Проанализировав ощущения, я поняла, что ничего не болит и все прекрасно. Даже странно, ведь на меня тогда что-то упало. Или это были фантазии?
— Князь пытался быть аккуратнее, но тебе все равно досталось, — добавил Горневич. — А теперь хватит так на меня смотреть и расскажи, что случилось.
— Как заслужил, так и смотрю, — фыркнула я.
Горневич недобро прищурился, но от меня не укрылось, что рука Малгожаты легла на его плечо. Так-так, останемся с тетушкой наедине, все вытрясу.
— Алина, разборки потом, — тихо сказала Малгожата. — Расскажи все. Возможно, это поможет поймать Лешека.
Имя мужа заставило вздрогнуть и собраться. Мысли разбежались в разные стороны, словно крысы с тонущего корабля. Так, ну-ка намотать сопли на кулак и думать!
Мой рассказ занял каких-то пятнадцать минут. Я затаила дыхание, ожидая, что скажут Марк и Малгожата — ибо, как выяснилось, Вислава пришла в себя не так давно. Ей просто не повезло: обломок двери по касательно
— Это рискованно, — сказал Шлях-Успенский, обведя нас всех взором. Еще как рискованно, кто ж говорит иное. Я откинулась на спинку стула и демонстративно сложила руки на груди. Делайте что хотите, господин Речи Шветной и всего остального, но наши ведьмы просто так не отступают. Пани Валевская подняла тонкую руку с зажатой между пальцами сигаретой. Не потребовалось даже просить, чтобы ей прикурили — князь оказался сама галантность. Правда, Змеевский, стоящий у окна, почему-то хмыкнул. Ох уж эти аристократические отношения. Надо отдать должное пани Валевской: перед князем она не робела, хоть и вела себя предельно уважительно. Ее, конечно, шокировало, когда ни с того ни с сего пришлось оказаться посреди моей комнаты. Хорошо, что она в этот момент не принимала ванну, или там мужчину, а то вышло бы очень неловко. Но Мария словно чувствовала, что произойдет нечто из ряда вон выходящее, поэтому прибыла в изумительном платье вишневого цвета. Ее светлые волосы
Голова болела так, словно кто-то очень долго бил ею о стену. Отдельно от тела. Я с трудом разлепил глаза. Виски пронзила такая боль, что я, застонав, сжал их пальцами. — Доброе утро, пан Скорбута, — прорвался через эту красную раскаленную боль голос Шлях-Успенского. — Вы живы, хоть и выглядите отвратительно. Поздравляю, вы практически вдовец. Тут же стало не до боли. Я повернул голову и встретился взглядом с пронзительными черными глазами князя, сидящего в кресле напротив. — Водички? — ласково предложил он, протянув мне стакан. — Спасибо, — хрипло произнес я, схватил стакан и осушил его одним махом. Немного полегчало. — Какой еще вдовец? Где Алина? — Под присмотром лекаря, — сказал Шлях-Успенский. — Но шансы невелики. Что вы помните? Что я помню? Стало совсем дерьмово — помню я все с отвратительной четкостью. И от этого к горлу подкатила дурнота. Только вот самое последнее как в тумане. — Что произошло? — еле сл
«Пан незнакомец или пани незнакомка, если ты это читаешь, значит, меня уже нет в живых. Моя жизнь — совсем не то, чем можно хвастаться или гордиться. Поэтому заранее прости, что вынужден узнать все это, прости и пойми. Я должна покаяться перед смертью, потому что не имею другой возможности рассказать правду. Мой разум с каждой секундой растворяется в тумане, затягиваясь дымкой безумия, мои слова лживы и неверны, мои действия приносят только вред. Меня зовут Альжбета, вся моя жизнь прошла в лесу возле деревеньки Пргошин. Я никогда не стремилась к роскошной жизни, не знала своих родителей и не хотела ничего, кроме своей тихой хижины, целебных ягод и преданных зверей. Всему, что я знала, меня научила бабка Яджина. Она же и воспитывала меня в младенчестве, сообщив, что однажды нашла на пороге своего дома. К нам приходили лечиться. Сначала из Пргошина, а потом потянулись и из городов, рядом раскинулся княжий Краковар. И уже тогда я поняла, что прои
Малгожата собиралась к отъезду — Палланок не мог долго оставаться без присмотра. К тому же все уладилось. Алина вернулась, чувствовала себя неплохо. Появился Анджей, который пропадал столько лет. Да и Вислава не такая уже гадина, как казалось раньше. Лешек влюблен в свою девочку по уши: было видно, что разорвет горло любому, кто посмеет ее обидеть. Тут можно быть спокойной, у молодых все будет хорошо. Малгожата поставила саквояж на сидение и закрыла дверцу машины. Пожалуй, стоит попрощаться с племянницей. И, конечно, пригласить в Мункач. Ведь зимой должны приехать Эрик и Матияш, надо обязательно познакомить сорванцов с их рыжей сестричкой. — Снова бежишь? — раздался за спиной голос Марка. Сердце екнуло. Не хотелось самой себе признаваться, что она предпочитает все бросить и уехать, нежели посмотреть правде в лицо. А правда в том, что Горневич не просто знакомый. И даже не друг. Он… Малгожата медленно обернулась. — Добрый день, пан Горн
— Девушка, это ваше? Статный черноволосый мужчина в темном костюме протягивал мне на раскрытой ладони летучую мышку. Прехорошенькую, из серебра и с глазами-гранатами. Я хотела было уже сказать нет, но какая-то внутренняя сила подтолкнула прямо к незнакомцу, будто немо приказав забрать хорошенький кулончик. Пальцам тут же стало горячо. Тоненькая цепочка обвила их словно змея. — Нет, не мое… — все же начала я. — Ваше. Я видел, как выпало из сумочки, — настойчиво сказал мужчина, и от меня не укрылось, как в карих глазах мелькнули красноватые искорки. На мгновение дышать стало тяжело, краски померкли — остался только этот гипнотизирующий взгляд. — Алина! — кто-то крикнул сзади. Наваждение развеялось, я быстро обернулась. Кому я понадобилась? В нескольких метрах резвились дети, и оказалось, что обращались вовсе не ко мне, а к девчонке с тоненькой русой косичкой, перехваченной розовой лентой. — Это не мое, — сказала я, вновь возвраща
…Кто-то настойчиво стучал в окно. Да так, с остервенением. Я раскрыла глаза и уставилась в потолок. Правда, ничего не увидела, ночь давно. Только из окна, находящегося возле кровати, льется свет звезд и луны. И грохот. — Алина! Алина, открой! — сердито пищал кто-то. — Кузяк тебя за ногу! Я же свалюсь! А-а-а! Сама не понимая почему, я кинулась к окну, открыла защелку, и тут же со свежим ночным воздухом в комнату ворвался какой-то крылатый комок. Комок верещал неприличными словами и тормозил по покрывалу. Я судорожно схватила его. Комок замер, а потом… полез обниматься. — Алина! Алиночка! Эти изверги не пускали меня, говорят, никаких животных! Сами они животные! Я фамильяр, я… Пока он безостановочно трещал, я сидела и осознавала. Первое: я обнимаюсь с летучей мышью. Большой. Размером с кота. Второе: мышь трындит. Много. Третье: я все-таки сошла с ума. А-а-а-а! — Чего орешь?! — Мышь с перепугу откатилась в сторону и подозрительно
Утро началось с ласковых солнечных лучей и пронзительных женских криков Виславы. Прислушавшись, я поняла, что родственница крайне взбешена. — Вы не имеете права держать меня здесь! Я должна ее видеть! Немедленно! Ей что-то ответили, но что именно — не разобрать. Интересно, какой еще подарочек приготовили милой тетушке, что ее с утра прямо так принесло… в гости? — Я на всех буду жаловаться бургомистру! — взвизгнула она. — Вы у меня еще попляшете! Хотелось метнуться к двери и выглянуть в коридор, но я здраво рассудила, что своей всколоченной шевелюрой и заспанной физиономией никого не впечатлю. Поэтому тихонько выглянула в окно. Вислава не появилась. Хм, побежала жаловаться? В дверь постучали. — Войдите! — крикнула я. В помещении появилась симпатичная пухленькая женщина в белом халате. Присмотревшись, увидела, что на вороте был вышит тот же символ, что и у Шаленого. — Доброе утро, панна Каторжинская. Как вы себя чувствует
Мы проехали мимо башни городской ратуши, Музея Колдовского искусства, Львовишской Национальной Академии, Площади Рынок, костела Эльги и Эржебет… Когда последний величественно проплыл рядом, я едва не выпала из автомобиля. Нет, минуточку! Тут что, есть христианство? Ведьмы, колдуны и… Или же это все параллельная реальность, которая только внешне похожа, но внутри все другое. И спросить неудобно, но хочется! — Какой красивый, — все же тихо сказала я. — О, один из лучших в Речи Шветной, — тут же ответил Лешек с затаенной гордостью. Так говорит, словно сам строил. Хотя, вряд ли… Лешек слишком молод, а на вид здание совсем не юное. Мысленно я сделала себе на памяти зарубку: Речь Шветная. Что бы это ни было, необходимо узнать. Если со Львовишем разобрались, то это… И вроде бы слышала подобное, но пока мозг вырядился в юбку из пальмовых листьев и выплясывает макарену, давая понять, что не намерен ничего вспоминать. Когда мы подъехали к дому,