С замиранием сердца я поставила на простой деревянный столик в алькове большую белую коробку. Даже пусть мне было обещано десять свадеб, самая главная будет сейчас, самая первая и настоящая! Каким оно будет, моё платье? Я дотронулась до крышки нерешительно.
«Наверное, оно мятое? Где в церкви брать утюг и гладильную доску?» – подумалось мне не к месту.
Казалось, там, под картоном спрятано всё, что видит во мне мой любимый мужчина. Это волновало ещё сильнее. Какой я буду для него? Роковой? Как танцовщица танго? Эротичной? Элегантной? Изящной? Я не могла представить и отчего-то тянула время.
Постучались. Вошла Мария. Стала рядом, отражаясь в зеркале во весь рост – высокая, стройная, красивая, а я, маленькая, со своими кудряшками показалась какой-то мультяшной. Просто гном Вася в юбочке и на каблуках... Смешно до слёз! И ещё стр
Никогда не объявляйте о празднике в Венесуэле, если вы не готовы к красочному безумию и барабанам из-за угла! А уж если в руки смуглолицым улыбашкам из промо и маркетинга попадает даже скромный бюджет, спасайся, кто может! От флажков и цветных лент у меня рябило в глазах.Девицы даже перила лестницы на второй этаж не пощадили: переплели, как косички, радугой. Кто бы подумал, что здесь всего два дня назад была забастовка! Сегодня на головах вчерашних недовольных красовались бумажные шляпки – однотонные и такие, будто их роняли из одного ведра краски в другой, дьявольские рожки, зелёные ушки, блестящие маски, конусы из полосатой фольги. Поверх деловых галстуков и более распространённых футболок любого цвета красовались ни разу не серьёзные бумажные гирлянды.Представьте важного усатого сеньора из отдела качества с вереницей крупных оранжевых бабочек на тёмно-синей рубахе и серой
Я поправила простыню. Совершенно непонятно было, куда девать ногу в гипсе: набок положишь – ноет, прямо – тоже. Чего только я не перепробовала! Заснула, вообще свесив загипсованную, будто в валенок, лодыжку с кровати. Но днём так не повисишь. Я не находила себе места: сажусь – голова кружится, шею ломит, лягу, покручусь с боку на бок, и не могу больше! Не валяшкинский у меня характер. Хотелось вскочить и бежать на завод, ещё куда-нибудь! Как же весь мир без меня? И подвиги? А вылежать надо целую неделю, как врач велел!Я вздохнула и неловко сползла на подушку. В окно по солдатски скромной палаты виднелись лишь серые стены домов и уголок ясного неба. Я старалась не думать о том, что случилось вчера, но перед глазами то и дело возникала насыщенно-красная морда грузовика с жёлтыми надписями и смуглые, толстые пальцы на руле.
Полированная дверь цвета махагона открылась. Вошёл долговязый, с залысинами, уносящими лоб куда-то аж под темечко, Майк Девенпорт. Нахальная улыбка припудрена наносным уважением.– Разрешите, сэр?– Заходи, парень, – ответил Уилл Баррел, развернувшись к визитёру в своём высоком кресле. На троне из дорогой чёрной кожи, за монументальным дубовым столом, больше подходящим королю ужасов — Стивену Кингу, пергаментный старичок в жёлтом пиджаке и алом галстуке-бабочке смотрелся бы нелепо, если бы не серые глаза. Цепкий взгляд готовой перекусить хребет акулы. Самого ушлого проберёт. – Секретарь сказал, что вы хотели поговорить. Это большая честь для меня! – льстиво пропел Майк. – О чём, мистер Баррел?– Прикрой дверь.
От Джека пришло сообщение в Whats Up: «Люблю тебя, малышка. Всё хорошо!» Этого как раз и не хватало, чтобы я окончательно почувствовала себя в раю. Нога, если её не шевелить, не болела, шею мне то и дело массировала мама Джека умелыми пальцами. Какая же она была добрая! И красивая! Просто не явно, как, к примеру, королева Меделин, а изнутри: красота миссис Рендальез была в искренней улыбке; в лучащихся светом глазах, в морщинках на смуглой коже; в простых, неизящных руках, которые постоянно что-то делали; в ласковом тепле, которое она излучала столь щедро.Мне было хорошо с новой «мамой», и ничуть не волновало то, что Джек ни капельки был на неё не похож. Он прекрасен сердцем, как и она, и его юмористка-бабушка, пропахшая табаком. Вот что было важно!А как они
«Абонент находится вне зоны доступа, перезвоните позже»... – сказала мне ненавистная автоматическая женщина в триста сорок пятый раз, и я в сердцах отбросила телефон на кровать.– Тань, – позвала я подружку, – давай такси вызывать.– Не придумывай, тебе нельзя вставать.– Я чувствую сердцем, с Джеком что-то случилось. И опять из-за этой Меделин, – воскликнула я. – Надо где-то достать инвалидную коляску. Или костыли. Потом на такси и в Нью-Йорк!– В какой ещё Нью-Йорк?! – пробасил из коридора мой любимый голос, и в дверях появился Джек. Весь серый, мокрый от пота, с пальто под мышкой и закатанными по локоть рукавами.– Джек! – радостно под
С улицы, из-за светлых занавесок доносились солнечные латинские ритмы. Самый главный человек на свете сказал «Агу» и потянул в рот крупный розовый опал, венчающий моё колье. От макушки моего счастья пахло молоком и радостью, и не было ничего на свете красивее нежных-нежных, пронизанных светом смугленьких розовых щёчек, чистого, высокого лобика, розовых губок, так легко складывающихся в улыбку, и так искренне взлетающих вверх от удивления бровок. Мы уже поспали и покушали, и потому я поцеловала крупную ручку, аккуратно забрала «не игрушку» и спросила:– Пойдём к папе, китёнок?Паблито обратил на меня свои большие, лучистые, карие глазки с длинными, завивающимися ресничками на зависть мисс Вселенным, расцвёл в улыбке на все свои четыре жемчужные зубика и ответил:–
– Сколько раз я тебе говорила, что ты злоупотребляешь своим рабочим положением? – спросила я лукаво.– Тысячу, – промурчал он и дорожкой поцелуев спустился от шеи к груди, потом по животу и вниз. Придавил мои плечи одной рукой к белой простыне, другой раздвинул бёдра.Я зажмурилась и тут же выгнулась от удовольствия – ну, как тут разговаривать?! И я опять сдалась на нежность моего победителя, вскользь подумав, что простыни в России ничем не отличаются от американских. Особенно когда всё вокруг окутано запахом наших тел. Почти всё... Мне вдруг стало не комфортно, и я повернула голову к дверям, лёжа поперёк на кровати.В дверях стояла женщина. Наверное, модель. Высокая, стройная, идеальная с каштановыми волосами до плеч, в тёмно-синем пальто поверх узкого платья и массой украшений. Она была зла,
Я пробежала необъятную гостиную, совмещённую со столовой, холл с жутким панно во всю стену и белым кожаным диванчиком. Джек за мной.– Что ты мелешь, балерина?!Я свернула в длинную узкую кухню с кучей встроенной техники и шкафчиков, такую белую, что даже налить воду в стакан было страшно. Плевать! Я нервно набрала в стакан воды из-под крана, расплескала лишнее и выпила до дна.Джек застыл в метре от меня. С ключами красотки Кристал в руках. Гордость не позволяла ему сказать что-то, а меня просто распирало послать его ко всем чертям. Только забавная штука, куда сбегать в Нью-Йорке? И смогу ли, от этого красивенного гада? И ведь стоило бы... Пауза зависла не из приятных. Очень хотелось драться, в лоб ему чем-нибудь заехать. Поэтому я пила третий стакан воды и считала про себя. Как в народной сказке.–
С улицы, из-за светлых занавесок доносились солнечные латинские ритмы. Самый главный человек на свете сказал «Агу» и потянул в рот крупный розовый опал, венчающий моё колье. От макушки моего счастья пахло молоком и радостью, и не было ничего на свете красивее нежных-нежных, пронизанных светом смугленьких розовых щёчек, чистого, высокого лобика, розовых губок, так легко складывающихся в улыбку, и так искренне взлетающих вверх от удивления бровок. Мы уже поспали и покушали, и потому я поцеловала крупную ручку, аккуратно забрала «не игрушку» и спросила:– Пойдём к папе, китёнок?Паблито обратил на меня свои большие, лучистые, карие глазки с длинными, завивающимися ресничками на зависть мисс Вселенным, расцвёл в улыбке на все свои четыре жемчужные зубика и ответил:–
«Абонент находится вне зоны доступа, перезвоните позже»... – сказала мне ненавистная автоматическая женщина в триста сорок пятый раз, и я в сердцах отбросила телефон на кровать.– Тань, – позвала я подружку, – давай такси вызывать.– Не придумывай, тебе нельзя вставать.– Я чувствую сердцем, с Джеком что-то случилось. И опять из-за этой Меделин, – воскликнула я. – Надо где-то достать инвалидную коляску. Или костыли. Потом на такси и в Нью-Йорк!– В какой ещё Нью-Йорк?! – пробасил из коридора мой любимый голос, и в дверях появился Джек. Весь серый, мокрый от пота, с пальто под мышкой и закатанными по локоть рукавами.– Джек! – радостно под
От Джека пришло сообщение в Whats Up: «Люблю тебя, малышка. Всё хорошо!» Этого как раз и не хватало, чтобы я окончательно почувствовала себя в раю. Нога, если её не шевелить, не болела, шею мне то и дело массировала мама Джека умелыми пальцами. Какая же она была добрая! И красивая! Просто не явно, как, к примеру, королева Меделин, а изнутри: красота миссис Рендальез была в искренней улыбке; в лучащихся светом глазах, в морщинках на смуглой коже; в простых, неизящных руках, которые постоянно что-то делали; в ласковом тепле, которое она излучала столь щедро.Мне было хорошо с новой «мамой», и ничуть не волновало то, что Джек ни капельки был на неё не похож. Он прекрасен сердцем, как и она, и его юмористка-бабушка, пропахшая табаком. Вот что было важно!А как они
Полированная дверь цвета махагона открылась. Вошёл долговязый, с залысинами, уносящими лоб куда-то аж под темечко, Майк Девенпорт. Нахальная улыбка припудрена наносным уважением.– Разрешите, сэр?– Заходи, парень, – ответил Уилл Баррел, развернувшись к визитёру в своём высоком кресле. На троне из дорогой чёрной кожи, за монументальным дубовым столом, больше подходящим королю ужасов — Стивену Кингу, пергаментный старичок в жёлтом пиджаке и алом галстуке-бабочке смотрелся бы нелепо, если бы не серые глаза. Цепкий взгляд готовой перекусить хребет акулы. Самого ушлого проберёт. – Секретарь сказал, что вы хотели поговорить. Это большая честь для меня! – льстиво пропел Майк. – О чём, мистер Баррел?– Прикрой дверь.
Я поправила простыню. Совершенно непонятно было, куда девать ногу в гипсе: набок положишь – ноет, прямо – тоже. Чего только я не перепробовала! Заснула, вообще свесив загипсованную, будто в валенок, лодыжку с кровати. Но днём так не повисишь. Я не находила себе места: сажусь – голова кружится, шею ломит, лягу, покручусь с боку на бок, и не могу больше! Не валяшкинский у меня характер. Хотелось вскочить и бежать на завод, ещё куда-нибудь! Как же весь мир без меня? И подвиги? А вылежать надо целую неделю, как врач велел!Я вздохнула и неловко сползла на подушку. В окно по солдатски скромной палаты виднелись лишь серые стены домов и уголок ясного неба. Я старалась не думать о том, что случилось вчера, но перед глазами то и дело возникала насыщенно-красная морда грузовика с жёлтыми надписями и смуглые, толстые пальцы на руле.
Никогда не объявляйте о празднике в Венесуэле, если вы не готовы к красочному безумию и барабанам из-за угла! А уж если в руки смуглолицым улыбашкам из промо и маркетинга попадает даже скромный бюджет, спасайся, кто может! От флажков и цветных лент у меня рябило в глазах.Девицы даже перила лестницы на второй этаж не пощадили: переплели, как косички, радугой. Кто бы подумал, что здесь всего два дня назад была забастовка! Сегодня на головах вчерашних недовольных красовались бумажные шляпки – однотонные и такие, будто их роняли из одного ведра краски в другой, дьявольские рожки, зелёные ушки, блестящие маски, конусы из полосатой фольги. Поверх деловых галстуков и более распространённых футболок любого цвета красовались ни разу не серьёзные бумажные гирлянды.Представьте важного усатого сеньора из отдела качества с вереницей крупных оранжевых бабочек на тёмно-синей рубахе и серой
С замиранием сердца я поставила на простой деревянный столик в алькове большую белую коробку. Даже пусть мне было обещано десять свадеб, самая главная будет сейчас, самая первая и настоящая! Каким оно будет, моё платье? Я дотронулась до крышки нерешительно.«Наверное, оно мятое? Где в церкви брать утюг и гладильную доску?» – подумалось мне не к месту.Казалось, там, под картоном спрятано всё, что видит во мне мой любимый мужчина. Это волновало ещё сильнее. Какой я буду для него? Роковой? Как танцовщица танго? Эротичной? Элегантной? Изящной? Я не могла представить и отчего-то тянула время.Постучались. Вошла Мария. Стала рядом, отражаясь в зеркале во весь рост – высокая, стройная, красивая, а я, маленькая, со своими кудряшками показалась какой-то мультяшной. Просто гном Вася в юбочке и на каблуках... Смешно до слёз! И ещё стр
Мы столкнулись на лестнице между первым и вторым этажом. Мачо-армянин не поспел за Джеком, перепрыгивающим мне навстречу по две ступеньки.– Сандра! – схватил меня за предплечья мой любимый медведь.– Джек! – воскликнула я.– Документы тут, в сумочке на плече?! – басистым шёпотом проорал он.– Да. Это не важно! Джек, Джек! Они хотят тебя убить!– Тшш. Потом, – махнул рукой Джек. – Главное – документы!– Что потом? – опешила я.– Обо всём потом, – заявил Джек.Он увлёк меня за собой в укромный з
Мы работали вместе весь день напролёт, как вол-тяжеловоз и маленькая лошадка, которой, конечно, от усталости было не сладко, но куда денешься? Втянулась. Подъедала из судочков в холодильнике и пахала. Иначе не скажешь. Над заводом разливалась по воздуху весёленькая сальса-румба из очищенной от паутины и сонма вялых красных бабочек радио-рубки. Люди ожили, больше улыбались. Южные ритмы, будто ритуальные шаманские барабаны, прогнали с территории демонов недавнего недовольства с их тяжёлым духом, и всем стало легче. «T'equiero», – пелось п