– Спасибо за выступление, Виктория! – Перебарывая ярость, я медленно хлопнул три раза в ладоши и заставил себя саркастически улыбнуться. Сказал, с показным равнодушием констатируя очевидный факт: – Мы все понимаем, что вы расстроились из-за выговора. Пройдёт.
Затем я посмотрел как ни в чём не бывало на ведущего и спросил:
– Отчего пауза?
Конферансье опомнил
Это был удав?! Быть того не может... Сердце моё замерло. Глядя на с силой пещерного человека соскоблённую побелку, я поняла, что попала. Во рту пересохло. Как теперь идти на работу?! С газовым баллончиком или в сопровождении кого-нибудь большого, с дубинкой и гранатомётом? Жаль, я не Джон Коннор и личного терминатора мне из будущего никто не пришлёт. Я зашла домой. Споткнулась о кота. Он возмущённо мяукнул.В голове не укладывалось: три раза ночью приходил, вандал этот...
Я провела пальцем по запотевшему стеклу кухни, и сама собой вышла буква «М». Я смутилась и быстро стёрла её ладонью. На моём быстро собранном чемодане Славик клятвенно пообещал заботиться о коте и канарейке. И бугенвиллию поливать.– Будь умницей, систер, – чмокнул меня брат в макушку и пошёл открывать на звонок.Это был Михаил. –
Париж! Как много в этом звуке... И в воздухе, и в улицах, и в голубом небе с разлетающимися кудрявыми облаками... Много всего, но больше всего – радости! Да-да, в моём сердце снова проснулась радость: я в Париже! Я так давно мечтала, читала, представляла, и вот он – передо мной! С одинаково подстриженными деревьями, с сочно-зелёной травкой на газонах, с церквями и аббатствами, с ровными стрелами-проспектами, застроенными красивыми старинными зданиями с закруглёнными крышами. Серые, с арочными окнами, они были аккуратно надеты на макушки домов, словно любимые беретки французов. С причудливыми фонтанами, дворцами, скульптурами, изображающими по большей части обнажённых женщин. Французы! Этим всё сказано!
Странно. И весело, и... даже слов не могу подобрать, как! Не помню, когда я так себя чувствовал – вдруг легко и правильно. У неё, кажется такой дар – заставлять меня ощущать забытое и в то же время что-то новое, совершенно непонятное. Словно прыгаешь с тарзанки и в последний момент вдруг понимаешь, что никто не проверял, надёжно ли она привязана. И летишь чёрт знает с какой высоты вниз. Радость, адреналин, головокружение и подспудный страх... сейчас как грохнешься на камни под обрывом... Чем больше мы шли, тем проще становилось внутри. Будто я вдруг стал легче на вес самого себя. И пока не знал, что с этим делать... Наверное, ей действительно нечего прозябать в моей фирме – она актриса, талантливая, сумасшедшая. Но и на сцену не пустил бы. Навидался я этих актрис, певичек... разврат сп
Его ладони поддержали мою спину. Я оказалась так близко к Михаилу, что больше нельзя было уверенно сказать, чем меня сносило сильнее – дурацким стулом под ноги или электричеством, пляшущим в теле под его взглядом. Я извинилась, сама не знаю, почему. Он чуть склонился и... объял мои губы своими. А-а, что он делает?! Переборщила с режимом мгновенной разморозки?! Я не хотела... – вскричал разум. А сердце вспыхнуло, словно в него попала искра. И запело, будто только так и было правильно. Мысли потерялись, веки закрылись сами.Его губы были такими тёплыми, нежными, руки касались волос и спины так ласкающе и трепетно, что стало всё равно, что целоваться секретарше с боссом – это моветон. Он прижимал меня к себе, и было не разобрать, где заканчивается моё «Я» и начинается его; где небо и где земл
Первой моей мыслью было: «Да что она из себя возомнила?! Опять эти её штучки?! Ну, уж нет! Мы ещё посмотрим, кто кого!» Но раздражение тут же прошло, едва я увидел в её глазах суровую решительность котёнка, не уверенного, правильно ли поступает. Умилило. И я сказал:– Я не обижу тебя. И принуждать не стану.Конечно, можно было не останавливаться, и она бы уступила – я же видел. Но мне нужно больше, чем один раз. Гораздо больше! Так что я и потерпеть могу. Кажется...Потому я дал ей передышку. Тактика уступок в переговорах всегда действует. Её ещё называют «Салями», как колбасу, которую лучше всего есть, нарезав тонкими кусочками. Небольшие уступки приносят удовлетворение контрагенту, а тебе не сразу, но дадут желаемое. Сполна. Поэтому сегодня «тиран не тиранит», вот так!
Тренькнуло оповещение в электронной почте телефона, и я проснулась. Солнце нещадно залило комнату светом, заставив меня тут же зажмуриться и прикрыть глаза рукой. Вспомнилась ночь, Миша, его жаркое нетерпение и головокружительная страсть. Мурашки пробежали по моей коже. Однако вместе со сладостной негой в разум ворвалось громкое «Ой». Замельтешили мысли, как курьеры со срочными пакетами: а что будет сегодня? Каким будет Миша? А любит ли он меня? Потому что я, кажется, да... Нет, наверняка да! И от этого факта можно было с ума сойти! Мурашки по спине поползли в другом направлении.Боже, я и правда сошла с ума! Что скажет Даха?! Но ведь она не знает его другим, таким, как я! Расскажу ей, и она меня поймёт, мы ведь лучшие подруги!И сразу стало стыдно перед Мишей за придуманную мной авантюру – придётся краснеть и признаваться. Но, с другой стороны, иначе бы мы с ним не
В Лувр меня не пустили. Хотя какого чёрта я там забыл? Посмотреть, как все делают селфи с Моной Лизой? Уже видел. Смешно, да. Даже Моне Лизе смешно – сидит за стеклом, улыбается. Но меня туда понесло, потому что Вика бы пошла. Она щебетала о Лувре, я запомнил. И про Центр Жоржа Помпиду. Вот он меня рассмешил: да на моём заводе тоже все коммуникации наружу вынесены и трубы в разный цвет покрашены, но я же не делаю при этом умное лицо! Я железное делаю, как Вика сказала...А вообще, что она придумала? Дарью спасать... Глупая. Да кто держал её, эту Дарью? Я просто грамотно мотивировал, чтобы нормальную замену поскорее подобрала, а не то, что кадры подсовывали. Я расхохотался в голос: и ведь нашла! Ага, и я нашёл – Вику! И тут же сердце сковало: а где те