Милена
Сколько бы я не бегала, не готовилась, не крутилась, как жареная лягушка в руках француза, но час Икс приближался, а с ним и волнение. Почти как на первой свадьбе, которую мне доверили провести!
Наконец, я достала из шкафа приготовленный заранее наряд, который мне с трудом и уговорами выдала во временное пользование подруга Марины, поющая в казачьем хоре. Несколько мгновений, и в старом, местами потемневшем зеркале в тяжёлой раме стояла натуральная героиня «Тихого Дона» в синей «парочке» – кофте с воротником-стойкой, флиской и взбитыми рукавами, на запястьях застегивающихся на множество обтянутых тканью пуговок, и в длинной юбке с широкими рюшами понизу. Полуботиночки от Кристиан Лубутен сейчас даже не намекали на Париж, а выглядели натурально казачьими. Любая мода вторична.
Милена«Тиха украинская ночь, но сало нужно перепрятать», – не к месту подумала я, проваливаясь в сладкую дрёму и толщу деревенской, сверчковой тиши.После прекрасного ужина с борщом от Надежды, настоечкой, донскими закусками и круассанами всех сортов, после воплей несмываемого ужаса моих гостей при виде туалета типа сортир, душа и джакузи а ля ковшик&тазик, после вечерних посиделок при свечах и потрескивающем огне в печи, уговариваний дать смартфон хоть на секундочку и вживанием в роли, все гости были на своих местах и начинали мирно сопеть.И вдруг блаженную тишину взорвал дикий крик Джули:– Пропал! Украли!«Что? Сало
Милена– Мыла! Мыла! – прорвалось сквозь сон.Я оторвала голову от подушки, резко возвращаясь из сладкого сна в реальность. В распахнутые глаза бросился в предрассветных сумерках кривой, побеленный угол моей каморки. Неизводимый паучок дрогнул на паутине. Проспала?!Глянула на свои умные часы и выдохнула: нет, это Ванька, постреленок нетерпеливый, раньше прибежал.– Мыла!– Да иду уже! – крикнула я в форточку и с сожалением вылезла из-под одеяла.– Мы-ыла! – вопил под окнами Ванька.
МиленаПохищение показалось мне отчаянно долгим. Мы остановились только за третьей лесополосой в сторожке между зелёным полем с озимыми и садом, покрытым сплошь белыми лепестками и жужжанием пчёл. Аромат вишнёвого цвета коснулся моего носа и гудящая голова закружилась ещё больше.Степан спрыгнул с коня и заглянул мне в лицо заботливо:– Ну, ты как, Мылена?– С-с-сними меня.Чернявая физиономия скрылась. Я почувствовала две ладони на талии, придерживаясь за коня, съехала на твердь и обрела вертикальное положение. Земля продолжала подпрыгивать перед глазами. Я ухватилась за Бумера, чтобы не грохнуться и рявкнула на лихого удальца:
МиленаПока Степан торговался по-взрослому, я стояла спокойно, только хихикала через каждое подслушанное слово носом в щель, рискуя смачно хрюкнуть. Смешливые комментарии Кирилла, фырканья лошадей, невозмутимые замечания Леры, возмущения Томы и Ланы с угрозами о прокурорах и префектах всея Москвы под блеющий аккомпанемент козы – всё это было очень забавно. Но когда мои мажорки поняли, что солнце уже высоко, одуванчики не собраны, а тайная записка от ведьмы находится у похищенной меня, они всё-таки сдались. И началось страшное! Очень страшно было, что я заржу аки племенной жеребец и вывалюсь от смеха из своей темницы под торжественный скрип хлипкой дверцы.В щёлку было плохо видно, но, судя по всему, Тома добралась до вымени и пробормотала в смятении:– О май
Милена– Зачем мы здесь? – громко зашептал Владимир.Я опустила бинокль ночного видения, который у него же и выпросила, приложила палец к губам.– Тшшш... Блюдём.– Кого? И зачем? – уточнил он.Смотреть на Владимира в темноте ночи было не менее приятно, чем днём. Тем более теперь, когда он будто отмер и распрощался с образом каменного истукана. Тени причудливо ложились на лицо Владимира, раскрашивая его под стать романтическому герою. И от каждого взгляда в моей душе теплилось что-то приятное и немножко щекотное, как и его дыхание, слишком близкое сейчас в заса
МиленаНе знаю, сколько длилось это сумасшествие — сплетение рук, жаркие касания, исследование губами. Его руки под моим свитером. Мои — в его волосах. Хотелось больше. До одури, до самозабвения. Мы целовались, как вырвавшиеся из одиночного заточения, как два обезумевших от буйства гормонов подростка. Вдруг на лоб мне упала она крупная капля, вторая... И с неба полил дождь.Ошеломлённые, мы оторвались друг от друга. Посмотрели в небо. Самое время протрезветь. Но глаза в глаза, и ничего не вышло. Он будто никогда не был чужим, но ведь так не бывает! Сердце билось, как после забега. И, кажется, прижатая к его груди, я чувствовала: так же стучит его. Губы саднили и просили ещё. Тело требовало большего. О спасительный дождь, я же зарекалась!– Это никуда н
ВладимирОна заснула мгновенно. А я смотрел на неё без грамма сна в глазу. Энергия пульсировала во мне, бодрости через край. Ещё бы! Такой бабах! Мне только что снесло крышу. Будто все пружины одновременно выстрелили. А я разлетелся на кусочки, как Вселенная во время Большого взрыва, погрузился в хаос, покуролесил и снова собрался в скопления галактик, вакуума и чёрных дыр. Совсем свежий, как новенький. С однозначными трансформациями в области сердца. Оттуда сейчас нетипичным и неконтролируемым излучением в тысячу джоулей на килограмм веса Милены сочилась нежность. Её было столько, хоть ложкой бери и зачерпывай, как воздушный творожный пудинг с клубникой.Некстати подумал о еде. Пудингом не обойдусь. Скорее съел бы барана полностью. Или быка. При мысли о холодильнике заурчало в животе.
ВладимирКаждое утро я ем сырники. Круглые, профессиональные, воздушные, с румяной корочкой. Я ем их, щедро поливая сметаной и клубничным вареньем. И это прекрасное начало дня!В детстве терпеть их не мог, но так как мама пыталась приучить меня есть творог, она усовершенствовала технологию до идеала. Чего она только не перепробовала: добавлять в сырники изюм, клубнику, корицу, имбирь. На самом деле, надо было просто сделать их сладкими. О ужас, я люблю сладкое. Некоторое время в детстве сидел на диете, но дерматит я перерос, так что теперь отрываюсь за все несладкие годы по полной. Тем более что для работы мозга мне просто необходимы быстрые углеводы, это научно-доказанный факт.Но это утро было необычным. Сначала взбрыкнула моя горничная: