— Сначала ты должна узнать, где оказалась, что это за мир, так похожий на ваш, но только на первый взгляд.
У меня было столько вопросов, на которые, чувствовала, сейчас получу ответы, что я даже заерзала от нетерпения. Мне хотелось их задать все сразу. Но кажется, Агата и сама об этом знала, и беседа наша предполагалась долгая, неспешная. Самым разумным в данной ситуации я сочла засунуть свое нетерпение поглубже и внимательно ее слушать, не пропустив ни слова.
А она не торопилась продолжать. Для начала встала, кряхтя, подошла к двери и задвинула массивный засов.
— Это чтобы никто не помешал, да тебя не увидел, — объяснила она, возвращаясь к столу. Я уже к тому моменту готова была лопнуть от нетерпения. — Представь себе муравейник, густо населенный, — посмотрела она на меня, и в глазах ее я заметила вековую усталость. — Только муравейник этот кипит жизнью внутри, а снаружи гладкий ровный, без единой трещинки. Только избранным с
Что же получается? Если бы Виталя не погиб так скоропостижно, то он смог бы с легкостью забыть меня, когда переместился сюда? Ну может не с легкостью, но со временем бы точно смирился с собственной участью, влюбился в эту Анну, будь она неладна, и присоединился бы к их движению сопротивления? Эта мысль не давала мне покоя в течение нескольких последующих дней. Я все время муссировала ее и так, и эдак, но каждый раз страдала от неприятного осадка, остающегося в душе. Ночами я призывала его, чтобы продолжить беседу, выяснить все для себя до конца, но брат мне не снился.Все это время я сидела в четырех стенах. Агата мне строго настрого запретила выходить на улицу. Сама она часто исчезала куда-то. Иногда не возвращалась подолгу. В такие дни она велела мне запирать дверь изнутри на засов и никого не впускать, ни при каких обстоятельствах. Да я бы и сама не пустила. Мне вообще жутковато было оставаться в ее доме одной. Все здесь дышало оккультизмом, колдовством. Она постоянно гото
Наш бесконечный поход напоминал мне тот день, когда проснулась я в лесной избушке и первый раз увидела Филиппа. Тогда мы тоже шли долго, практически без остановок. Только кругом царила золотая осень. Погода радовала теплом, солнце грело еще по-летнему, воздух был насыщен духмяным ароматом. И тогда перед собой я видела статную фигуру Филиппа. Мне так нравилось смотреть на него, что даже усталости не ощущала.А если бы сейчас передо мной не шел Савелий — широкий, как буйвол? Даже его походка мне напоминала этого опасного животного, когда он наклоняет голову вниз, смотрит исподлобья и бьет копытом, готовый к броску. Если бы вдруг на его месте оказался Филипп, почувствовала бы я облегчение? Скорее всего, нет. Тогда я еще не знала, кто он, куда и зачем меня ведет. А сейчас… какая мне разница, кто сопровождает меня в последний путь? Да, Савелий не такой красивый и нежный, но суть-то у них одна, только выражается по-разному.Как это, какая мне разница?! От ясност
Сколько проболела, даже примерно не могла предположить. Почти все время я спала. Изредка приходила в себя и понимала, что нахожусь все в той же белой палате. Пару раз передо мной мелькало сосредоточенное лицо Алексея, но чаще видела какую-то женщину. Она кормила меня и поила, а также регулярно приводила в порядок — обтирала и переодевала во все чистое и сухое.Сначала мне было ужасно плохо. Это я понимала в те редкие периоды бодрствования, когда могла размышлять хоть короткое время. Почти всегда болела голова, и тело обволакивала такая слабость, что трудно было даже пальцем пошевелить. Не помню, чтобы когда-нибудь раньше так болела, хоть и лежала в больнице с воспалением легких. Тогда меня прокололи антибиотиками, и уже на третий день я чувствовала себя отлично и недоумевала, почему не отпускают домой. Тут же все было по-другому. Я не различала сон от яви. В те моменты, когда просыпалась, мне казалось, что продолжаю спать и наконец-то хоть что-то вижу, потому что в оста
Увиденное шокировало меня настолько, что на какое-то время я лишилась возможности что-либо предпринять или даже сообразить. Никогда ранее не становилась свидетельницей настолько откровенной сцены, даже развратной. Голая Роза сидела ко мне лицом. Я видела ее полную округлую грудь с темными крупными сосками, как она колышется в такт движениям. Вот руки Филиппа обхватила ее окружности, пальцы завладели сосками — слегка оттягивали, крутили их. Роза гортанно застонала, откидывая назад голову, ускоряя темп. Она как гимнастка выгнула тело и оперлась руками по бокам лежащего под ней Филиппа. Теперь я видела, как сочиться ее плоть, как ритмично она насаживается на пульсирующий страстью орган. Слышала хлюпающие звуки и шлепки ее ягодиц об его тело.Рука Филиппа двинулась вниз, нашла самую чувствительную точку и принялась теребить ее пальцами. Стоны Розы стали громче, удлинились и слились в единый вой. Она задвигалась еще быстрее, пока не выкрикнула в последний раз — громко,
Сколько времени прошло, не знаю. От крайнего унижения, мне кажется, я потеряла способность соображать. Уже не понимала, где нахожусь, не осознавала, что стою тут обездвиженная, совершенно голая. Мое состояние больше напоминало транс, в который меня погрузили, а вывести забыли.— Почему ты в таком виде?!Голос ворвался в вязкое сознание и принялся рыть в нем траншеи, прежде чем я поняла, кому он принадлежит. Мышцы затекли от неподвижности, и я с трудом, превозмогая боль, смогла повернуть голову к двери. Но Савелий уже сам направлялся ко мне семимильными шагами. Первым делом он натянул на меня халат и завязал пояс так, что я вскрикнула от боли, окончательно скидывая с себя оцепенение.— Кто это сделал?! — снова прорычал он, поднимая за подбородок мою поникшую голову и заставляя взглянуть в его горящие глаза. — Кто привел тебя сюда так рано, да еще и?.. — не договорил он и характерно мотнул головой.Все еще плохо соображая, я см
Где же мои куклы, посудка?.. Почему вокруг только игрушки Витали? Так ведь не честно. И пусть я не собираюсь играть, но приятно смотреть на давно забытые вещи и вспоминать о счастливом детстве.А как я здесь оказалась? Я была… Я была в яме. Воспоминания оживлялись в обратном хронологическом порядке. Яма — бесконечные лабиринты — суд — Савелий… Почему в обратном, я и сама не понимала. Словно кто-то включил перемотку в моей голове. Лента закончилась на том моменте, как Филипп покинул зал. Подлец! Но злиться я сейчас не могла. В голове билась мысль, затмевая все остальные — все закончилось? Все наконец-то позади, и я получила долгожданное забвение, вечную жизнь? Получается, я легко отделалась? Ведь не очень долго и страдала перед смертью. Но почему я оказалась в домике на дереве, из нашего с Виталей детства? Значит ли это, что человек после смерти попадает в то место, о котором чаше всего думает непосредственно перед переходом?
— Только не это! — пробормотала Анна и вскочила с ложа.Она замерла, прислушиваясь к звукам за дверью. А там уже завязалась настоящая драка. Удары чередовались с возгласами боли. Что-то падало, билось о стены… Голоса Савелия я больше не слышала, но догадывалась, кто выйдет победителем в схватке.— Кажется, твой брат пожаловал, — усмехнулась я, испытывая странное равнодушие.Стоит ли удивляться, что он пришел сюда за мной? Такие, как он, не отступают и доводят дело до конца. Для него долг превыше всего. Я так и видела горящие фанатизмом глаза, как он раскидывает тех, кто смеет становиться у него на пути. Настоящий боец! Служитель правому делу!.. Чертов фанатик, без стыда и совести, без элементарных представлениях и морали… приказывают — действует, полностью отключая голову. От злости я даже заскрипела зубами, и реакция моей бедной головы не заставила себя ждать. От боли у меня даже в глазах потемнело.— Он
Я с любопытством вертела головой, временами ловя на себе грозные взгляды Савелия. Но держал он меня крепко, бросать вроде не собирался, а поэтому страшно мне совершенно не было. Напротив, не помню, когда было так уютно. А еще хотелось позлить немного этого сурового носильщика. Иногда я делала специально так, что ему становилось неудобно меня держать. И все ждала его реакции, которая и следовала, но по-прежнему молчаливая. Савелий меня перехватывал поудобнее, прижимал к себе еще крепче и разве что хмурился периодически, бросая на меня такие взгляды, словно обещал, мол, подожди — поправишься, я тебе устрою такую взбучку. Только вот не пугало меня больше это. А напротив заставляло улыбаться, что только злило его сильнее. В такие моменты он если не закатывал глаза, то просто отводил их в сторону, всем своим видом давая понять, что с убогими не связывается.Временами меня пробирал-таки морозец, и тогда я ежилась. И тут же на мою голову ложилась рука Савелия, а лицом я утыкал