Женя
В отсутствие Дорохова я попыталась вспомнить папин мобильный, не вышло. Так повелось, что мы сегодня больше доверяем списку контактов, чем собственной памяти. Зато домашний номер пришел на ум почти сразу. Я позвонила маме. На меня тут же обрушился водопад контрастных эмоций: от слёз до радости.
Оказывается, папа полетел в Ростов, едва узнав, что я пропала. Жил в моей комнате у Валентины Павловны, не давал покоя полиции, поднял на уши всех знакомых и даже обратился в банк, чтобы занять денег на случай требования о выкупе. Но того не поступило.
– Женька! Женечка! – разрывала мне сердце всхлипами мама. – Господи, рыбка моя, мы так испугались! Как ты, доченька?! Говори мне всё, ничего не скрывай!
Женя«Для всего нужно расстояние», – говорила моя бабушка. И была права, театр подтверждает это каждый день: грим вблизи вовсе не настолько же привлекателен, как из зрительного зала, чувства на сцене преувеличены, эмоции – выпуклы, но издалека — правдивы... Вот только расстояние не нужно, когда мчишься на такси, сломя голову, на показ, который может решить твою жизнь в искусстве!– Нельзя ли побыстрее? – спросила я таксиста.– Светофор, – ухмыльнулся он.О, Боже, почему никто никак не изобретёт телепорт!«Театр — это концентрация эмоций, иначе в нём и нет смысла. Поэтому, &nda
ТерминаторЯ хотел проследить, что Кролика Роджера вернули во дворец, к жене и тапочкам, я хотел убедиться, что журналисты сработают, как часы, я планировал рвануть к Жене..., и в результате где-то лежал. Или ехал. Сознание включалось и отключалось мазками. Чужие голоса рядом бормотали:– Контузионное заброневое ранение. Подозрение на мышечное кровотечение и перелом рёбер. Есть крепитация. Гематома. Флотации нет. Константин, Константин, вы нас слышите? Скажите, как вы себя чувствуете?– Хреново, – с сипом выдал я, и всё снова поплыло.– Сколько вам лет?– Государствен
ЖеняЯ повернулась к проёму. Что-то громыхнуло с громким хлопком, и за кулисами посыпались ящики, отлетая от металлических конструкций. Девушки, ожидающие своей очереди для выступления, бросились врассыпную с визгом. Тот, кого я краем глаза приняла за Серёжу, чертыхнулся и принялся собирать сбитые им элементы, подготовленные для сегодняшней оперетты. Это был внушительного роста немолодой рабочий сцены, – видела его множество раз, но не знаю, как зовут. Вечно угрюмый и вызывающий у меня желание обойти седьмой стороной мужчина с глуповатым лицом. Как я могла его перепутать с Серёжей?!Дорохов рявкнул в микрофон, требуя прекратить бардак. Рабочий выглянул и забубнил:– Щас я, щас, наладим всё. Промашка вышла, бывает. Чего так ругаться-то? Не специально же!
ЖеняМы не успели. В холле театра никого не было, съёмочная группа уже уехала. Теперь охранники смотрели на меня совсем не так, как вчера, и во взглядах гардеробщиц умиление сменилось ошарашенным недоумением.О да, а ещё я младенцев ем по ночам! – хотелось крикнуть им.Под папино «Дочурка, а может, не надо? Вот и уедем, давай уедем...» я прошагала, сжав кулаки, к служебному входу.Кабинет Дорохова. Дверь из дуба или сосны? Натуральное дерево. Ещё недели не прошло, как я стояла перед ней и дрожала, жалкая, неуверенная, мечтающая о светлом будущем. Прима? Ха-ха-ха!Теперь мечтать было не о чем, и терять тоже! Ва-банк, чёрт побери, не знаю зачем и крыть мне нечем, но не могу ин
ЖеняНет, мы не поехали в аэропорт, а хотелось. В мутной, нездоровой реальности с запахом валерьянки и вина я что-то ела, может быть, даже торт. Папа говорил, Валентина Павловна тоже. Утешали? Возмущались? Я не слышала.В моей голове гремел оркестр – финальное адажио из «Щелкунчика». Скрипки, басы, виолончели, арфы, торжественные разрешения аккордов, как саундтрек к кадрам из памяти. Вот я падаю на конкурсе в Москве и подворачиваю ногу. А в следующем году там же получаю третье место. Мой первый день в театре, я выскочила не на своём месте в ряду в кордебалете, а потом таращилась, глядя, как Элка с Ирой уминают гамбургер прямо за кулисами в балетных пачках. Выпускной в Академии, когда Ане Трошиной стало плохо, над ней суетилась наша врач, а я думала
ТерминаторВесь день я проспал под уколами, но на следующий Зорин озадачил меня отчётом, будто аудиозаписи ему было мало. Ненавижу бумажную возню! В работе под прикрытием имелись свои плюсы – этой ерундой не приходилось заниматься. Но коли я раскрылся, мне и потеть. На вопрос Зорину, задержан ли я, с кивком в сторону широкоплечих братцев у дверей, полковник сослался на мою безопасность, чем насмешил и заставил ещё больше напрячься. Когда всё настолько «затирают», хорошего не жди.Между процедурами и отчётами я выяснил у хирурга, что теперь на самом деле частично превратился в Терминатора, поскольку мои рёбра скреплены титаном – мол, передовая технология остеосинтеза, которая позволяет быстро восстанавливаться. Я пошутил, что предпочёл бы стать жидкокристаллическим киборгом, тот практичнее — из лужицы сразу
ТерминаторЯ ехал по ночному проспекту и снова думал до скрипа в мозгу. Признание Дорохова было у меня записано в только что купленном телефоне. Что мы имеем?Генерал Линской потребовал, чтобы Дорохов дал срочное интервью с опровержением похищения Кролика Роджера, наговором на Женю и блогера. Генерал практически выдал текст, контакт, кому звонить на телевидении, в обмен на хлопоты о должности для Дорохова в Большом театре или Михайловском и обещании забыть какую-то «провинность».Обычная сделка, которая показывает, что генералу было важно замять скандал с похищением политика любыми средствами. А Зорин говорил о распоряжении «слить» Кролика Роджера сверху. Генерал Линской, его прямой непосредственный начальник. Куда уж выше...
ТерминаторКом в горле. Боль, смешанная с пустотой. В стеклянных глазах давно ничего не было, но я должен был убедиться. Коснулся шеи. Липкий холод вместо живого тепла и биения пульса.– Прости, Максимыч, – одними губами проговорил я.Дышать стало трудно. Прежде чем сожаления и угрызения совести разыграли свою громкую партию, мой мозг выдал сигнал тревоги. Я обернулся. Никого.Первый урок Зорина: надо осмотреть место преступления раньше других. Думай и действуй. Расслабляться нельзя. Осознанно поступив на воинскую службу, ты должен быть воином до конца. И везде.Я сглотнул, перебарывая эмоции, и констатировал: Зорин умер не сейчас. Болью резануло душу. Я сказал себе: позже, мне ну