы научитесь отделять действительно важные вещи от всяких… войн за мантии. О, Денвер! — обернулся он к двери, в которую входил чрезвычайно мрачный пожилой мэтр, при виде которого Грегор снова почувствовал неприятное тянущее смущение. — Ну, хоть для разнообразия скажите, что у нас все хорошо!

— Как пожелаете, — желчно ответил Денвер, сбрасывая маску благодушия, которую надевал на уроки к адептам-первокурсникам. — У нас все просто замечательно! Драммонд принес в аудиторию к боевикам полмешка заговоренных крыс и выпустил их во время лекции магистра Уинн. И что, вы думаете, сделала эта почтенная м-м-магесса? Вскочила на кафедру и завизжала! А галантные идиоты с Красного факультета кинулись крыс истреблять. Угадайте — чем?

— Только не говорите, что Молотом? — в священном ужасе уточнил Грегор, мгновенно представив объем разрушений.

И хорошо еще, если обошлось без жертв!

— Именно! — рявкнул Денвер. — И еще врет, мерзавец, что не собирался их выпускать, а просто оставил мешок в углу, собираясь в столовую! Крыски, мол, сбросили обездвиживающее заклятие… Обездвиживающее! У Драммонда! Кому врет, негодяй? А у боевиков ни одного целого стекла в аудитории не осталось!

— Ну так надо было не по стеклам кидаться, а по крысам, — невозмутимо парировал Эддерли. — Скажите Кристофу, что его косорукие мазилы сами виноваты. Что-нибудь еще?

— Гринхилл, — с ядовитым удовольствием сообщил Денвер, — зачаровал горгулью на третьем этаже, и она начала распевать непристойные песни. Магистр Адальред пообещал оторвать ему голову, но мне удалось договориться, что голову Гринхиллу мы оторвем сами, пусть артефакторы не беспокоятся. Горгулью, правда, придется менять, непристойные песни она больше не поет, зато цитирует «Большой свод кошмаров», а это, сами понимаете, то еще чтение, первокурсники боятся рядом проходить.

— Какой способный мальчик, — одобрительно отозвался магистр. — В лаборатории его на неделю, и пусть котлы хоть поют, хоть танцуют, лишь бы чистые были.

— А юные Эддерли, Аранвен и Ревенгар… — начал Денвер, и Грегор вскинулся.

— Они же на отработках, — сказал он в искреннем недоумении. — И вообще, кажется, притихли.

— Притихли, — злорадно подтвердил Денвер. — Очень заняты были всю неделю. После занятий честно отрабатывали на конюшне, зато вечерами, оказывается, вскрывали склад музея, выносили оттуда неиспользованные чучела, разбирали их на составляющие и пытались собрать дракона. Дракон не дракон, но тварь получилась такая, что мне самому поплохело, когда увидел. Сплошные зубищи, когти, шипастый хвост… А когда собрали, запустили эту мерзость с крыши целительского флигеля во время урока танцев!

Он обреченно обвел взглядом магистра, сидящего с непроницаемым лицом, и Грегора, искренне не знающего, что сказать, и со вздохом добавил:

— И что, вы думаете, сделала эта тварь, когда целители с воплями разбежались? Принялась жрать кусты! Какие-то редкие экземпляры, за которые Бреннан озверел хуже любого дракона. Нет, я его в чем-то понимаю, сожри тварь парочку адептов, их бы еще много осталось! Но она травоядная! Эта троица, видите ли, поставила ограничивающее условие! Уволюсь к Барготу! Эддерли, ну что вы так смотрите! Поговорите со своим оболтусом! Он в этом году совсем невыносим! Они же Ревенгар на этого дракона посадили! Как самую маленькую и легкую. А она была в полном восторге, разумеется!

— Я поговорю, — с тем же непроницаемым лицом пообещал Эддерли. — Непременно! Дракон, говорите? Ну… это несомненный шаг вперед по сравнению со скелетами.

Язвительно фыркнув, Денвер забрал с полки какие-то бумаги и двинулся к двери, но у самого порога обернулся и посоветовал:

— А лучше пусть с ними Бастельеро разбирается. Все эти красавцы с его курса, между прочим!

И вышел.

Пару минут в комнате стояла полная тишина. Эддерли безмятежно допивал шамьет, Грегор вспоминал…

— Скажите, магистр, — сказал он, наконец, совершенно обреченно. — Я же помню себя прежнего. Как вы за столько лет меня даже не прокляли ни разу? Какая-то особенная преподавательская магия?

— Она самая, — мечтательно улыбнулся Эддерли. — Она самая! Каждый раз, глядя на вас и слушая, что вы еще натворили, я успокаивал себя тем, что адепты вырастают, и некоторые из них, самые талантливые и потому самые хлопотные, возвращаются в Академию преподавателями. Это и есть высшая справедливость, мальчик мой. И я надеюсь, она вас очень утешит, когда будете разговаривать со своими… Воронами.

— Я запомню, — сказал Грегор сдержанно, встал и поклонился. — Прямо сейчас и пойду… тренироваться. Если позволите.

Очень аккуратно закрыв за собой дверь комнаты для отдыха, он оглядел пустой коридор. Колокол прозвенел с четверть часа назад, и все адепты были на занятиях, пройти мог разве кто-то из преподавателей, у кого оказался свободный промежуток в расписании. Грегор потянулся к энергетическим линиям, свернул их в любимую, до совершенства отработанную «Могильную плиту» и стал прикидывать, куда бы запустить этим чудовищным заклятием. Стену — жалко, окно слишком узкое. «Плита» у него всегда выходила на славу.

— Хм… — услышал он за спиной ненавистный знакомый голос. — Вы не возражаете, если я пройду? Не хотелось бы… внезапности.

— Идите, — сквозь зубы процедил Грегор, остро жалея, что брошенную на голос плиту на внезапность и вправду уже не спишешь.

А как было бы славно!

— Благодарю! — откликнулся Роверстан, проходя мимо.

Грегор оглядел его и едва не заскрипел зубами. Не камзол, нет. Но и не мантия. Новое одеяние разумника было щегольски приталено, а его край не доходил до колена на ладонь, и из-под него виднелись свободные белые брюки. Больше всего это напоминало ненавистный Грегору фраганский мундир, только белый и пошитый у лучшего столичного портного. Бар-ргот его… «Война мантий», — вспомнились Грегору слова Эддерли, и подумалось, что мудрый некромант, конечно, прав, но люди по своей природе существа не слишком умные, а Академия куда более безумное место, чем ему раньше представлялось.