Не понимаю, как я до сих пор не сошёл с ума. Однако, я понял лишь то, что хочу заботиться об этой несчастной девочке, хочу всё исправить, покаяться хочу, вину загладить. Вот только признаться в преступлении не смог. Кишка тонка. Лучше застрелиться, чем посмотреть в глаза бедняжке и сказать, что это я тот сраный подонок, который тебя сбил, да ещё и под проливным дождём гнить оставил, потому что в этот момент мне шлюха отсасывала, а сам я под кайфом был.
Около суток она лежала без сознания. Но врачи говорят, что состояние пациентки стабильное, опасность миновала. Девушка потеряла много крови и перенесла сложную операцию на ногах. Её кости… буквально собирали по частям. Странно, что она вообще осталась жива.
***
Я настолько сильно привязался к Ане, что даже ночевал на шатком трёхногом табурете, рядом с её кроватью. Потому что боялся… боялся, что ей вдруг ночью станет плохо, а никого рядом не будет. И если, не дай бог, с ней что-либо случиться, я ведь
На следующий день я высказал всё заведующей.Она, естественно, была не в курсе, творящегося здесь беспредела.— Это санитары наши учудили. Потому что у Анечки началась истерика. Она могла себя поранить. Вот они и привязали. — Равнодушно отчеканила мымра, поливая из пластиковой бутылки уродливые кактусы на подоконнике в своём кабинете.Ммм, а кабинетик-то ничё такой!Стеклопакеты, евроремонт. Монитор «Apple». Хорошо так устроилась, кобылка-то. Бедные пациенты там тушёнку не пойми из кого жрут, а она тут кайфует во всю.Ничего. И до неё я тоже доберусь. Не долго вам ваш жирный задок на тёплом местечке осталось просиживать, Наталья Степановна.***Следующие дни прошли более-менее относительно спокойно. Девушка перестала истерить и уже не смотрела на меня, как на дикого волка. Поняла, видимо, что друг я ей, и что мне можно смело довериться. Особенно, когда я спас её от издевок, со стороны полоумных санитаров.
В период тихого часа я читал книги, медицинские справочники и изучал информацию про её болезнь. А ночью до одурения вкалывал на второй и третьей работе, чтобы заработать Ане на операцию, чтобы отправить малышку за границу. Она ведь достойна всего самого лучшего. А я… я жизнью поклялся исправить свои чёртовы ошибки. Ведь если я во всём признаюсь — меня упекут за решетку, отца, естественно, пнут под зад ногой из Госдумы, и кто тогда будет ей помогать?***Сегодня выдался замечательный, безоблачный день, поэтому мы, впервые за месяц, смогли выбраться на прогулку. В парк. Расположенный в шаге от больницы.Сезон дождей закончился, наступила настоящая золотая осень. Разноцветные листья падали нам на голову и приятно шуршали под ногами, когда я, неспешна и очень-очень осторожно катил скрипучую «тележку» по асфальтированной дорожке парка, вдоль густо посаженных деревьев.Аня очень обрадовалась прогулке. Она немного притихла и расслабилась
Аня назвала адрес. Мне пришлось проехать через весь город, в богом забытые чигири ради кота. Ради кота! И ещё… ради этих выразительных, невероятно красивых глаз, цвета бездонного океана.Чего не сделаешь, чтобы избавиться от всепожирающего чувства вины?Ненавижу животных. Особенно кошек. Потому что у меня с детства на них жуткая аллергия.Аня жила в убогой комнатушке, в общежитии, которую ей завещала дальняя родственница. Это дерьмо, вообще, сложно было назвать домом. На вокзале и то условия были намного комфортнее, чем в этой помойке. Ежемесячный коммунальный налог тут был копеечный и приравнивался, например, именно для меня, к разовому посещению элитного ресторана на Тверской. Для меня это был полный шок (после начала работы в реабилитационном центре, естественно) узнать, что подобные трущобы, особенно в столице, вообще существуют.И снова сердце в груди защемило. Мне стало стыдно. Стыдно осознавать то, что я, мудак бессердечный, далёк от реально
— Всё, что я делаю, я делаю ради тебя. Потому что мне так хочется. Обещай, что больше никогда не скажешь нечто подобное.— Обещаю! — не думая, шепчет в ответ, — При одном условии. Если ты меня ещё раз поцелуешь.— Поцелую. Даже не раз. Раз сто поцелую! И каждый день это буду делать, пока твои сладенькие губки не опухнут от моего настойчивого желания. — Улыбаюсь, на все свои тридцать два, поглаживаю большими пальцами её бархатные щеки, скулы, шею... и медленно, направляюсь к груди. Туда, где уже выпирают две твердые и очень сочные ягодки.Она тоже улыбается. И больше не боится. Ни меня, ни своей немощности. Потому что мне плевать. Я люблю её всю. Абсолютно и полностью. И моя любовь искренняя. Я это точно знаю. Я это чувствую. Сердцем своим чувствую. — Денис... я хочу тебя.— Нет. Пока нет. Я ведь могу не сдержаться. Сойду с ума, голову потеряю, когда тебя целиков и полностью увижу. Разорву к чёрту!Она с
У малышки сегодня день рождения. Я очень долго и усердно работал, чтобы купить ей подарок. У меня получилось. Я купил ей телефон и огромный букет алых роз. Надеюсь, понравиться.Погода в этот пасмурный день оставляла желать лучшего. Набросив на голову куртку, я бежал по лужам, возвращаясь с рынка. В одной руке — розы, в другой — свёрток, перетянутый подарочный лентой. Хотел успеть к её пробуждению. Нюта ведь не любит одиночество.Как назло, в пробку попал!До сих пор не могу привыкнуть к общественному транспорту. Такое ощущение, словно нас, живых людей, запихнули в консервную банку, без грамма кислорода, и оставили там мариноваться на долгие сутки.В больницу вернулся только к одиннадцати часам. Моя девочка наверно жутко расстроилась… Хоть бы до истерик дело не дошло.Кстати, врачи наобещали нам успешных прогнозов. Вплоть до того, что через месяц Аня сможет покинуть больницу. Думаю, я успею к этому времени накопить на нормальное
АняЯ очень долго приходила в себя и не могла понять, что со мной случилось. Помню лишь то, что я хотела дотянуться до помады, которую мне подарила на день рождения одна очень хорошая медсестра, но заговорилась, и случайно оставила на тумбочке. А я хотела немного преобразиться для Дениса. Праздник, всё-таки. Красивой хотела выглядеть. Как одна из тех его подружек, с которыми он когда-то сверкал на обложках журналов.А ещё мне всё к чёрту надоело!Денис сказал, что я смогу ходить. Он в меня верил! Только я не верила…Хватит!Я сильная, смелая, упёртая!Ради него, готова на всё.А затем я встала…Желание снова оказаться на ногах меня полностью ослепило. Но у меня получилось! Чёрт возьми! Получилось несколько секунд постоять без поддержки. А потом, на радостях, я не удержалась. И упала.Дальше ничего не помню.Боль. Тьма. Пустота.Когда я открыла глаза, то
— Да ты просто жалкий кусок навоза! — Ну д-да… весь в тебя. К-как там говориться, яблоко от яблони или… ХЗ короче, ну ты понял смы… — Грязный щенок! Да как ты смеешь?! — не успел я переступить порог отцовского кабинета, как сразу же получил жгучую оплеуху, от которой голова дёрнулась набекрень, а шея противно хрустнула. Чертов мудак. Детей ведь нельзя бить! — А детей б-бить, между прочим… — выдавил ехидную ухмылку, одной рукой вцепился в плечо отца, а другой — рефлекторно схватился за сочное вымя Маши. Или Даши? Забыл, как там её звать. Мою новую шлюху на сегодняшний вечер. Эмм… Да не важно. Пусть хоть Саша! Как захочу, так и буду называть. Ей вообще пофиг. Ещё одну сотку в трусы очередной Барби, и она для меня хоть наголо побреется, хоть в зелёный покрасится. Сегодня я барин. А она — моя игрушка. За которую немало хрустящих отвалил, между прочим. Пусть порадуется, девочка, может новый нос себе сделает. —Ты что творишь? Да как ты смееш
Через пятнадцать минут мы уже были за городом.Я знал, что нужно сделать. В первую очередь, избавиться от тачки.Бл*ть!Если батя узнает… он меня точно живьём в бетоне закатает, как своих должников в новом загородном «Спа центре».Сначала я свернул на просёлочную дорогу, затем в лес. Гнал на бешеной скорости. Днище автомобиля полностью счесал о валуны, пришлось по полю гнать, к оврагу.Но что толку-то? Этой тачке тоже конец.Маша снова завизжала, когда мы выскочили из рощи, к оврагу.И снова, естественно, по щам получила.В полуметре от обрыва, я успел нажать на тормоз.— Выметайся! Быстро! — из машины выпрыгнул, к девчонке побежал.Но она будто в статую превратилась. Сидит и не двигается. Лишь в одну точку смотрит. В шоке, наверно.— От тачки избавиться надо! Слышишь?! Ты что, тоже сдохнуть хочешь? Так я тебе это устрою! Проваливай! — заорал, рывком её из машины в
АняЯ очень долго приходила в себя и не могла понять, что со мной случилось. Помню лишь то, что я хотела дотянуться до помады, которую мне подарила на день рождения одна очень хорошая медсестра, но заговорилась, и случайно оставила на тумбочке. А я хотела немного преобразиться для Дениса. Праздник, всё-таки. Красивой хотела выглядеть. Как одна из тех его подружек, с которыми он когда-то сверкал на обложках журналов.А ещё мне всё к чёрту надоело!Денис сказал, что я смогу ходить. Он в меня верил! Только я не верила…Хватит!Я сильная, смелая, упёртая!Ради него, готова на всё.А затем я встала…Желание снова оказаться на ногах меня полностью ослепило. Но у меня получилось! Чёрт возьми! Получилось несколько секунд постоять без поддержки. А потом, на радостях, я не удержалась. И упала.Дальше ничего не помню.Боль. Тьма. Пустота.Когда я открыла глаза, то
У малышки сегодня день рождения. Я очень долго и усердно работал, чтобы купить ей подарок. У меня получилось. Я купил ей телефон и огромный букет алых роз. Надеюсь, понравиться.Погода в этот пасмурный день оставляла желать лучшего. Набросив на голову куртку, я бежал по лужам, возвращаясь с рынка. В одной руке — розы, в другой — свёрток, перетянутый подарочный лентой. Хотел успеть к её пробуждению. Нюта ведь не любит одиночество.Как назло, в пробку попал!До сих пор не могу привыкнуть к общественному транспорту. Такое ощущение, словно нас, живых людей, запихнули в консервную банку, без грамма кислорода, и оставили там мариноваться на долгие сутки.В больницу вернулся только к одиннадцати часам. Моя девочка наверно жутко расстроилась… Хоть бы до истерик дело не дошло.Кстати, врачи наобещали нам успешных прогнозов. Вплоть до того, что через месяц Аня сможет покинуть больницу. Думаю, я успею к этому времени накопить на нормальное
— Всё, что я делаю, я делаю ради тебя. Потому что мне так хочется. Обещай, что больше никогда не скажешь нечто подобное.— Обещаю! — не думая, шепчет в ответ, — При одном условии. Если ты меня ещё раз поцелуешь.— Поцелую. Даже не раз. Раз сто поцелую! И каждый день это буду делать, пока твои сладенькие губки не опухнут от моего настойчивого желания. — Улыбаюсь, на все свои тридцать два, поглаживаю большими пальцами её бархатные щеки, скулы, шею... и медленно, направляюсь к груди. Туда, где уже выпирают две твердые и очень сочные ягодки.Она тоже улыбается. И больше не боится. Ни меня, ни своей немощности. Потому что мне плевать. Я люблю её всю. Абсолютно и полностью. И моя любовь искренняя. Я это точно знаю. Я это чувствую. Сердцем своим чувствую. — Денис... я хочу тебя.— Нет. Пока нет. Я ведь могу не сдержаться. Сойду с ума, голову потеряю, когда тебя целиков и полностью увижу. Разорву к чёрту!Она с
Аня назвала адрес. Мне пришлось проехать через весь город, в богом забытые чигири ради кота. Ради кота! И ещё… ради этих выразительных, невероятно красивых глаз, цвета бездонного океана.Чего не сделаешь, чтобы избавиться от всепожирающего чувства вины?Ненавижу животных. Особенно кошек. Потому что у меня с детства на них жуткая аллергия.Аня жила в убогой комнатушке, в общежитии, которую ей завещала дальняя родственница. Это дерьмо, вообще, сложно было назвать домом. На вокзале и то условия были намного комфортнее, чем в этой помойке. Ежемесячный коммунальный налог тут был копеечный и приравнивался, например, именно для меня, к разовому посещению элитного ресторана на Тверской. Для меня это был полный шок (после начала работы в реабилитационном центре, естественно) узнать, что подобные трущобы, особенно в столице, вообще существуют.И снова сердце в груди защемило. Мне стало стыдно. Стыдно осознавать то, что я, мудак бессердечный, далёк от реально
В период тихого часа я читал книги, медицинские справочники и изучал информацию про её болезнь. А ночью до одурения вкалывал на второй и третьей работе, чтобы заработать Ане на операцию, чтобы отправить малышку за границу. Она ведь достойна всего самого лучшего. А я… я жизнью поклялся исправить свои чёртовы ошибки. Ведь если я во всём признаюсь — меня упекут за решетку, отца, естественно, пнут под зад ногой из Госдумы, и кто тогда будет ей помогать?***Сегодня выдался замечательный, безоблачный день, поэтому мы, впервые за месяц, смогли выбраться на прогулку. В парк. Расположенный в шаге от больницы.Сезон дождей закончился, наступила настоящая золотая осень. Разноцветные листья падали нам на голову и приятно шуршали под ногами, когда я, неспешна и очень-очень осторожно катил скрипучую «тележку» по асфальтированной дорожке парка, вдоль густо посаженных деревьев.Аня очень обрадовалась прогулке. Она немного притихла и расслабилась
На следующий день я высказал всё заведующей.Она, естественно, была не в курсе, творящегося здесь беспредела.— Это санитары наши учудили. Потому что у Анечки началась истерика. Она могла себя поранить. Вот они и привязали. — Равнодушно отчеканила мымра, поливая из пластиковой бутылки уродливые кактусы на подоконнике в своём кабинете.Ммм, а кабинетик-то ничё такой!Стеклопакеты, евроремонт. Монитор «Apple». Хорошо так устроилась, кобылка-то. Бедные пациенты там тушёнку не пойми из кого жрут, а она тут кайфует во всю.Ничего. И до неё я тоже доберусь. Не долго вам ваш жирный задок на тёплом местечке осталось просиживать, Наталья Степановна.***Следующие дни прошли более-менее относительно спокойно. Девушка перестала истерить и уже не смотрела на меня, как на дикого волка. Поняла, видимо, что друг я ей, и что мне можно смело довериться. Особенно, когда я спас её от издевок, со стороны полоумных санитаров.
Не понимаю, как я до сих пор не сошёл с ума. Однако, я понял лишь то, что хочу заботиться об этой несчастной девочке, хочу всё исправить, покаяться хочу, вину загладить. Вот только признаться в преступлении не смог. Кишка тонка. Лучше застрелиться, чем посмотреть в глаза бедняжке и сказать, что это я тот сраный подонок, который тебя сбил, да ещё и под проливным дождём гнить оставил, потому что в этот момент мне шлюха отсасывала, а сам я под кайфом был.Около суток она лежала без сознания. Но врачи говорят, что состояние пациентки стабильное, опасность миновала. Девушка потеряла много крови и перенесла сложную операцию на ногах. Её кости… буквально собирали по частям. Странно, что она вообще осталась жива.***Я настолько сильно привязался к Ане, что даже ночевал на шатком трёхногом табурете, рядом с её кроватью. Потому что боялся… боялся, что ей вдруг ночью станет плохо, а никого рядом не будет. И если, не дай бог, с ней что-либо случиться, я ведь
Через пятнадцать минут мы уже были за городом.Я знал, что нужно сделать. В первую очередь, избавиться от тачки.Бл*ть!Если батя узнает… он меня точно живьём в бетоне закатает, как своих должников в новом загородном «Спа центре».Сначала я свернул на просёлочную дорогу, затем в лес. Гнал на бешеной скорости. Днище автомобиля полностью счесал о валуны, пришлось по полю гнать, к оврагу.Но что толку-то? Этой тачке тоже конец.Маша снова завизжала, когда мы выскочили из рощи, к оврагу.И снова, естественно, по щам получила.В полуметре от обрыва, я успел нажать на тормоз.— Выметайся! Быстро! — из машины выпрыгнул, к девчонке побежал.Но она будто в статую превратилась. Сидит и не двигается. Лишь в одну точку смотрит. В шоке, наверно.— От тачки избавиться надо! Слышишь?! Ты что, тоже сдохнуть хочешь? Так я тебе это устрою! Проваливай! — заорал, рывком её из машины в
— Да ты просто жалкий кусок навоза! — Ну д-да… весь в тебя. К-как там говориться, яблоко от яблони или… ХЗ короче, ну ты понял смы… — Грязный щенок! Да как ты смеешь?! — не успел я переступить порог отцовского кабинета, как сразу же получил жгучую оплеуху, от которой голова дёрнулась набекрень, а шея противно хрустнула. Чертов мудак. Детей ведь нельзя бить! — А детей б-бить, между прочим… — выдавил ехидную ухмылку, одной рукой вцепился в плечо отца, а другой — рефлекторно схватился за сочное вымя Маши. Или Даши? Забыл, как там её звать. Мою новую шлюху на сегодняшний вечер. Эмм… Да не важно. Пусть хоть Саша! Как захочу, так и буду называть. Ей вообще пофиг. Ещё одну сотку в трусы очередной Барби, и она для меня хоть наголо побреется, хоть в зелёный покрасится. Сегодня я барин. А она — моя игрушка. За которую немало хрустящих отвалил, между прочим. Пусть порадуется, девочка, может новый нос себе сделает. —Ты что творишь? Да как ты смееш