46
Передёргиваясь плечами, как от холода, я вернулся в мастерскую Михея. Весёлый мужичок закончил красить гроб и теперь полировал человеческий череп, увидев меня — подмигнул.
— Что? Умучил тебя Ванюха?
— Умучил, да… Ты не возражаешь, если я одну ночь у тебя посплю?
— Сколько душеньке угодно. Пожалте, барин, на царское ложе! — он указал мне на низкий и широкий деревянный топчан, покрытый чем-то вроде дерюги.
— А ты где ляжешь? — растерялся я.
— В гробу, — ответил Михей. — Сурьёзно говорю тебе! Заонно и обновлю. В новую избу, значится, кошку, а Деда Михея — в новый гроб. Ложися, Неська, спи-отдыхай! Дрыхни сном праведника перед м е р о п р и н я т и е м!
СУББОТА, 25 АВГУСТА
Спал в ночь на субботу я тревожно, неровно. Снился мне ад, увиденный Иваном, и бесконечные переходы, и черви величиной с кошку, и черти, что дышат мне в затылок…
47Нэри накрыла для нас с Михеем на стол. До концерта оставалось ещё полчаса, а меня беспокоила мысль о просьбе Ивана.Слишком соблазнительно было бы для низкой души этим лёгким способом избавиться от жениха той, кого любишь, но именно поэтому я должен быть крайне щепетилен, совершенно честен. Иван намекает, что если через соблазн «падёт», то из гордости даже и подниматься не захочет: пропадай, мол, тогда всё пропадом. А… хорошо ли это по отношению к Саше? Правда и то, что предупреждать е ё заранее будет по отношению к Ивану некрасиво, по многим причинам. Ведь если он не справится с испытанием, — это для Саши станет нож острый: дескать, когда бы смягчилась, сняла свои непомерные требования — не потеряла бы община человека… В любом случае, предупреждая, я словно даю Саше понять, будто Иван надеется на то, что она смягчится, что отговорит — и, конечно, его гордая душа вознегодует. Он разве хочет, чтобы его отговар
48В пять часов вечера община собралась в общем зале, в восточной части.Порозовевшая, смущённая Анетта, стоя перед всеми, объявила, что они с Иваном исполнят Третью сонату для скрипки и клавесина Иоганна Себастьяна Баха и Сонату для скрипки и фортепьяно Сезара Франка.— Не обессудьте, что вместо фортепьяно — спинет, — сухо произнёс Иван.— По мне хошь и спинет, коль рояли нет! — нашёлся Дед Михей, и слушатели отозвались смешком. Саша зашикала, постучала, призывая к тишине.И прекрасная музыка полилась.Я, непутёвый учитель истории, в музыке понимаю слабо. Всё же и мне стало ясно, что оба исполнителя — превосходные музыканты. В первый раз я тогда слышал классическую инструментальную музыку, и, думаю, не различал между Бахом и Франком: оба они для меня соединялись в сияющее, трепетное здание, сплетались в великолепное дерево, раскинувшее на полнеба мощные упругие ветви, на которые то налетает
49Я ожидал, что жильё девушки (юго-западная землянка) будет крохотной уютной комнаткой, и меня поразило, во-первых, что размерами оно было не меньше мастерской Деда Михея, во-вторых, изумили меня книжные стеллажи по каждой из стен, до самого верха. Настоящее богатство! Письменный стол, стулья, две лампы (спала девушка, видимо, в соседней, смежной каморке).— Зачем тебе две лампы? — спросил я.— Одна — масляная, другая — керосиновая. Керосиновая ярче, но керосин — большая роскошь. Месье Михей на него скуповат.Я рассмеялся: так не вязался у меня мужицкий облик Деда Михея со старым французским словом «месье», что-то вроде русского «сударь». Полагаю, что сами французы от него сейчас отказались. Да и как не отказаться? Франция говорит по-английски, на языке Свободного Союза.— Тебе симпатична Франция, Аня? Кстати, ты уж прости меня, ради Бога, за мысль, но имя «Анетт
50Девушка немного преувеличила про ночь: судя по солнцу, вышел я от неё всего лишь в начале десятого. (Точного времени я не знал, ведь табулу оставил дома, её нельзя было взять в Крипту, потому что в каждую табулу вставлялась идентификационная карта с личным номером владельца. Без карты этой невозможно было ни во Всемирную сеть выйти, ни совершить простой звонок, но и она сама давала возможность легко обнаружить, где находится устройство — и его хозяин.)Ясное, чистое небо. Солнце, клонящееся к закату. Лёгкий ветерок, шевелящий листы. Еле слышные звуки настольного клавесина.Я пошёл на эти звуки — и понял, что снова пришёл ко входу в землянку Ивана. Засомневался: заходить ли? Не думал я, что так долго просижу у Анетты, а теперь, пожалуй, и поздно, на ночь глядя, сниматься с места и мчаться в город, чтобы там искать «дивную диву»? Можно ведь и завтрашней ночью устроить искушение… И, пока я думал, звуки инструмента пре
51Как предупредить Михея? И стóит ли? Я и додумать мысль до конца не успел: идя к «складу», мы вдруг нос к носу столкнулись с Нэри!Женщина шла с кувшином на голове, увидев же нас, поставила кувшин на землю и остановилась. Я остановился тоже: её строгая монолитная красота античной статуи каждый раз ошеломляла и пугала меня, и, пожалуй, понятен был Иван, который с мрачной иронией заметил, что Нэри — вообще не человек.Страшновато, но и никакого времени не оставалось больше, и я, подняв маленькое червивое яблоко с земли (я уже писал, что на участке росла яблонька), бросил его Нэри, и она поймала его, не изменив положения тела, а просто протянув руку.— Нэри, очень вас прошу, зайдите с этим к Михею! — быстро проговорил я по-английски. — О н о требует внимания и… исправления, может быть.У меня не было никакой уверенности в том, что она поняла меня, что она вообще понимает по-английски, н
52Мы успели аккурат к назначенному времени. Появление фигуры в красной сутане, кажется, несколько взволновало публику. А уж как я́ тревожился, мне и не передать! Зайди сегодня в клуб настоящий приор — и что будет с Иваном? Или ничего с ним не случится, с его-то спокойной, безжалостной уверенностью? Или всё же мы ходим по лезвию ножа? По счастью, к нам уже приближалась Тина, приветливо улыбаясь, помахивая мне рукой. (Ещё какой-то смутно знакомый «голубой» красавчик сделал мне ручкой, прямо-таки сияя от счастья — где хоть я видел его гладкую прилизанную рожу?) А за школьницей, покачивая бёдрами, в полупрозрачной, откровенной накидке плыла ж р и ц а, сегодняшняя краса и гордость клуба.— Давайте присядем за отдельный столик, — предложила Тина. Я только открыл рот, собираясь сказать, что в час ночи найти свободный стол практически невозможно, как дежурный администратор услужливо подскочил, прошептал Тине пару слов на ухо и
53— Я против! — энергично воскликнул я и вскочил с места. И Тина тоже встала, испуганная. Теперь мы все стояли.Надо срочно, вбуравилась мне в голову мысль, срочно как-то остановить её, продержаться до прибытия «наших» — вдруг, чудом, Михей меня понял?! Эх, Михей, Михей, где тебя черти носят! Да и я растяпа! Но как, Боже мой, невзрачный учитель истории может голыми руками остановить гордость общества?— Против? — улыбалась жрица, медленно оглядывая меня с макушки до пят. — Милый мой мальчик, я понимаю это твоё «против» и искренне сочувствую ему. Но тут уж ничего не поделаешь! Ты не сумел меня заинтересовать. Дослужись, как господин Джованни, до приора, выработай такой же твёрдый, независимый взгляд на вещи — и тогда может быть… Что ты раскрываешь рот, как карась на песке? Или у тебя есть ещё аргументы?— Есть у меня аргумент! — бешено воскликнул я, засунул
54В «комнате дивы» Лима лениво опустилась на постель, закрыв глаза: возможно, она думала, что ей трудиться не по чину и я, восторженный юнец, которому оказали столь великую честь, должен всё сделать сам.Я крадучись подобрался к двери и неслышно отпер её. Затем присел на край кровати.— Я хочу поговорить с тобой, Лима.Ай да молодец я! Первые слова произнесены. Помоги дальше, Господи. Но чего же я испугался, с какой стати мне вообще трястись от страха перед этим куском плоти? Я, пожалуй, сильней физически. Да точно ли так? Или нет? Или у меня только язык в качестве оружия?Жрица изумлённо раскрыла глаза.— Говорить? Да о чём нам с тобой, дорогой мой, вообще разговаривать? И давно ли ты стал дерзить духовным лицам, называя их на «ты»?— Я тебя н е ж е л а ю.— Позволь тебе не поверить. Зачем тогда нужно было издавать этот нелепый крик ревнивого павиана? Не мог бы ты
84Вечером того дня, когда наш самолёт вылетел из Новосибирска, до города долетели первые ракеты с ядерным боезарядом. В семидневной войне Российская империя перестала существовать. Воистину, мы сами находились на волосок от гибели.В монастыре Ват Суан Мок Сергей Теофилович быстро сошёлся с настоятелем и через месяц был командирован в маленькую удалённую обитель Ват Путта Бен для её обустройства. Перед уходом он отдал нам на хранение несколько образов, ранее бывших на иконостасе Крипты.Михаил Петрович, отличный художник, написал и новые.* * *…Завершая свою историю, я пытаюсь отодвинуть её от себя и взглянуть на неё издали, беспристрастными глазами. Моё изложение восьми дней из жизни Свободного Союза — ни самое полное, ни, конечно, самое лучшее. Я, простой инструктор истории, не был вхож в элиту антихристианского общества, ни разу не посетил Христианию, и, вероятно, глазами генерала Liberatio Mundi или высокопоставленн
83Потянулись тоскливые дни. Михей потребовал принести нам Свод законов Российской империи (дали без возражений) и однажды, листая, воскликнул:— Эврика! «Духовные лица, произведённые в сан согласно традициям своей религии, за исключением “свободного католичества”, не могут быть задерживаемы без предъявления обвинения»!— Сергей Теофилович! — тут же оживился я. — Неужели вы не можете произвести нас… в дьяконов, скажем?Наставник развёл руками, грустно улыбаясь.— Я не архиепископ…— А в… буддийских монахов?— И это не могу. На церемонии должны присутствовать, как минимум, четыре полных монаха, не считая знатока Учения, который её проводит.— А в буддийских послушников?— Два монаха должны быть свидетелями…— А в кого-нибудь ещё ниже рангом? — не отставал я.Сергей Теофилович за
82В это сложно поверить, но до восточной границы Свободного Союза мы добрались почти без приключений. Впрочем, у Империи Хама были тогда другие заботы. Международная обстановка накалялась, и голоса в пользу войны раздавались всё громче.Мы перешли границу Российской империи пешком, ночью. Почти сразу же мы были арестованы пограничниками и отправлены в одно из отделений полиции Екатеринбурга.Не предъявляя нам обвинения, офицеры контрразведки Российской империи специальным автомобилем «этапировали» нас в Новосибирск, где нам отвели чуть более просторную камеру.Начались допросы.Следователь Татищев (в чине штабс-капитана) был вежлив, осторожен, мягок. Нам не угрожали, не кричали на нас, даже и речи не шло об избиениях или пытках. Более того, нам (неслыханная вольность для арестованных) вернули наши личные вещи, предварительно осмотрев их. (Впрочем, у Михея отобрали кривой нож, и он долго сокрушался по этому поводу.) Относи
81Мы ехали днём и ночью, останавливаясь только для того, чтобы забежать в придорожное кафе или магазин (каждый раз уходили только двое, двое оставались в фургоне). За рулём попеременно сидели то Михей, то Михаил Петрович. Ему на руку укрепили «браслет» пастора, а я, скрывая отвращение, должен был, на случай проверок со стороны дорожной полиции, залезть в платье «сестры Справедливости». (Михаилу Петровичу предлагать этот опыт никто из нас даже не решился, и то: засунуть телёнка в женский чулок было бы проще.) Меньше всего хотелось этого маскарада — с другой стороны, любой маскарад помогает забыться…О Саше мы не говорили.Спали тоже попеременно, и однажды ночью я проснулся на узкой трясущейся лавке фургона оттого, что понял: по моим щекам непрерывно бегут слёзы. Кажется, я даже застонал, как ни пытался удержать этот стон, как ни сжимал губы.Сергей Теофилович, в темноте еле различимый (свет в салоне мы не
80Сигналами и сочным русским трёхэтажным матом «святой сестры» фургон прокладывал себе дорогу через толпу.Я оглянулся назад. В салоне были только Михаил Петрович и Сергей Теофилович.— Где Иван? — спросил я, едва мы выехали на свободную улицу.— Мне почём знать, — огрызнулся Дед Михей. — Нянька я ему, што ль? Улетела птица в неведомы края.— Подумай, Михей Павлович: ведь ему невыносимо осознавать свою невольную вину перед Аней и быть с нами рядом, — тихо произнёс наставник за моей спиной. — Он прочитал её письмо. Может быть, он ушёл навстречу подвигу. Или падению... Но будем верить в лучшее.— А… Нэри?— И она ушла, — вздохнул Сергей Теофилович. — И про неё, Нестор, тоже не знаем, куда. Как, собственно, не знаем, откуда она явилась. Она оставила послание, которое мы вскроем перед границей Российской империи.— Сергей
79Литургия продолжилась. Десяток человек после этого, не вынесшие мерзости и адского ужаса зрелища, встали со своих мест и вышли через обычный вход. Я был среди них. Служба безопасности не пыталась нас задерживать, агенты оцепенели, жадно раскрыв глаза происходящему. Да, такое нечасто увидишь!Подкашивающимися ногами я добрёл до проезжей части — и вздрогнул, когда прямо над моим ухом прозвучал острый сигнал клаксона.Не может быть! Чёрный фургон похоронного бюро «Последний путь», наш старый знакомец! Дед Михей, в трещащем по швам платье «суки Господней», из которого нелепо торчали его волосатые руки, высунулся из окошка.— Сигай в кабину, живо! — завопил он. — Поехали!
СРЕДА, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ АВГУСТА78Гигантская толпа собралась на площади перед храмом Христа Спасителя. Люди в нетерпении задирали головы к огромным уличным стереоэкранам, которые должны были транслировать литургию в прямом эфире, толкались, перешучивались, бранились, шумно дышали, распаляясь мыслью о сладком зрелище, будто нечаянно прижимались друг к другу поближе…Но Саша, в накидке «царицы Ыгыпетьской» шла гордо, прямо, царственно держа голову, и её — пропускали, перед ней — расступались.На входе работали три поста службы безопасности, и мы выбрали молодого африканца, понадеявшись, что тот недавно прибыл в Москву и не слышал нашумевшей истории о Лиме. Чернокожий юноша широко осклабился, проведя считывающее устройство над Сашиным запястьем.— Добро пожаловать, ваше преподобие, — поприветствовал он Сашу. — И вам, ваше преподобие, — сухо обронил он мне, надевшему &l
77Сергей Теофилович в своей келье читал древнюю Кхуддака-никаю, увидев нас, с удивлением поднял глаза и медленно закрыл книгу.— Вы всё-таки решили настаивать сегодня на заупокойном обряде? — спросил он.— Нет, — ответила Саша, прикусив губу (кажется, она была готова и расплакаться, и рассмеяться). — На венчальном, батюшка.* * *…Обряд венчания завершился, а никто не расходился, и даже с места никто не сдвинулся. Все стояли и смотрели на нас, безмолвно, пронзительно, и мне сжало сердце благодарностью и мýкой.— Идите, — шепнул наставник, наконец.И едва не на цыпочках мы вышли из храма Крипты, а все продолжали стоять, глядя нам вслед....Меня удивила землянка Саши (западная, бывший армейский дот). Я, думая прямолинейно и несколько наивно (что всегда свойственно молодости), ожидал увидеть в жилище председателя голые бетонные стены и пол, мишень для метания н
76Мы вышли из Крипты и действительно пошли по лесу. Саша, к моему изумлению, надела лёгкую белую блузку. Была она в ней так хороша, что я и посмотреть на неё боялся — оттого сразу начал хрипловато выкладывать то, что знал:— Лима сказала мне, что девушки будут с трибун бросать букеты. О н попросит выйти ту, чей букет ему понравится. Здесь есть несколько сложностей. Во-первых, служба безопасности на входе будет считывать метки и отнимет букеты у всех, кто не является жрицей или дивой.— Что за беда! — беспечно отозвалась Саша. — У нас же есть её браслет, «царицы Ыгыпетьской», как говорит Дед Михей. Нет худа без добра. Но с букетом ты меня действительно огорчил. Разве может букет полевых цветов от скромной партизанки соперничать с роскошными тепличными розами этих высокопоставленных блудниц? Неужели на самом деле придётся метать нож с трибуны? Больно уж это ненадёжно, и слишком обидно будет промахнуться, пра