Tus mil perdones, perfectos traidores
capaces de hacerme no ver más allá
«Твои тысячи извинений – предатели, способные ослепить меня…» – крутилось в голове, но эти слова обретали для меня уже другой смысл. Похоже, на самом деле для Рауля «вечными» останутся чувства к Ракель, что бы между ними ни происходило… Ее извинения – его прощения. «Между нами случалось всякое. И я многое ей прощал…» – вспомнились мне его слова. Ракель, вечная Ракель, красотка Ракель… Стерва, дрянь, дьяволица!
Я отключила телефон и аккуратно, хоть и хотелось швырнуть его об стену, сунула в карман. Но больше, чем угробить мобильник, я желала вырвать из груди собственное сердце и расшибить его о каменную стену. Может, так оно перестанет болеть? Не будет ошибаться? Сколько дыр на нем уже выжгла эта кислота‑ревность? Ненавистное чувство! Я дожила до двадцати семи лет, а испытала е
–О засосе! И не говори, что это тебя Манэль поцеловал!–Целовать меня могла только ты!–Разве?– «удивилась» я.– С Ракель вы обошлись без поцелуев?–Чувствую, сейчас нам бесполезно разговаривать,– перебил Рауль резким тоном.– Когда остынешь, поговорим.–Я спокойна. Но говорить с тобой потом мне вряд ли захочется.–Как хочешь… Я тоже меньше всего настроен спорить с тобой, оправдываться за то, чего я не совершал, уговаривать. Я не в том настроении. Сейчас мечтаю только о горячем душе и об отдыхе. Но если потом у тебя появится желание спокойно общаться и, главное, слушать меня, поговорим.Я скептически хмыкнула, но добилась только того, что Рауль вдруг вспылил:–Знаешь, я уже сомневаюсь в том, что мы сможем как‑нибудь это преодолеть – твою ревность! С твоим недоверием и нежеланием мен
Рауль уснул первым, а я еще долго лежала без сна, поглаживая его по голому плечу и легонько касаясь губами шершавого подбородка. Как мне хотелось, чтобы время остановилось, как это произошло вчера, когда я ожидала вестей от Рауля! Но нет, оно будто решило наверстать упущенное и мчалось с тройной скоростью. Ну почему так? Что за необъяснимый феномен: когда я в разлуке с Раулем, время растягивается до вечности, но стоит мне оказаться с ним рядом, оно непостижимым образом сжимается до мгновения.Уткнувшись носом Раулю во впадинку между ключицами, я уснула. И то ли недавний рассказ Лауры о ее странном сне отпечатался в моем подсознании, то ли в этом доме и впрямь была нехорошая энергетика, но я вновь увидела кошмар.Я брела по бесконечному коридору с прозрачными стенами, за которыми ничего не виднелось. На мне было невесомое платье серого цвета с приталенным корсетом и многослойной юбкой, с каждым моим шагом осыпавшееся на прозрачный пол странными хлопьями. Когда я коснула
Обед нам действительно оставили. Давид – царь и бог на кухне – любил, когда к его произведениям относились с должным уважением, считал, что еда существует не только для утоления голода, но и для наслаждения и ритуал приема пищи должен быть соответствующе обставлен. Поэтому нас ожидали не просто остатки еды в кастрюлях и сковородах, а с заботой разложенные по салатницам и тарелкам порции, украшенные зеленью и какими‑то декоративными ягодами, заботливо накрытые пищевой пленкой. Но мы были так голодны, что вряд ли в полной мере оценили эстетическую сторону творений Давида.И как наше появление в столовой было встречено радостными возгласами, ироничными замечаниями по поводу долгого уединения, перемежавшимися попытками узнать, что случилось с Раулем, так и аппетит, с которым мы набросились на еду, тоже подвергся шуткам. Но мы были так заняты едой, что на реплики почти не реагировали.Из разговоров стало ясно, что ключи не нашлись, а позвонить хозяевам дома нево
* * *После ужина почти все остались в столовой, решив скоротать время за игрой в карты. Вынужденный арест и невозможность выйти на улицу сказались на общем настроении. Ужин прошел не в таком весело‑шумном гуле, какой раздавался обычно за столом, а в напряженном молчании, нарушаемом лишь просьбами подать то соль, то оливковое масло. Не удавались шутки, разговоры гасли, не успев разгореться, не раздавались похвалы нашему шеф‑повару. Впрочем, и сам Давид сидел с таким задумчивым видом, будто его совершенно не касалось происходящее.Игра меня не привлекала, и когда ко мне подошла Моника и предложила поговорить о наследстве, я с радостью согласилась. Рауль примкнул к остальной компании.Мы с Моникой уединились на кухне, приготовили по чашке кофе и сели на придвинутые к разделочному столу высокие табуреты.–Тебе этот дом не кажется слишком безликим?– спросила вдруг Моника, размешивая сахар в чашке.–В
Визг и ругательства быстро привлекли внимание: много ли времени надо, чтобы бросить игру и стремительно взлететь наверх? Меньше, чем полминуты. Не успела я высунуться из комнаты, как гостиная наполнилась голосами. Мои худшие предположения подтвердились: открыв дверь, я увидела воинственно наскакивающую на Чави Сару, которую пытался удержать Давид. Но девушка была так разгневана, что даже несмотря на тонкое сложение и, напротив, крепкое – Давида, парню удавалось с трудом удерживать ее. Чави тоже не стоял на месте и не молчал: размахивая руками, как ветряная мельница, он пытался перекричать свою разгневанную подругу. Вокруг него кругами ходили Рауль с Марком, пытаясь утихомирить, но приблизиться к Чави у них не получалось из‑за его мелькавших рук, а уговоров он не слышал. Крики Нурии и Моники тоже тонули в визгах Сары и ругани Чави. В дверях испуганно жались друг к другу Лусия с Серхио.И только Лаура продолжала сидеть в кресле, почти не изменив позы, и наблюдала за всем
* * *Я впервые за долгое время увидела сон. И это событие больше, чем способность вновь различать запахи и вкусы, ощущать кончиками пальцев шершавость каменных стен, чувствовать кожей, а не душой, холод и тепло, уверило меня в том, что я вновь обрела жизнь – жизнь в теле. Я – человек, такой же, как любой из этой компании, я могу говорить так, что меня слышат, я могу прикасаться к чужим рукам, могу улыбаться, могу, наверное, плакать… И все же увиденный сон куда красноречивей указал мне на то, что я стала живой.Мое прошлое, которое, казалось, навсегда осталось утерянным в прозрачных коридорах, возвращалось ко мне не в виде воспоминаний, а в виде снов. На самом деле такой была моя выцветшая в памяти жизнь, или нет, но у меня не осталось других «жемчужин», и увиденный во сне день я приняла как когда‑то прожитый.Я словно наяву ощутила на языке кислоту козьего сыра, съеденного на зав
Он стоял перед нами в велюровой пижаме дико‑зеленой расцветки. Но самое забавное, что на груди и животе оказалась вставка из белого материала, и там, где у человека должно находиться сердце, красовалась ярко‑красная аппликация в виде пронзенного стрелой сердечка размером с ладонь.–Дьявол!– воскликнул Рауль, увидев друга. И разразился хохотом.–Давид, где такую пижаму взял?– выдохнул он сквозь смех.–У Нурии спроси,– раздраженно ответил Давид.– Ее подарок на вторую годовщину нашего знакомства. И попробуй не носить! Сразу обиды…–Ты в ней похож на телепузика!– продолжал веселиться Рауль, кивая на сердечко.– И какую программу сегодня транслируют? Анатомическую?–Кардиологическую,– процедил Давид.– Промолчать трудно?–Не просто трудно, невозможно! Ты, главное, Лауре на гла
И вновь вернулись в реальный мир, где случаются проблемы и непредвиденные обстоятельства.–Не знаю, Давид,– после некоторой заминки ответил Рауль. Придвинув к себе отставленную бутылку с торчавшим из нее штопором, он попросил меня придержать ее. И после некоторых усилий вытащил пробку.–Смотри, Давид, одной левой…– пошутил он, глядя на друга с улыбкой.–Во‑первых, не одной левой, тебе помогала Анна. А во‑вторых, пробку уже и я почти вытащил,– не сдался тот.– Но вообще, зараза, крепко сидела. Винцо – фабричное, и пробочка плотненько была пригнана. Не тревожили ее. Не знаю, каково вино на вкус, но вряд ли в него что‑то добавили. Плесни‑ка мне на пробу.Рауль аккуратно налил в бокал немного вина и протянул Давиду.–Знаешь, я разговаривал сегодня с Лаурой… О той ночи, когда я отсутствовал.–И?– спросил Давид