Выплывая из тяжелых плотных волн сна, качавших ее ночью, Йанта всем телом ощущала тепло. Не духоту, столь частую у нее дома, не жар, от которого сохнут губы и постоянно хочется пить, а именно тепло: правильное, уютное, кутающее в себя тело и душу. Так бывает, когда вокруг прохлада, а ты лежишь под мягким одеялом, как раз настолько плотным, чтобы разнежиться, наслаждаясь дремой.
Боясь спугнуть это чувство, она не шевелилась, слушая, как поскрипывают доски корабля, шумит ветер за окном, перекрикиваются моряки на палубе. Вроде бы все спокойно. Шторм пронесся, оставив глухой отзвук боли: она-то думала, что уже пережила эти смерти, спрятала их в тайник памяти на строго отведенное место — и пошла дальше. Но призраки казались такими настоящими. Умом понимала, что это лишь воспоминания, вытащенные штормом и воплощенные с великим, но извращенным темным искусством. Не настоящие души! Но то рассудок…
Вздохнув, она повернулась на живот, прижалась щекой к подушке из плотной парусины. В Бездну шторм и его призраков. Под одеялом было так расслабленно-хорошо, что тело расплывалось киселем и хотелось раскинуться по постели, одновременно чувствуя негу чистой свежей ткани снизу и пушистого меха сверху. Йанта снова вздохнула — и замерла. Пока она ворочалась, одеяло сползло с плеч — и их, обнаженные, погладила уверенная шершавая ладонь. Ох… Память вспышкой высветила все, что случилось в шторм: как ее, расклеившуюся, будто капризная испуганная девчонка, утешал и нежил этот… Да уж… Грозная огненная ворожея — саму спасать пришлось.
— Сладко спишь, — насмешливо шепнул ей в ухо знакомый голос, и тут же сбоку прижалось огромное твердое тело. — Спи дальше, мне нравится…
Подтверждая слова, драуг ладонью провел по спине, спустился ниже. Уткнувшись в подушку, Йанта вспыхнула, чувствуя, как мозолистые твердые пальцы гладят ее ягодицы, спускаются к бедрам. А ночью эти пальцы между ее ног казались куда нежнее. И если уж на то пошло, ее случайный любовник, успокоив ворожею, сам остался… хм… Йанта снова вздохнула. Поздновато разыгрывать невинность. Да и приятно же… Фьялбъёрн… Его зовут Фьялбъёрн. Нечисть, наглец, капитан самого странного корабля, который… Вот, кстати!
— У тебя необычный корабль, — сказала она, повернув голову и встречаясь взглядом с драугом. — Он будто живой.
— Живой и есть, — хмыкнул драуг, не переставая гладить ее, словно кошку: плечи, ложбинку позвоночника, поясницу. — У тебя чутье, ворожея. А что еще необычного учуяла?
Ну, пусть будет ворожея, раз ему нравится. Так даже проще и спокойнее — знать, что он видит в ней не женщину, а полезное приобретение для корабля. И постель этому совсем не мешает.
— Тебя, — выдохнула Йанта. — А разве у ярла с утра нет дел на палубе? — поинтересовалась она больше для приличия, едва сдерживаясь, чтоб не выгнуться под ласкающей ладонью, и услышала:
— Ты мое дело сейчас. Важнее — нет.
И вот как с ним разговаривать с таким? То ли смеется, то ли всерьез… Бесстыжая ладонь скользнула между бедрами, потянула одну ногу на себя. Йанта резко вдохнула и длинно выдохнула, уткнувшись лицом в подушку. Опираясь на локоть, драуг прижался животом к ее боку, зарылся лицом в волосы, потом медленно лизнул шею сзади. Снова и снова… то вылизывая, то целуя, то прихватывая зубами — осторожно, нежно и уверенно. По телу поплыли горячие сладкие волны, Йанта вцепилась пальцами в мех под собой и едва удержалась, чтоб не раздвинуть ноги еще сильнее.
— Скажи что-нибудь, — шепнул драуг в ухо, ловя его мочку губами, проходя языком по краешку.
— Что, месяц… уже начался? — полноценно съязвить не вышло, голос все-таки предательски дрогнул.
— Одним не отделаешься, — весело пообещали ей сверху, окончательно откидывая одеяло.
Воздух после уютного мехового кокона облил кожу холодом. Йанта протестующе дернулась, но тяжелая ладонь придавила ее между лопаток — не грубо, однако увесисто. А потом губы драуга вернулись к местечку за ухом, прошлись по шее неторопливой цепочкой поцелуев, пока кончики пальцев вырисовывали спирали и круги вниз и вверх по позвоночнику… Хотелось стонать. Только не в подушку, а в раскрытые губы — и чтобы целовал, как делал это раньше, с той же спокойной, тяжелой силой и уверенностью, что ему не откажут. Йанта напряглась, сильнее прижимаясь к постели животом и едва заметно выгибаясь. Кожа спины, на которой не осталось ни одного не обласканного местечка, пылала, а драуг снова принялся гладить ей изнутри бедра, не переставая целовать в шею. Когда пальцы скользнули глубже и выше, к самой промежности и внутрь, где уже было горячо и мокро, Йанта вцепилась зубами в подушку, чтобы все-таки не стонать. Просто так, из упрямства.
— Ты как лучшая флейта, что я слышал, — шепнул ей снова в ухо драуг. — Серебряная, из сказаний про юного фоссегрима[1]… Коснутся губами — отзываешься всем телом. Сыграешь для меня?
И, не дожидаясь ответа, потянул, разворачивая к себе. Покорно повернувшись, Йанта закрыла глаза, прижалась всем телом, уткнулась лицом в сухое горячее плечо. В живот ей упиралась возбужденная плоть, и от предвкушения повело, скрутило сладким спазмом, когда Фьялбъёрн, просунув руку между их телами, приласкал ее лоно, а потом откровенно потерся об него. Шелковистая кожа его мужского орудия, грубоватая, жесткая — пальцев. Контраст был таким ярким и правильным. Проклятье, да в нем все было правильным: запах моря от кожи и волос, узкие требовательные губы, валуны плеч… Не прекращая дразнить пальцами уже изнывающее лоно Йанты, драуг уложил ее спиной на постель, вплел пальцы свободной руки в волосы, колено просунул между бедрами. И все это медленно, словно исследуя… Он и правда настраивал ее, будто диковинный музыкальный инструмент, слушая, как отзывается под пальцами и губами чужое тело. И Йанта открыла глаза, глянула в нависшее над ней лицо, пьянея от накатывающих волн удовольствия. Поерзала, ложась удобнее, и обняла бедрами раздвинувшее их колено. Облизала губы, поймав восхищенный горячий взгляд…
— Я лучше флейты, — шепнула, улыбаясь. — Она может только отозваться, но не станет играть сама…
И для начала потянулась к обветренным губам на странном, таком непривычном лице. Коснулась легонько и, не давая прижаться сильнее, качнулась назад лишь затем, чтобы провести кончиком языка по нижней губе любовника. Хочешь сыграть? Ладно, буду флейтой. Но не только ты умеешь играть на флейте чужого тела, Фьялбъёрн Драуг… И снова — к губам.
В этот раз отодвинуться уже не вышло. Прижав ее затылок ладонью, драуг ответил, раздвигая языком губы, лаская их изнутри, толкаясь вглубь. Все с той же мучительной неторопливостью окончательно завалил на постель, лег сверху, опираясь на локти по обеим сторонам плеч Йанты. Оторвался от губ… Посмотрел. Все это было так, словно они давние любовники, знающие друг друга до самых укромных уголков, самых тонких откликов тела. Так, словно они привыкли просыпаться в одной постели и вот так ласкаться, заботясь друг о друге больше, чем о себе.
Пытаясь отдышаться, Йанта смотрела в странные глаза: такие разные, но одинаково необычные. Узкий подбородок, орлиный нос, четко и правильно очерченные губы, что только что целовали ее. Шрам, уродующий красивое гордое лицо. И седые волосы, выбеленные то ли временем, то ли бедой.
— Что, нравлюсь? — услышала насмешливый шепот, несколько мгновений с трудом осознавая его смысл.
— Нет, — ответила она совершенно честно и добавила, глядя в мгновенно темнеющий грозой взгляд: — Когда нравятся — все иначе. А я, кажется, просто с ума сошла. Знаю же тебя всего ничего…
— Вороже-е-ея, — непонятным тоном протянул Фьялбъёрн и хищно ухмыльнулся. — Придется узнать получше.
Склонился, повел дорожку поцелуев от виска к уголку губ и, не касаясь их, снова к другому виску. Потом все-таки поцеловал в губы, глубоко, сладко, властно. Йанта, подчинившись, сама ласкала языком чужой язык и простонала рот в рот, когда пальцы чуть отодвинувшегося драуга снова толкнулись внутрь. Впрочем, толкнулись совсем легко, не пытаясь проникнуть вглубь, лишь намекая. И тут же Фьялбъёрн руку убрал, снова проведя по ее раскрывшемуся, готовому принять его лону своей возбужденной плотью, дразня, почти издеваясь.
— Давай уже! — взмолилась Йанта.
Нетерпеливо подалась навстречу. Раздвинула ноги, согнув в коленях и подтянув повыше. Но драуг не торопился. Снова погладил пальцем, затем, через пару минут томительно-сладких ласк внутри, добавил второй… Йанта облизнула губы, глядя в каменное лицо сверху. Только глаза жили на этом лице, причем оба: один смотрел в явном мире, другой — в магическом. Потянулась, обняла одной рукой за плечи, второй обхватила ниже. Погладила бугрящиеся под ладонями мускулы. Ахнула, когда жесткие, но ласковые пальцы задели самое чувствительное местечко, задержались там, нежными медленными движениями заставляя изнемогать от волн удовольствия.
— Как ты хочешь? — шепнул Фьялбъёрн, гуляя умелыми губами по подставленному ею с готовностью горлу. — Так или на животе?
— Все… равно, — выдохнула Йанта. — Только… скорее.
Усмешку драуга захотелось стереть с губ то ли оплеухой, то ли поцелуем — и она выбрала последнее. Прижалась, плавясь в широких надежных ладонях, притиснутая к постели, напряженная, как тетива перед выстрелом. Всхлипнула, чувствуя, как раздвигается ее плоть, но легкое неудобство тут же исчезло, смытое ощущением восхитительной заполненности.
В этот раз опять все было иначе. Не лихорадочно-горько и страшно, как в первый раз после боя, когда ее не любили, а спасали. Не безумно-отчаянно, когда во второй раз она пришла сама, чтоб заглушить тоску чьими угодно поцелуями, лишь бы рядом был хоть кто-нибудь. И даже не так, как было этой ночью: нежно, почти целомудренно — снова лекарством, а не любовью. Сейчас Фьялбъёрн, пожалуй, впервые брал ее по-настоящему. Медленно, очень медленно, давая привыкнуть, распробовать чужое тело, как до этого вкус поцелуев. Толкался внутрь до самого конца, замирал там на высшей точке полноты и еще медленнее скользил обратно, почти выходя наружу.
Вцепившись пальцами в каменные плечи, запрокинув голову, Йанта сначала кусала губы, чтобы молчать, потом и этого не смогла, потому что на каждом невозможно медленном толчке ее целовали, скользя между стиснутых губ кончиком языка, раскрывая их так же, как ее плоть внизу. Первый стон вышел приглушенным, а потом она сорвалась, уже в голос вскрикивая при каждом толчке и поскуливая на обратном движении. Если это могло на что-то быть похожим, то разве что на волны, качающие их прямо сейчас вместе с кораблем. Бесконечный прибой, раскаленный, тягучий, выбивающий дыхание вместе со стоном. Если бы драуг хоть раз толкнулся быстрее и сильнее, как ей теперь хотелось, все закончилось бы в тот же миг, но он тянул, не позволяя достичь вершины страсти слишком быстро — и за это Йанта одновременно ненавидела его и была безмерно благодарна…
— Мне нравится… как ты… стонешь, — послышался рваный шепот у ее губ.
И это оказалось последней каплей.
Вскрикнув, Йанта выгнулась, бесстыдно обхватывая ногами спину, качающуюся над ней в такт волнам. Выстанывая что-то невразумительное, извивалась в пределах той крошечной свободы, что позволили чужие руки, губы и тело. Насаживалась сама, изнемогая, теряясь в прибое сладких судорог, накрывших с головой, пока одна из них не скрутила ее целиком, так, что в глазах потемнело и воздух вокруг закончился.
Когда излился драуг, она даже не поняла. Просто очнулась, лежа в его объятиях, мокрая, беспомощная, хватающая ртом воздух. По внутренней стороне бедер стекало горячее, каюта пропахла ими обоими и тем, что в ней происходило, и это было совершенно правильно и восхитительно.
— Воды, — прошептала Йанта пересохшими губами. — Воды, полотенце, и где же ты такой раньше был, чтоб тебя…
Вместо ответа Фьялбъёрн протянул ей маленький кувшин, стоявший до этого у кровати. Подождав, пока напьется, плеснул остатками воды на полотенце, висящее у изголовья, парой умелых движений стер семя с ее ног, вытерся сам. Так же, не говоря ни слова, опять сгреб в объятия. Лежать, ощущая его всем телом, расслабившись и только сейчас полностью отдавшись, было странно и непривычно. Опять же, в прошлые разы ей либо было не до удовольствия, либо она засыпала сразу, как оглушенная, едва достигнув высшей точки. Пошевелившись, Йанта устроилась удобнее, положив подбородок между плечом и шеей любовника, обняла, прижалась, чувствуя, как ее волосы гладят и перебирают свободной рукой, пока вторая не дает отодвинуться — да она и не собирается, кстати.
— Спасибо, — сказала негромко и уточнила несколько мгновений спустя: — За шторм…
Вместо ответа драуг только обнял ее крепче, зарылся лицом в волосы.
— Можно спросить?
— Попробуй, — коротко отозвался Фьялбъёрн.
— Там, на палубе, когда я спросила, с кем ты был раньше, — не стоило, да?
— Да, — еще короче уронил драуг.
— Прости, — вздохнула Йанта, касаясь губами ямки на плече. — Мне жаль, правда…
— Мои призраки не приходят в шторм, — сказал драуг, и по голосу Йанта поняла, что его губы тянет злая усмешка. — Не знаю, к добру это или к худу. Пока нет призрака — есть надежда. Но от этого не легче.
— Они же не настоящие, — помолчав, то ли сказала, то ли спросила Йанта. — Не могут это быть они…
— Конечно, нет. Это только боль и вина, которые шторм тянет наружу из души. Сама поняла или почувствовала?
Йанта ухитрилась пожать плечами.
— Никто из них не сказал бы мне такого. Ни в одном из них не было… гнили. И если бы я могла уйти вместо любого…
— Да, — уронил драуг, крепче прижимая ее к себе. — Я верю.
Потом она все-таки задремала. И уже сквозь сон слышала, как корабль все сильнее качает из стороны в сторону, как, мягко и осторожно разомкнув объятия, драуг отодвигается, шуршит одеждой, как закрывается за ним дверь каюты.
* * *
Ворожея показалась на палубе часа через три. Фьялбъёрн не сразу ее заметил, разговаривая с плотником о ремонте после шторма. Волны-то, в отличие от призраков, были самыми настоящими. Повернулся — и увидел у борта знакомую фигурку. Что-то сказав Лираку и склонив голову, ворожея подала ему нож, и Лирак, ухмыльнувшись, забрал клинок. Дружески хлопнул девушку по плечу и повел куда-то. Надо же...
Впрочем, его небесный подарок неглуп и учтив, отчего бы ей и не поладить с командой. Если, конечно, те чуть придержат языки, а гостья не будет вспыхивать от каждого острого словечка. Хорошо еще, не видит, как пялятся все, мимо кого она проходит. Нельзя осуждать за это ребят — посмотреть есть на что. Легкими шагами ворожея скользила по палубе, словно не касаясь ее. Не ходит — танцует. А смоляную копну снова заплела, теперь в одну широкую косу немного ниже пояса.
Фьялбъёрн вспомнил, как выгибалось в его руках стройное, нежно круглящееся в нужных местах тело, как горела под поцелуями тонкая шелковистая кожа. И как его пальцы расплетали косы, распуская по голым плечам и спине… Передернул плечами, отгоняя видение, от которого сладко потянуло в паху — не хватало еще прямо на палубе всем показать такое. А ворожея опустилась на колени у борта, где при их первой встрече стоял проклятый богами и людьми веденхальтия.
Это уже было интересно. Фьялбъёрн пригляделся. Проведя рукой над палубой, девушка что-то спросила у Лирака и, дождавшись ответа, кивнула. Потом застыла изваянием, только пальцы шевелились, будто вытягивая что-то из воздуха. Если представить, что это нити… Да, очень похоже…
Фьялбъёрн сделал несколько шагов ближе и остановился — ворожея предупреждающе подняла руку.
— Не подходи пока, — уронила напряженно, склонив голову набок. — Следы перепутаю…
На коленях она уже не стояла, а сидела, закрыв глаза и держа руку над палубой, где Фьялбъёрн, присмотревшись, увидел плохо отмытое темное пятно. Так… драить кому-то палубу вне очереди раз пять.
— Он следилку повесил, ты представляешь? — возмущенно вопросила вдруг Йанта, распахивая глазищи под длинными пушистыми ресницами. — Я только сейчас заметила! Уходил с дракой, а следилку оставил!
В ее голосе слышалась злость. И еще азарт, хорошо знакомый Фьялбъёрну. Азарт охотника и воина, признающего, что противник в чем-то обошел, достойно ответил на удар. Хороший азарт, правильный.
— Что за следилка? — поинтересовался Фьялбъёрн, подходя.
— Чары такие. Что-то вроде маяка. Он теперь знает, где мы.
Плохо. Очень плохо…
— Снять можешь? — быстро спросил Фьялбъёрн.
— Могу, — усмехнулась ворожея. — А могу усыпить и не просто снять, а оставить где-нибудь. Например, на бочонке, выброшенном за борт, — найдется такой? Пока ваш водяник поймет, что его надурили…
— Это еще лучше, — кивнул Фьялбъёрн. — А если не на бочонке, а на земле? На острове, например.
— Вокруг корабля должна быть вода. Это чары могут распознать. И вряд ли он поверит, что ты вытащил корабль на сушу. Но можно — возле острова.
— Отлично. А услышать нас сейчас он не может?
— Ты думаешь, я бы тогда трепала языком вслух? — возмущенно изогнула тонкую бровь девушка и улыбнулась: — Не может. Я ниточку пережала, прежде чем говорить. Думаю, и раньше не мог, но лучше не проверять. И когда только успел… Кто он вообще такой? Водный дух?
— Позор всех веденхальтий, — буркнул Фьялбъёрн.
Посмотрел на теплый плащ, плотно облегающий плечи, засветившиеся наконец-то живым блеском глаза, нож на поясе, хм… Полы плаща ворожея запахнула небрежно, и на ее плетеном из серебряных колец поясе красовался подаренный в первую ночь ярлунгский клинок. Только сапожки совсем тонкие, не для севера. Надо ей обувку потеплее найти: сама, похоже, ни о чем не попросит. Одним гибким движением поднявшись, ворожея отряхнула колени. Больше из аккуратности — палубу на «Гордом линорме» начищали на совесть. Вот только пятно.
— Пятно видишь? — повторила его мысли Йанта. — Прикажи, чтоб не смывали пока. Он там свою кровь оставил — может пригодиться. И заклятие в нее же вплетено. Ничего, я с ним еще поиграю. Оставить свою кровь — он и понятия не имеет, сколько всего с ней можно сделать.
Усмехнулась хищно и радостно. Подошла, оперлась руками о борт, стоя вполоборота к Фьялбъёрну. Сказала негромко:
— Там полоска. Острова или тучи?
— Острова, — ответил Фьялбъёрн. — Мы идем к ним.
— Это те, на которых я не захотела бы остаться, а ты — меня оставить?
Голос у нее был легкий, спокойный, но Фьялбъёрн насторожился, словно по воде в ясный день пробежала особая рябь, что предвещает внезапный шторм.
— Еще не те. На этих остаться можно, если поладишь с Морским народом, — сказал равнодушно.
— А я думала, что ошиблась тогда, — пробормотала девушка и пояснила, вглядываясь в море. — Я эту полоску увидела, когда на корабль попала. Но она за три дня ближе не стала…
— Штормом отнесло, — пояснил Фьялбъёрн. И не утерпел: — Так это к ним ты плыть собиралась?
Вместо ответа ворожея фыркнула совсем по-кошачьи, снова усмехнулась, вглядываясь вдаль. Поправила нож на поясе в неплохих, но далеко не достойных такого клинка ножнах — где только раздобыть успела? Повернулась, глянула Фьялбъёрну в глаза надменно, словно дочь конунга, разомкнула губы:
— Я взяла у тебя оружие и плащ, Фьялбъёрн Драуг, я ем твой хлеб и делю с тобой кров и тепло. И у меня нет привычки сбегать по-воровски. Если решу уйти — ты узнаешь первым. Но я все еще должна тебе, и этот долг велик. И твоему кораблю с его командой я тоже должна. Посему твой бой — и мой тоже.
Говорила она негромко, разве что Лирак, так и стоящий шагах в пяти, услышал. Но тот, кажется, слышит все и всегда, будто у них с кораблем одни уши на двоих. А вот «Линорм» услышал точно. Палуба под ногами вздрогнула, не сильно, но заметно. А потом ворожея глубоко вдохнула — и длинно, восхищенно выругалась на незнакомом языке. Фьялбъёрн, не понявший ни слова, мог бы поклясться уцелевшим глазом, что ничем, кроме ругательства это быть не могло — очень уж знакомый тон. Должно быть, люди всех миров ругаются одинаково: что на небесах, что на земле, что на море. И слишком внимательно, совершенно иначе ворожея оглядывала теперь палубу, задерживаясь взглядом именно там, где кто-то из моряков занимался своим делом. Большинство, кстати, эти дела побросало, почуяв дрожь корабля и правильно сообразив, кто виновница. Смотрели на них с Йантой…
— Добро пожаловать на «Гордый линорм» еще раз, — ухмыльнулся Фьялбъёрн. — Похоже, он тебя признал.
— А-а-ага, я заметила, — слегка оторопело согласилась девушка. — Ну, хоть не все кракены…
— И даже драуг только один, — в тон ей подсказал Фьялбъёрн.
— Хвала богам, — отходя от удивления, язвительно откликнулась Йанта. — Мне и одного… хм… хватает. Но как?
— Лирак тебе расскажет. Или спроси кого-то из команды, раз уж теперь их видишь.
Фьялбъёрн протянул руку, поправил сбившийся воротник плаща под шелковистой черной косой. Медленно, напоказ. Команда у него зубастая, но даже до самого недалекого теперь должно дойти: девушка — его. А кто не поймет — найдется, кому объяснить. Впрочем, здесь не принято спорить ни с ярлом, ни, тем более, с кораблем, раз уж тот сам решил принять нового члена команды, не дожидаясь воли Гунфридра. Фьялбъёрн и не помнил такого, хотя знал, что бывает. Посмотрим, как ты уживешься на «Линорме», небесное диво. Теперь, когда острова Морского народа все виднее на горизонте.
[1] Фоссегрим – дух воды или леса, умеет чарующе играть на флейте.
«Чтоб ты провалился до самого днища, — мрачно пожелала Йанта, глядя вслед удалявшемуся бодрой походкой драугу. — Вроде ж только коснулся, а по коже как разряд ледяной молнии проскочил. Проклятые мертвецы, не разобрать, что у них на уме».Из-за серых туч пробивалось солнце, корабль мягко покачивался на волнах, моряки сновали туда-сюда, выполняя поручения одноглазого ярла. Сейчас, когда Йанта, наконец, могла их видеть, стало ясно, что команда «Линорма» ничем не отличалась от обычных людей. Разве только чувствовалось, что они давно уже… мертвы.— Эй, рыбка, не стой на палубе, как Морской Скиталец среди Маргюгровой пучины, — раздался со спины веселый голос Лирака, — не ровен час, потом и не найдем!Йанта развернулась и встретилась с взглядом задорных голубых глаз моряка. Тот ей подмигнул:— В южных краях таких тварей не водится, а у нас — на выбор. Даже капризная ванханенская девица буде
…развернуть, прижать к себе, посмотреть прямо в глаза. Черные-черные. Что Мрак в сравнении с ними? Так, ничего, нелепое пятно. А в твоих глазах — огонь. Он полыхает, как черное солнце, зовет на разные голоса: нежные, страстные, игривые. И ты зовешь. Едва приоткрытыми губами, гибким телом, рассыпавшимся по плечам шелком волос, в которые так и хочется вплести пальцы и сжать посильнее. Не до боли, но чтобы не смогла вырваться. И бесконечно смотреть в эту дивную черноту глаз. А потом резко опрокинуть на кровать и вжать всем телом, чтоб и двинуться не сумела. Услышать приглушенный выдох и почувствовать, как твои ладони скользят по моим плечам. Увидеть… нет, скорее почувствовать улыбку на твоих губах, задохнуться от запаха полыни и мускуса. Мое. Моя. Никому не отдам.Фьялбъёрн открыл глаза и бесшумно вздохнул. Приснится же. Не шевелясь, прислушался к плеску волн. До рассвета еще час или около того. «Гордый линорм» шел тихо и быстро, значит, погода не
На палубе заорали совсем уж оглушительно, корабль качнулся, приподнялся и накренился. Громогласно прозвучал совет ярла утопиться всем безруким пожирателям падали, не способным привести корабль к волне, а кто слишком глуп даже для того, чтоб утопиться, тому он сам… Дальше последовало что-то непонятное, воспринимаемое по смыслу, — спасибо магическому дару — но в точности не переводимое. Йанта мечтательно улыбнулась. Да… Почти жаль, что до вечера еще далеко, и Фьялбъёрн наверняка будет слишком занят на берегу. Сейчас бы затащить его в каюту да выспросить, что означает это завернутое, как клубок кракеновых щупалец, выражение. Для начала, разумеется. А потом — спросить про мерикиви. Например, не встречались ли они раньше, очень уж странно, что янтарная магия чудесницы интересовалась только Йантой, к драугу же золотые вьюнки потянуться и не подумали.Ну и неплохо бы узнать, что делать ей, пока Фьялбъёрн отправится во дворец местного владыки. Можно ли
Смоляной шелк тек сквозь пальцы Фьялбъёрна, мягко грел ладонь, так и звал сжать руку, чтобы в очередной раз убедиться, что это не сон. Йанта дышала тихо и спокойно, обнимая драуга, прижимаясь щекой к плечу. Интересно, она хоть шевелилась ночью? Или как заснула, так и всю ночь проспала?Не прекращая поглаживать девушку по волосам, Фьялбъёрн смотрел на темный потолок. Ему сна требовалось куда меньше, чем живому человеку. Раньше мог и неделями не спать, но теперь, согретое чужой жизненной силой, тело вспоминало, как быть живым. А все ворожея… Сейчас бы разбудить и заласкать, повторить вчерашнее, сделать так, чтобы громче просила не останавливаться.Драуг вздохнул, губы сами искривились в ухмылке. Не выдержит же. Да еще и обидеться может, что ярл не в состоянии придумать ей занятия поинтереснее.Фьялбъёрн коснулся губами виска ворожеи. Та улыбнулась во сне и прижалась крепче. Нарочно, что ли? Нет, не удержаться.Он осторожно отвел руку от волос Йанты и
К могиле мертвеца, вставшего драугом, Йанту провожали с почестями — чуть ли не все пировавшие бросили угощение и теплый безопасный дворец, чтобы посмотреть, как ворожея с «Линорма» будет сражаться с тварью. А может, боялись, чтобы не сбежала дорогой? Плотное кольцо мрачных вооруженных людей растянулось по дороге на пару дюжин шагов, и Йанта только вздохнула. Будь она нечистью, сейчас бы забилась подальше от такого количества гостей.— Раньше вы облавы устраивать не пробовали? — спросила она у Фрайде, шагающего рядом.Почти полная луна сияла с черного неба белым кругом, словно вода в бездонной проруби замерзла ледяным диском. Йанта слегка поежилась. Плащ у нее был теплейший — спасибо Бъёрну — но мороз хватал за уши и щеки, напоминая, кто здесь страшнее самой лютой нечисти. Только дай слабину, окажись вдали от жилья без надежной зимней одежды и обуви, без кресала и трута, без веток для костра… Север не прощает малейшей опл
— Пощадите, господин дроттен, — сказала Йанта, улыбаясь почти с той же легкой любезностью, что и в начале этого дурного вечера. — Признаться, разговор с вашим бывшим подданным выдался не из простых. Мне бы отдохнуть, а то глёг завершит то, что не вышло у нежити, и «Гордый линорм» останется без ворожеи.Вокруг толпились люди, не давая просто уйти, а какой-то безмозглый сын каракатицы заорал, что победительницу чудовища следует чествовать до утра и непременно послать за музыкантами, чтоб уж праздник — так праздник! Его радостно поддержали — с любой дуростью непременно кто-то согласится — и уже начали сдвигать столы к стенам и менять свечи…— Празднуйте на здоровье, — бросил Фьялбъёрн, не пытаясь перекричать нарастающий шум, но тот вдруг сам собою стих, и следующие слова раскатились почти в полной тишине. — Хоть до утра, хоть до следующей зимы. А мы идем отдыхать. Бо, моя спальня там
Метель хохотала, отчаянно веселилась, мчалась на белых конях, что смотрели вперед застывшими, словно лед, глазами. Завывали снежные приспешники, перекрикивались нечеловеческими голосами — смесью рева ветра и плача непогоды. Привстала Метель на колеснице, свистнула залихватски так, что уши заложило у всех в округе, и помчалась вперед. Вслед ей понеслись Мороз и Стужа, ни на шаг не отставая от своей госпожи.Острова-Призраки встретили вьюгу покоем и смирением. Впрочем, как и всегда. Ведь почти не бывает здесь солнечных дней, солнце редко балует местных теплом и лаской. Но люди привыкли к холоду и пасмурному небу, привыкли к дождям, пурге и ледяному северному морю, таящему в глубинах затонувшие корабли и чудовищ. Последние иногда выползали на берег, задумчиво смотрели на деревеньки блеклыми глазами и переговаривались на странном булькающем языке, который не дано понять ни одному человеку.Порой на самом большом острове чудовищ собиралось очень много. Особенно за нес
— Йанта! Йанта!Но голос будто ударился о невидимую стену и рассыпался на пол уродливыми осколками. Еще миг Фьялбъёрн не мог понять, что происходит, а потом вскочил на ноги, расплескав из купальни воду.Йанта только что была здесь, в его руках, такая горячая, расслабленная и страстная. А теперь…Внутри закипала ярость. Неистовая, безумная, кипящая, словно лава подводного вулкана Исъяйталь, чутко дремлющего в северном море. Ярл попытался прислушаться к пространству, ощутить чужую магию, однако ничего не вышло. Сплошная пустота. И еще немного — холод. Будто кто-то приоткрыл дверь и впустил в жаркую купальню морозный воздух.Фьялбъёрн нахмурился. Холод… Конечно, он тут кругом, сам драуг порой тоже источает его. Только вот не обычный, а смертельный. Этот же… вроде бы на магию смерти не похоже. Но тогда откуда он?Мысли спутались. Беспокойство о ворожее плескалось в крови, обжигающим вином туманя здравый смысл и ра