Сколько проболела, даже примерно не могла предположить. Почти все время я спала. Изредка приходила в себя и понимала, что нахожусь все в той же белой палате. Пару раз передо мной мелькало сосредоточенное лицо Алексея, но чаще видела какую-то женщину. Она кормила меня и поила, а также регулярно приводила в порядок — обтирала и переодевала во все чистое и сухое.
Сначала мне было ужасно плохо. Это я понимала в те редкие периоды бодрствования, когда могла размышлять хоть короткое время. Почти всегда болела голова, и тело обволакивала такая слабость, что трудно было даже пальцем пошевелить. Не помню, чтобы когда-нибудь раньше так болела, хоть и лежала в больнице с воспалением легких. Тогда меня прокололи антибиотиками, и уже на третий день я чувствовала себя отлично и недоумевала, почему не отпускают домой. Тут же все было по-другому. Я не различала сон от яви. В те моменты, когда просыпалась, мне казалось, что продолжаю спать и наконец-то хоть что-то вижу, потому что в оста
Увиденное шокировало меня настолько, что на какое-то время я лишилась возможности что-либо предпринять или даже сообразить. Никогда ранее не становилась свидетельницей настолько откровенной сцены, даже развратной. Голая Роза сидела ко мне лицом. Я видела ее полную округлую грудь с темными крупными сосками, как она колышется в такт движениям. Вот руки Филиппа обхватила ее окружности, пальцы завладели сосками — слегка оттягивали, крутили их. Роза гортанно застонала, откидывая назад голову, ускоряя темп. Она как гимнастка выгнула тело и оперлась руками по бокам лежащего под ней Филиппа. Теперь я видела, как сочиться ее плоть, как ритмично она насаживается на пульсирующий страстью орган. Слышала хлюпающие звуки и шлепки ее ягодиц об его тело.Рука Филиппа двинулась вниз, нашла самую чувствительную точку и принялась теребить ее пальцами. Стоны Розы стали громче, удлинились и слились в единый вой. Она задвигалась еще быстрее, пока не выкрикнула в последний раз — громко,
Сколько времени прошло, не знаю. От крайнего унижения, мне кажется, я потеряла способность соображать. Уже не понимала, где нахожусь, не осознавала, что стою тут обездвиженная, совершенно голая. Мое состояние больше напоминало транс, в который меня погрузили, а вывести забыли.— Почему ты в таком виде?!Голос ворвался в вязкое сознание и принялся рыть в нем траншеи, прежде чем я поняла, кому он принадлежит. Мышцы затекли от неподвижности, и я с трудом, превозмогая боль, смогла повернуть голову к двери. Но Савелий уже сам направлялся ко мне семимильными шагами. Первым делом он натянул на меня халат и завязал пояс так, что я вскрикнула от боли, окончательно скидывая с себя оцепенение.— Кто это сделал?! — снова прорычал он, поднимая за подбородок мою поникшую голову и заставляя взглянуть в его горящие глаза. — Кто привел тебя сюда так рано, да еще и?.. — не договорил он и характерно мотнул головой.Все еще плохо соображая, я см
Где же мои куклы, посудка?.. Почему вокруг только игрушки Витали? Так ведь не честно. И пусть я не собираюсь играть, но приятно смотреть на давно забытые вещи и вспоминать о счастливом детстве.А как я здесь оказалась? Я была… Я была в яме. Воспоминания оживлялись в обратном хронологическом порядке. Яма — бесконечные лабиринты — суд — Савелий… Почему в обратном, я и сама не понимала. Словно кто-то включил перемотку в моей голове. Лента закончилась на том моменте, как Филипп покинул зал. Подлец! Но злиться я сейчас не могла. В голове билась мысль, затмевая все остальные — все закончилось? Все наконец-то позади, и я получила долгожданное забвение, вечную жизнь? Получается, я легко отделалась? Ведь не очень долго и страдала перед смертью. Но почему я оказалась в домике на дереве, из нашего с Виталей детства? Значит ли это, что человек после смерти попадает в то место, о котором чаше всего думает непосредственно перед переходом?
— Только не это! — пробормотала Анна и вскочила с ложа.Она замерла, прислушиваясь к звукам за дверью. А там уже завязалась настоящая драка. Удары чередовались с возгласами боли. Что-то падало, билось о стены… Голоса Савелия я больше не слышала, но догадывалась, кто выйдет победителем в схватке.— Кажется, твой брат пожаловал, — усмехнулась я, испытывая странное равнодушие.Стоит ли удивляться, что он пришел сюда за мной? Такие, как он, не отступают и доводят дело до конца. Для него долг превыше всего. Я так и видела горящие фанатизмом глаза, как он раскидывает тех, кто смеет становиться у него на пути. Настоящий боец! Служитель правому делу!.. Чертов фанатик, без стыда и совести, без элементарных представлениях и морали… приказывают — действует, полностью отключая голову. От злости я даже заскрипела зубами, и реакция моей бедной головы не заставила себя ждать. От боли у меня даже в глазах потемнело.— Он
Я с любопытством вертела головой, временами ловя на себе грозные взгляды Савелия. Но держал он меня крепко, бросать вроде не собирался, а поэтому страшно мне совершенно не было. Напротив, не помню, когда было так уютно. А еще хотелось позлить немного этого сурового носильщика. Иногда я делала специально так, что ему становилось неудобно меня держать. И все ждала его реакции, которая и следовала, но по-прежнему молчаливая. Савелий меня перехватывал поудобнее, прижимал к себе еще крепче и разве что хмурился периодически, бросая на меня такие взгляды, словно обещал, мол, подожди — поправишься, я тебе устрою такую взбучку. Только вот не пугало меня больше это. А напротив заставляло улыбаться, что только злило его сильнее. В такие моменты он если не закатывал глаза, то просто отводил их в сторону, всем своим видом давая понять, что с убогими не связывается.Временами меня пробирал-таки морозец, и тогда я ежилась. И тут же на мою голову ложилась рука Савелия, а лицом я утыкал
На следующий день я проснулась и решила, что все меня покинули. Откуда пришли эти мысли, не знаю, но вдруг стало так тоскливо в тишине дома, которая казалась мне могильной. И если бы не птичий щебет, что раздавался за окном, я бы могла решить, что весь этот мир в одно мгновение умер.Из-за занавески не раздавалось ни звука, хоть еще и было раннее утро, в этом я не сомневалась. Наверное, Агата куда-то ушла, ну а Савелий и вовсе не приходил раньше назначенного времени, когда положено было сопровождать меня в пещеру, на процедуры.Савелий… Почему мысли мои нет-нет, да возвращаются к нему? Не потому ли, что я не знаю, чего от него ожидать, и интуитивно не надеюсь ни на что хорошее. Вот ведь вчера только разговаривали с Агатой, и я поверила ей, что не даст она больше ничему плохому со мной случиться. А сегодня моя душа снова полнится сомнениями и неуверенностью в будущем. Уж лучше бы этот стражник честно сказал, что ему от меня нужно, чем заставлять гадать по его лиц
Взглянув на себя в маленькое зеркало, подаренное Агатой, я невольно опустилась на топчан, почувствовав слабость в ногах. Что стало с моими волосами?! Как я ими гордилась, ухаживала за ними… Куда делся блеск и объем? Только цвет и остался. Но эти поникшие пряди не похожи на ту копну, что была у меня всегда.На глаза навернулись слезы. Вся романтика, рожденная пару минут назад, сразу же улетучилась. Кого я пытаюсь обмануть? Эта бледная маска, что смотрит на меня сейчас из зеркала, с тусклыми волосами, разве может кому-то понравится? И как я могу прихорошиться, не имея ничего под рукой. Ну была бы еще пудра, тушь, помада… А так ведь ничего, разве что нащипать щеки, чтоб горели алым румянцем. Подобная мысль самой показалась смешной. Да и зачем все это?..Тут мне в голову пришла новая мысль, а зачем это мне так необходимо понравиться Савелию? Ведь именно для него я сейчас стараюсь выглядеть лучше. Словно он предложил не просто прогуляться по лесу, а зовет меня
— Постарайся понять его, милая. Не оправдать или простить, а понять…Мы с Агатой сидели возле ярко пылающего очага и пили обжигающий травяной чай. В лесу бушевала настоящая пурга, какие обычно разыгрываются в феврале. Ветер завывал со страшной силой, но внутри домика было тепло. Агата периодически подкидывала дрова в огонь, и он разгорался с новой силой. Мне было даже немного жарко, но от очага не отодвигалась, назло непогоде.— Ведь только представь, как он воспитывался. Молчу про строгость и суровость, но рос он с отцом — еще большим фанатиком чести.Куда уж больше? — подумалось мне. И что значит больше? Значило ли это, что по долгу чести Савелий уже давным-давно должен был убить меня, когда я в первый раз сбежала от Филиппа? Как бы там ни было, он этого не сделал. До сих пор…Уже прошла неделя, когда мы утром вернулись из охотничьего домика Савелия. Агата тогда накинулась на нас с ругательствами, но быстро присмире