Девон медленно брёл по анфиладам пещер, каждая из которых перетекала в следующую, будто гигантская змея свернулась спиралью внутри горы и стала домом для людей.
Поначалу он не мог отличить одних пещер от других: самые верхние занимали Риган и его приближённые, на самой нижней жил он, его ученик.
Казалось, пропасть разделяет их — хотя едва попав сюда, Девон был уверен, что станет ближе к тому, кого ненавидел всей душой.
Каким же он был глупцом… Риган никогда не опасался его. Он никогда не видел в нём ни угрозу, ни врага, ни ученика — просто мальчишку, который полностью зависит от него.
Девон замедлил ход и стиснул кулаки от злости, а когда он остановился совсем, то обнаружил, что в тишине раздаётся негромкий плач.
Он замер, пытаясь преодолеть её, и тут же обнаружил, что в тишине раздаётся негромкий плач.
Девон огляделся, пытаясь понять, откуда исходит звук, и, определив направление, двинулся туда.
Пещеры обманывали е
Дее из дома Горностая исполнился двадцать один год. Впервые по законам друидов она была допущена на священный пир — и так совпало, что именно этот пир был первым, который проводился не в Таре, как во все прошлые века, а в Арме, новой святыне богини Дану.Дея покинула корпус, где обучали детей Дану, более трёх лет назад — в тот день, когда нового наследника старшего Горностая по дороге в Тару, где его должны были искупать в бычьей крови и назвать именем рода — похитили фоморы. Вместе с ним исчезла и его мать. Отец Деи, прежде чем предаваться горю, посчитал необходимым вернуть единственную наследницу в дом — хотя как воину из внутреннего круга Горностаев ему и было дозволено завести троих сыновей, он имел лишь двух детей, и один из них теперь, видимо, был мёртв.Дея восприняла возвращение с равнодушным спокойствием — она никогда не ожидала ни большего, ни меньшего от отца. Оставшиеся три года она навёрстывала упущенное, занимаясь больше стре
Серебряный месяц светил над горной долиной, лёгкими прикосновениями своих лучей скользя по верхушкам священных дубов и осколкам камней у самых вершин.Горстки гостей ещё бродили по долине — кто-то провожал в отдельные кельи жриц, кто-то продолжал искать омелу, заранее срезанную друидами и скрытую среди другой листвы — чтобы, как и было обещано новым жрецом, при помощи неё защитить свой дом.Сам Девон стоял на скалистом карнизе, придерживаясь рукой за ствол изуродованного грозой дерева, и смотрел вниз, на место, которое стало причудливым смешением замыслов Ригана и его собственных надежд.Липкие щупальца кошмара ещё не отпустили его до конца, и там, в провалах пещер, ставших павильонами для гостей, Девон почти что видел, как колыхаются его собственные страхи. Каждая пещера здесь казалась ему той, одной, в которой Риган окончательно завладел его волей и душой.— Вы ещё не спите? — звонкий голос разорвал тишину, рассеивая густое дыхан
— Ну не знаю, Инга, у друидов тоже яйца есть, разве не так?Дея замерла за углом коридора, прислушиваясь. Трёп стражниц туата не очень-то её интересовал — но часто служил источником полезной информации о том, что происходило вокруг.— Есть-то есть, — Инга коротко хохотнула, — только как бы он их тебе в глотку не затолкал….Вторая стражница, Кируна, сердито засопела.— Дурацкие у тебя шутки, Инга. Я с тобой всерьёз говорила!— Да что тут может быть серьезного, а? Втрескаться в Великого Ученика. Он же никого не подпускает к себе.— Никого-никого, — в голосе Кируны послышались высокомерно-довольные нотки, будто она знала что-то, чего не мог знать никто другой, — а по ночам… — и она зашептала что-то Инге на ухо, так что Дея уже не могла разобрать слов. Инга при этом негромко хихикала после каждых нескольких слов.— Что здесь происходит? — Дея шагну
— Маленькая упёртая дурочка.Девон скомкал письмо, которое только что обнаружил у себя на столе. Оставалось только гадать — принесла ли его Дея сама, или попросила передать через слугу, который убирался в покоях друида.Девону не хотелось думать, что кто-то входил в его комнату, пока он спал, однако теперь отрицать этого он не мог.Всё его существо охватила злость, и пальцы ещё более яростно стиснули ломкую бересту, пропитанную соком лесных цветов.Дея нанесла тушью всего несколько рун, но сделала это достаточно тщательно, чтобы Девон задумался о том, где девчонка научилась писать.«Приди». «Древо». «Закат».Девон выглянул в окно. Помимо того древа, на котором располагался пограничный терем Горностаев — а Дея вряд ли имела в виду его - достаточно значимое дерево в округе было всего одно: дуб, возвышавшийся над лесом на несколько человеческих голов.Наглость девчонки, которая смела
Девон сидел на скалистой террасе, куда выходил один из проёмов его личной пещеры, и покручивал в тонких пальцах чарку с вином.Визит к богине не просто расстроил его — он полностью опроверг все его ожидания и разрушил надежды в прах.Дея своей выходкой с охотой — и Девон не мог не признать, что весьма соблазнительной выходкой, которая почти покорила его, если бы не… Своей выходкой Дея навела его на мысль.Ещё до возвращения в Арму Девон отправил распоряжение осмотреть все псарни в поисках собачки — достаточно изящной и достаточно непохожей на остальных собак, чтобы это сразу бросалось в глаза.Когда же он завершил очищение — бессмысленное уже потому, что Дея настояла на очищении покоев, в которых никогда не жила, где её при всём желании не смог бы найти ни один дух — Девон отправился напрямую в Эмайн Маху, намереваясь не только отчитаться о содеянном, но и напомнить богине о том, что она обещала ему за службу.У
В ночь, когда полная луна осветила долину Армы, Девон вышел на террасу, где так часто проводил в одиночестве вечера, однако на сей раз он не был один.Гахарит, старший кузнец Армы, стоял по правую руку от него — в таком же просторном балахоне, одетый как друид.По левую руку стоял Луг, некогда проклятый убийца, лишённый туата, а теперь — глава воинов, подчинённых Ученику.Сам Девон был облачён в свои обычные одеяния цвета ночного неба — в отличие от Ригана, он так и не полюбил роскошь. Зато волосы его украшал головной убор из множества чёрных перьев, который венчала пара оленьих рогов.Девон остановился и встал, как любил стоять, спрятав руки в рукава. Внизу — там, где заканчивалась скалистая стена, горели костры, но от пламени их не становилось светлей — напротив, лишь сильнее приходилось вглядываться друиду, чтобы разглядеть во мраке собравшихся людей.Девон не ожидал, что их окажется так много — он до сих пор
Снова со всех сторон — впереди, сзади, убегая в стороны — тянулись бесконечные коридоры, заполненные темнотой. Холод пронизывал до костей, и Девон чувствовал, как мёрзнут руки, которые он безуспешно пытался спрятать в рукавах мантии.Он не помнил, сколько часов уже брёл в этом лабиринте пещер — одни коридоры сменялись другими, вдали маячил свет, но стоило свернуть в направлении него, как становилось ясно, что это только отблеск какого-то другого света, и источника его Девон определить не мог.Спина болела, а ноги уже начинали заплетаться, но он продолжал брести — не зная, куда идёт, но боясь остановиться, как будто кто-то преследовал его.Смысла не было, и Девон сам понимал, что то, что происходит с ним — всего лишь сон, но проснуться всё равно не мог.Он привалился к стене и зажмурился, в который раз пытаясь вынырнуть из сна, и тут же почувствовал тревогу, обступавшую со всех сторон — там, наяву, был такой же лабиринт,
В первую же ночь Дея простудилась — сквозь пролом в стене, завешенный лишь пологом из медвежьей шкуры, немилосердно дуло. Дея хлюпала носом, стараясь не привлекать к себе внимания Девона, который, казалось, день ото дня становился только злей. Он будто бы специально искал малейший повод, чтобы придраться к ученице и хотя розги больше в ход не пускал, но нашёл другой способ наказывать девушку за мелкие провинности — стоило той уронить склянку или плохо застелить постель, как Девон толкал её к стене, прижимал к камню щекой и, задрав вверх тунику, наносил несколько увесистых шлепков пониже спины.В такие минуты Дея готова была завыть от унижения и ненависти к самой себе, потому что тело откликалось на наказание так же, как на ласку, и сама мысль о том, что руки Девона будут подобным образом касаться её, заставляла вертеться с боку на бок всю ночь.Однако о том, чтобы просить Девона о чём-то или жаловаться на собственное здоровье не могло быть и речи — Де