Бобби
Бобби не пошел бы так в Брикстон, но уж очень хотелось есть. Давно уже хотелось.
Последний раз он ел три дня назад, когда украл краюху хлеба у булочника. Впился пальцами в еще чуть теплый край, проломив пальцами корочку, вдохнул сладкий хлебный дух и сожрал свою добычу в один присест, урча, как дикий зверек.
После той удачи везение совсем оставило его. Даже надоевшие рондомионские голуби как будто разом покинули город, испугавшись февральских морозов. И Бобби, еще недавно кривившийся при мысли о вонючем голубином мясе, только сглатывал слюну, прохаживаясь вдоль помойки с горстью камней в руках.
Он пробовал «пощипать» прохожего в толпе на площади, но попался и чудом ушел от расправы.
Есть хотелось так, что аж дурно становилось, и на четвертую ночь Бобби решился.
Авось не заметят. Он быстренько. Залезет, возьмет деньги и назад.
А в комнате Зубери было тепло. Даже жарко. Висела одежда запасная, сапоги стояли у стены – хорошие крепкие. Ох и здоровый же Зубери был!
Бобби вспомнил разговорчивого тамерца и сглотнул противный комок, невесть отчего возникший в горле.
Постель с простынями. Бобби такой сто лет не видел. Не удержался – прилег на минуту. На покрывало, чтобы простыни не запачкать.
Кровать была мягкая. От белья пахло мылом и чистотой и Бобби, сам не зная почему, заплакал. Потом разделся, сбросив заскорузлую от пота и грязи одежду на пол, скользнул под одеяло, наслаждаясь прикосновением чистой ткани к коже.
И сам не заметил, как заснул, разморенный теплом и почти позабытым чувством безопасности.
– Вставай, спящий красавец, – голос был, как ушат ледяной воды на голову. Бобби открыл глаза и чуть не заорал от ужаса. Над кроватью нависал человек. Он сжал пальцы в кожаной перчатке на плече Бобби и слегка тряхнул.
За окном серело утро. Бобби перевел глаза на человека у постели и обмер от страха.
Не трактирщик это. Вон какая одежка дорогая, поди лорд. А может друг того, горбатого.
Одним рывком проскользнув подмышкой пугающего незнакомца, Бобби метнулся к окну, уже не заботясь об одежде. Живым бы уйти!
Ноги вдруг запутались, точно пока он спал кто веревку поперек комнаты натянул. Как тогда у Гарри, когда Бобби впотьмах пошел отлить и на подходе к отхожей яме споткнулся об оставленную неведомым шутником растяжку.
– Ну и куда ты собрался в таком виде, дитя природы? – насмешливо спросил мужчина, помогая ему подняться. – Я слышал, что прогулки на холоде омолаживают, но сомневаюсь, что тебе оно надо.
Ноги не слушались. Не желали идти и все тут.
– Сядь! – мужчина толкнул его на кровать, а сам опустился на стул рядом. – И прикройся.
Бобби с головой завернулся в одеяло и отполз к самому краю кровати. Было даже не страшно – тоскливо. Сколько ни бегай, не убежать. Сейчас этот лорд отволочет его к горбатому, чтобы тот мог превратить Бобби в чудовище…
– Вот интересно, – задумчиво продолжал мужчина. – Трактирщица клялась, что Зубери Неджес из рода Акх жил один и последние полтора месяца даже не появлялся. Тебе ведь знакомо это имя, не так ли?
Бобби поежился. Взгляд у незнакомца был пронзительный.
– Знакомо, – кивнул мужчина. – Как тебя зовут, малец?
– Бо… Бобби, – прошептал Бобби.
– Рассказывай, – велел страшный незнакомец. – Кто ты, что здесь делаешь. И откуда знаешь хозяина комнаты.
Бобби подумал и рассказал. А что скрывать-то?
Мужчина слушал. Иногда спрашивал. Только раз перебил, когда Бобби отвлекся и начал про Гарри рассказывать:
– Я не стражник, мне это неинтересно.
Не стражник – хорошо. Бобби приободрился. И не друг того графа, вон сколько вопросов про дом горбуна задал. Где находится, да сколько комнат, да где покои хозяйские, да как выглядел алтарь.
К концу допроса Бобби так осмелел, что высунул из-под одеяла не только нос, но и всю голову.
– Хорошо, – мужчина встал, прошелся по комнате. Отсчитал семь половиц от окна, поднял доску, выудив на свет тяжелый кошель, подбросил в руке. Бобби отвернулся, чтобы не смотреть на утраченное богатство.
И тут же шарахнулся от неожиданности, когда отправленный меткой рукой кошель приземлился рядом с ним на кровать.
– Тряпки твои… – мужчина пнул их носком сапога и поморщился. – Ладно, в приюте сожгут. Одевайся.
– З-з-зачем, – кошель был тяжеленным. Бобби в жизни столько денег в руках зараз не держал, хотя из домов бывало и более ценные цацки тащил.
Распустить бы завязки, да пересчитать монетки, но в присутствии незнакомца боязно.
Еще отберет.
– Поедешь со мной.
– Зачем?
Мужчина ухмыльнулся:
– Съем тебя на ужин.
ЭлисонВ один из дней, когда я мыла посуду после ужина, за моей спиной неслышно возникла Паола. Я так перепугалась от ее внезапного появления, что миску из рук выпустила – хорошо не разбила, она была глиняная, не деревянная.– Зачем так подкрадываться?– Прости, – она говорила так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы разобрать хоть слово. – Я… хотела посоветоваться.– О чем? – мой первый испуг прошел, зато вспыхнуло жгучее любопытство.Мой изначальный интерес к Паоло никуда не делся. Я понять не могла, как в фэйри уживается две настолько разные личности и до смерти хотела узнать о ней побольше.Я вот в детстве завидовала Саймону. И мечтала уметь превращаться в мальчика.– О твоем фэйри…Краснея и отводя глаза, Паола призналась, что у нее никогда не было мужчины:– Ты же понимаешь… с моей способностью это непросто.И Фе
Элисон– Ну, долго еще? – я нетерпеливо поерзала.– Не дергайся, а то рисунок ляжет криво, – нравоучительным тоном отозвался Фернанд.Я хихикнула:– Щекотно!Мягкое стило холодило кожу. По груди и шее уже вилось переплетение диковинных цветов и райских птиц, а сейчас Мефисто Великолепный заканчивал рисунок на щеке, настаивая, чтобы я держала голову запрокинутой. Я пыталась скосить глаза, чтобы рассмотреть результат, но безуспешно.– Такая красота получается! Просто сказка! – восхищенные комментарии Фэй заставляли ерзать еще сильнее.– Ну вот, готово! – объявил чревовещатель. – Держи зеркало!Я вцепилась в бронзовую ручку. Аааа! Из полированной глубины на меня смотрела нимфа! Сирена! Крупные серьги пляшут в ушах, пестрая шаль на плечах, волосы развеваются свободной гривой, фривольный лиф с декольте, что больше пристал девице из веселого квартала. И прич
– Ты изменилась, Элисон, – его голос прозвучал нежно. Мне отчаянно захотелось не спорить, а целоваться. – Когда ты стала такой мудрой?– Знал бы ты, сколько я об этом думала. Все мозги продумала. Вот чувствую, что-то неправильно, а понять что именно – не могу.– Хорошо, ты права, – неожиданно сдался фэйри. А я уже не надеялась его уговорить.Он встал передо мной на одно колено, словно я должна была посвятить его в рыцари, взял в каждую руку по клинку и скрестил их на груди:– Я, Рэндольф леан Фианнамайл, из клана Танцующих-с-Ветром, Мастер меча…Мне захотелось извиниться. Только что я была такая суровая, такая сильная, а стоило настоять на своем, как почувствовала себя виноватой.– … да будет тому залогом моя сила, а свидетелем меч и ветер, – он поглядел на меня. – Все, как ты хотела, Элисон.– Ты вправду выживешь?– Я сделаю все, что бу
– Проще тогда вернуться в Сэнтшим. Там тебя хотя бы защищает положение семьи.– Ну уж нет! В Гринберри Манор я не вернусь!Мы спорили второй день. В жизни не встречала никого упертее Рэндольфа! Он не повышал голос, не злился, просто в ответ на все мои выкрики повторял свои аргументы. Очень занудно и очень спокойно. Раз за разом.– Артисты на виду, это их работа. Если я нашел тебя, то Блудсворд, у которого гораздо больше возможностей, тем более сделает это.Вечером того же дня, когда фэйри появился в нашем лагере, он завел разговор об отъезде в Церу. Поначалу я подняла его на смех. Потом возмутилась. Потом испугалась, что он прав, и мне придется оставить гистрионов. Потом поняла, что он прав. Мы были слишком приметными, а у Блудсворда слишком много возможностей для поисков. Чудо еще, что Рэндольф нашел меня раньше.– Мы справимся с ним, – сказала я с интонациями балованного ребенка. – Ты не видел, как Тильда кидае
ЮнонаОтто умирал долго.Юнона смотрела, как он корчится, как ползет к двери – ноги уже отказали и паралич медленно подбирался к сердцу. Поначалу он взывал к ней, умолял позвать лекаря. Потом перестал.Она не двигалась. Ждала, наблюдая, как его выворачивает, как он пытается позвать на помощь слуг слабым голосом. Если те и слышали какие-то стоны из комнаты пленницы, предпочли сделать, что ничего не происходит. Также, как делали это весь месяц.Ждала в надежде, что вот-вот придет чувство успокоение, что полный ненависти ледяной ком в груди растает.Но покоя не было, как не было и торжества.Только брезгливая жалость и усталость.Когда Отто закрыл глаза и в комнате больше не слышалось его хриплого дыхания, она отворила окно, чтобы хоть немного выпустить тяжелый и кислый запах пота и рвоты.Смерть от дегтярки грязна и мучительна. Лекарю следовало лучше следить за своими пузырьками с настойками. А Отто не пить
В чувство меня привела резкая боль в левой руке. Я стиснул зубы, сдерживая стон, и попробовал открыть глаза. Не получилось. Я почти не чувствовал собственного тела, за исключением давно отрубленной руки, которая болела так, словно снова отросла и сейчас ее кто-то медленно поджаривал на огне.Но эта боль была благословением, она будила, не давала потеряться в беспамятстве. Я напрягся и снова попытался приподнять веки. Проклятье, это было все равно что толкать четырехсотфунтовый камень. Простейшее действие удалось только с третьей попытки.Первым, что я увидел, было лицо хромоногой служанки. Гримаса ненависти уже сплозла с него. Сейчас она рассматривала меня, чуть наклонив голову набок. Потом протянула руку к моей шее и извлекла тонкую черную иглу.– Опять не рассчитала дозу, – равнодушно сообщила она. – Ты должен быть без сознания. Но паралич – тоже хорошо.Я скорее догадался, чем почувствовал, как женщина взяла меня за руку. В поле
Она не ответила, но попятилась, не отводя от меня взгляда. Искалеченная рука нырнула к поясу. Метательный нож замер в воздухе на том же месте, где только что была игла.– Неправильный ответ, – я взялся за рукоять, одобрительно покивал, отдавая должное балансировке и качеству стали, и бросил на стол, рядом с иглой. – Давай лучше признаем, что первая попытка вышла откровенно неудачной, и попробуем еще раз.Кьяра отступила еще на шаг и наткнулась на стену. Взгляд служанки отчаянно перебегал с предмета на предмет, смуглое лицо побледнело и стало серым.– Знаешь, я никогда не пытал женщин. Я в принципе не очень люблю пытать. Но делаю это неплохо.– Чего ты хочешь? – ее голос дрожал.– Все того же. Информация о твоем хозяине в обмен на мое покровительство. Улыбаешься? Зря. Я не «регентский холуй», как ты изящно изволила выразиться. И мое слово немало значит среди фэйри.Не знаю, почему мне так
Говорят, к встрече с Хаосом невозможно подготовиться. Как невозможно предсказать во что инферно превратит живую плоть. Это у магии есть пределы, Хаос же не ведает границ. В Братстве не принято говорить об этом, но прикосновение инферно – самый жуткий тайный кошмар любого Стража.Я ждал боли. Ужаса, смертного холода, полной утраты себя…Ничего не было. Гудящий черный смерч сжался, охватил вскинутую руку. Вой стал выше, пронзительнее, протез кольнуло холодом, перчатка съежилась и истлела, словно ее разъело кислотой. Расширенными глазами я следил за тем, как черная воронка сжимается, втягиваясь в ладонь. Давно утраченная кисть пульсировала, посылая то ощущения невыносимого жара, то нестерпимого холода, то резкой и мучительной боли. То, что было и не было мною – паскудная лиана, проклятый подарочек из долины Роузхиллс, сейчас жило своей жизнью. И оно поглощало инферно. Жадно, как страдающий от жажды пьяница поглощал бы дармовый эль.Спазм боли све
ФранческаВещь, когда-то бывшая ошейником, лежит перед нами на столе. Вид у нее откровенно жалкий – кожа измусолена и пожевана, хуже, чем штора в гостиной. Серебряный оклад вокруг маленького камушка по центру почернел, а по самому камню теперь змеится трещина, разделяя его наискось.Элвин, прикрыв глаза, водит руками над артефактом, пытаясь оценить его состояние. Я сижу рядом и стараюсь даже дышать неслышно, чтобы не помешать ему.Если он… если мы… если это еще возможно восстановить артефакт…Боги, пожалуйста, сделайте, чтобы это было возможным!Потому что если не получится, то я…За этим «если не получится» была злорадная улыбка вечности. Время, которое собирает с людей свою дань. Старость, которая придет за мной, чтобы разлучить нас.Навсегда.Почему, ну почему я была такой идиоткой?! Почему попросила снять ошейник? Почему не спрятала потом его как следует?
ВанессаЭтот человек прибыл в Гринберри Манор после обеда. Спешился, отдал поводья конюху, отдал дворецкому визитку и проследовал в гостиную.– Ждите здесь, – важно объявил дворецкий. – Я извещу миледи.Ожидание затянулось, но гость не выказывал признаков беспокойства. Он неторопливо обошел комнату, осматривая изящную обитую сафьяном мебель, буфет с резной дверцей, шелковые обои. Порой на его молодом и довольно привлекательном лице мелькала одобрительная улыбка. Остановился у клавикорда, откинул крышку и наиграл двумя пальцами первые аккорды популярного романса.Увлеченный инструментом, он не видел, как в дверях замерла женщина. Болезненно худощавая, со следами былой красоты на лице, которые угадывались даже под слоем белил и румян. Несколько легкомысленное платье, куда более уместное на юной кокетке, чем почтенной вдове, спорило с заметной сединой в рыжих волосах.Прежде чем войти в гостиную женщина бросила корот
РэндольфПо безмятежной лазури небес проплывали легкие, кучерявые облака. День выдался не по-февральски теплым, и в воздухе уже вовсю ощущалась близость весны.– Отрадный денек, – усмехнулся в бороду старик Хэтч. – Ишь, как все осело.Запряженная в телегу мосластая лошаденка, лениво брела по занесенной снегом тропе. Добравшись до тенистого распадка между двумя холмами, куда не проникали солнечные лучи, она замедлила шаг, а после и вовсе встала, демонстрируя всем своим видом немощь перед силами природы.– Треклятый снег, – ругнулся Ник Картер и снова спрыгнул с телеги, чтобы очистить обода. – Кончай прохлаждаться, бездельник, и помоги мне. Иначе, видит Тефида, нам вовек не добраться до Фалькон нест. Или ты хочешь заночевать в окрестных лесах?Хэтч засмеялся тонким, скрипучим голосом:– Куда торопиться, старина? Можно подумать, монашки ждут тебя после того, как на прошлой неделе у них
Звук снизу заставляет меня слететь по лестнице. Я почти вбегаю в холл, уже не заботясь, чтобы демонстрировать показное равнодушие.– Почему тебя так долго не было?!– Дела, – буркает он, едва удостоив меня взглядом, и поднимается наверх, тяжело опираясь о стену рукой.Я смотрю ему вслед, задыхаясь от возмущения. Я так его ждала, а он… он…Первый порыв – устроить скандал, потребовать внимания, надуться. Но тут внутри меня словно вспыхивает ярко-красная надпись «Нельзя!». И где-то в глубине сознания появляется другая Фран – более спокойная, взрослая. Появляется, чтобы вполголоса заметить, что у Элвина тоже есть желания и потребности. Что он выглядит вымотанным до последней степени. Что мужественно терпел все последние недели мои капризы. Что, кажется, с ним сегодня случилось что-то в той части его жизни, о которой он так мало рассказывает. И что неплохо бы поддержать его, или хотя бы не быть такой зако
В надежде сбросить погоню, я трижды переносила нас между мирами. Преследователь не отставал. Несколько раз над головой свистели стрелы. Одна вонзилась в ель над моей головой и разлетелась ледяными брызгами.Мы перелетели холм. Внизу от основного тракта отходила узкая тропинка. Фэйри, не колеблясь, направил коня по ней. Обернувшись, я увидела черные силуэты преследователей и своры гончих в призрачном свете огромной, зависшей над холмом луны. Впереди, вырвавшись на два корпуса, скакал всадник-великан. Он запрокинул голову, увенчанную раскидистой кроной оленьих рогов, и протрубил в рог.Тропка была занесена снегом, и мы сразу потеряли скорость. Свистели ветки, норовя хлестнуть по глазам. Я пригибалась, стискивала немеющими пальцами край седла. Свет луны почти не проходил сквозь нависшие кроны. Правь лошадью я, все закончилось бы плачевно, но Рэндольф видел в темноте лишь немногим хуже, чем днем.Конь под нами хрипел, клочья пены стекали по морде, сиплые выдохи подс
– Я помню ее, – Стормур скривился и брезгливо, носком ноги, перевернул тело на спину тело Кьяры. – Воровка.– И какие же счеты у воровки к регенту Хансинорского двора? – поинтересовался я с обманчивой мягкостью.– Не твое дело.– Еще как мое. Из слов Блудсворда я понял, что ему даром не сдалась эта вендетта. И будь любезен, раз уж я спас твою никчемную жизнь, поделись соображениями: с какой стати служанке так ненавидеть тебя?Стормур выдержал мой взгляд в упор. На высокомерном лице не дрогнул ни единый мускул.– Я был в своем праве, Страж. Она и ее подельник собирались меня обокрасть.– О, вот, значит, как? Обокрасть? И что же ты сделал?Я бросил еще один взгляд тело Кьяры. Спускавшиеся по плечу женщины шрамы здорово напоминали следы от волчьих клыков.Регент пожал плечами:– Я был излишне милосерден. Натравил на них псов. Вор прикончил двух собак, тогда я прика
Говорят, к встрече с Хаосом невозможно подготовиться. Как невозможно предсказать во что инферно превратит живую плоть. Это у магии есть пределы, Хаос же не ведает границ. В Братстве не принято говорить об этом, но прикосновение инферно – самый жуткий тайный кошмар любого Стража.Я ждал боли. Ужаса, смертного холода, полной утраты себя…Ничего не было. Гудящий черный смерч сжался, охватил вскинутую руку. Вой стал выше, пронзительнее, протез кольнуло холодом, перчатка съежилась и истлела, словно ее разъело кислотой. Расширенными глазами я следил за тем, как черная воронка сжимается, втягиваясь в ладонь. Давно утраченная кисть пульсировала, посылая то ощущения невыносимого жара, то нестерпимого холода, то резкой и мучительной боли. То, что было и не было мною – паскудная лиана, проклятый подарочек из долины Роузхиллс, сейчас жило своей жизнью. И оно поглощало инферно. Жадно, как страдающий от жажды пьяница поглощал бы дармовый эль.Спазм боли све
Она не ответила, но попятилась, не отводя от меня взгляда. Искалеченная рука нырнула к поясу. Метательный нож замер в воздухе на том же месте, где только что была игла.– Неправильный ответ, – я взялся за рукоять, одобрительно покивал, отдавая должное балансировке и качеству стали, и бросил на стол, рядом с иглой. – Давай лучше признаем, что первая попытка вышла откровенно неудачной, и попробуем еще раз.Кьяра отступила еще на шаг и наткнулась на стену. Взгляд служанки отчаянно перебегал с предмета на предмет, смуглое лицо побледнело и стало серым.– Знаешь, я никогда не пытал женщин. Я в принципе не очень люблю пытать. Но делаю это неплохо.– Чего ты хочешь? – ее голос дрожал.– Все того же. Информация о твоем хозяине в обмен на мое покровительство. Улыбаешься? Зря. Я не «регентский холуй», как ты изящно изволила выразиться. И мое слово немало значит среди фэйри.Не знаю, почему мне так
В чувство меня привела резкая боль в левой руке. Я стиснул зубы, сдерживая стон, и попробовал открыть глаза. Не получилось. Я почти не чувствовал собственного тела, за исключением давно отрубленной руки, которая болела так, словно снова отросла и сейчас ее кто-то медленно поджаривал на огне.Но эта боль была благословением, она будила, не давала потеряться в беспамятстве. Я напрягся и снова попытался приподнять веки. Проклятье, это было все равно что толкать четырехсотфунтовый камень. Простейшее действие удалось только с третьей попытки.Первым, что я увидел, было лицо хромоногой служанки. Гримаса ненависти уже сплозла с него. Сейчас она рассматривала меня, чуть наклонив голову набок. Потом протянула руку к моей шее и извлекла тонкую черную иглу.– Опять не рассчитала дозу, – равнодушно сообщила она. – Ты должен быть без сознания. Но паралич – тоже хорошо.Я скорее догадался, чем почувствовал, как женщина взяла меня за руку. В поле