Никита окаменел, пытаясь понять, не послышалось ли. Не спит ли он вообще, не снится ли ему, что Юля действительно устроилась в его объятиях и сладко дышит чуть ниже уха, заставляя кожу покрываться мурашками. Но нет, она действительно была здесь, обнимала и почти коснулась мочки уха губами, когда снова прошептала, уже настойчивей:
— Поцелуй меня. Пожалуйста.
Он повернулся медленно, словно боялся спугнуть, и осторожно заключил её лицо в ладони, приподнимая и поворачивая к себе. Потом закрыл глаза и потянулся, нежно касаясь. Юля пошевелилась, прижимаясь сильнее, и его рука сама скользнула ей за спину, притягивая к себе, в то время как губы принялись неспешно изучать каждый изгиб, каждую трещинку, целуя, отпуская и целуя снова. Внутри взорвалось ослепительное пламя, разнося по телу густое, тяжёлое желание, от которого мгновенно перехватило дыхание. Юля слабо замычала, когда он, отбрасывая
Никита проснулся первым и долгое время просто лежал и смотрел на Юлю, разметавшуюся во сне по кровати. Её рот был слегка приоткрыт, волосы закрывали часть лица, а одной рукой она крепко обнимала подушку. Сквозь плотно задёрнутые шторы проникал слабый рассеянный свет, по стеклу барабанил дождь, и умиротворение буквально накрывало с головой, вызывая желание беспричинно улыбаться. Внутри разливалось тепло и покой, словно он наконец вернулся домой после долгого отсутствия. Хотелось подарить ей целый мир, показать любимые места, угостить любимой едой, разделить восторг от любимых фильмов и книг. И постоянно быть рядом. Влюблённость стала неожиданностью, тем более приятной, что была совершенно не запланирована, а ведь было время, когда Никите казалось, что он больше никогда не сможет испытать этих чувств. Но нет, вот они, вспыхивают яркими красками, наполняют лёгкостью и сознанием, что способен на всё, стоит только захотеть. И все эти эмоции зак
Ленни мурчал над ухом, за спиной тихо сопел Никита, а Юле не спалось. Днём было проще— на мысли просто не оставалось времени, но сейчас, в темноте, из углов выступали страхи, сомнения и неуверенность. Следовало разложить всё по полочкам, откладывать самоанализ вечно, к сожалению, нельзя. Тихо вздохнув, Юля осторожно переложила кота и, бросив взгляд на продолжавшего спать Никиту, вышла из спальни. Завернувшись в халат, она забралась на диван с ногами и положила подбородок на колени, крепко обхватив себя руками. Внутри творилось что-то невообразимое. Её штормило от восторженного чувства полёта до ощущения полнейшей пустоты под ногами, когда земля разъезжается, и ты летишь в бездонную пропасть. Никогда в жизни отношения не начинались так стремительно, не зарождались с такого искреннего недовольства, перерастая в бурю эмоций, сметающую всё на своём пути. Никита до сих пор оставался по сути чужим человеком, несмотря на всю свою откр
Никита никогда не считал себя жаворонком, но в последнее время просто не мог спать долго— его словно выбрасывало из сна в семь утра. А раз уж просыпался, что толку лежать в постели, когда можно чем-нибудь заняться? Осторожно выбравшись из-под одеяла, чтобы не потревожить Юлю, он побрёл в ванную, отчаянно зевая, а потом, автоматически щёлкая кнопками кофемашины, открыл новостную ленту. Паника вокруг вируса, охватившего мир, росла, что навевало на вполне определённые мысли: грядёт глобальный и крайне тяжёлый кризис. Никита бросил взгляд на часы, прикинув разницу с Нью-Йорком. Сейчас там было слегка за полночь, но папа никогда не ложился так рано. —Не отвлекаю? —поинтересовался Никита, как только в трубке прозвучал родной уверенный голос. —Нет. Ты просто так, или по делу? —Просто так. Хотел поинте
Музыка переливалась, звенела в воздухе, а Юля убеждалась снова и снова, что итальянский— настоящий язык любви. Он ласкал слух, пока Никита ласкал её саму, неспешно, с нежностью, от которой на глазах закипали слёзы. Из раскрытой двери на пол спальни падало жёлтое пятно света, серебристые звёзды тускло поблёскивали на платье, небрежно сброшенном на пол. Рядом лежала бабочка, а из-под белоснежной рубашки торчал каблук одной из туфель. Юля не помнила, как они оказались в спальне, в какой именно момент танца они начали целоваться— всё смешалось, сознание поплыло, отрывая душу от тела, унося её в неведомый, волшебный мир, где царит только музыка и вкус чужих губ. То, что происходило сейчас между ними, не шло в сравнение ни с чем, испытанным ранее. Словно соединялись не тела, а души, переплетаясь так крепко, что больше не разорвать. Никита смотрел на неё, не отрывая глаз: на то, как она выгибает шею, на раскрасневшееся лиц
Никита смотрел как-то по-особенному, и под этим взглядом одновременно хотелось расправить плечи и взлететь, и сжаться в комок, боясь не оправдать завышенных ожиданий. Напряжение и нервозность нарастали с каждым часом, и к тому времени, когда пришла пора ложиться спать, Юля чувствовала себя на грани истерики. Всё валилось из рук, хотелось плакать без причины, а живот постоянно крутило. Завтра домой. С одной стороны, эта мысль приносила облегчение— всё же попала сюда Юля не по собственному желанию, и как бы хорошо ни было сейчас, родные стены манили. С другой— ей безумно не хотелось оставлять Никиту. Казалось, что, стоит им расстаться, и сказка закончится: принц останется в своём дворце, а карета превратится в тыкву. Никита явно чувствовал то же самое, потому что не отходил от неё ни на шаг, постоянно пытался коснуться, пусть даже ненароком, передавая кружку или задевая ногой, когда сидели на диване. И смотрел с такой
Квартира вновь сияла чистотой, но привычного успокоения это не приносило. В душе образовалась огромная дыра, словно кто-то выкачал разом все эмоции, оставив только одну— не проходящую боль. Никита тяжело вздохнул и с силой потёр переносицу, пытаясь хоть как-то привести себя в чувство. Он уже переживал всё это, справится и сейчас. На столе перед ним лежал блистер с таблетками— всего две капсулы, оставшиеся с прошлого курса лечения. Тогда врач сказал, что антидепрессанты ему больше не нужны, сейчас Никита смотрел на них и пытался заставить проглотить таблетку. После них приходило блаженное равнодушие, чувства притуплялись, скрывались в тумане. Но у таблеток был побочный эффект— кроме боли они забирали и все остальные эмоции: любопытство, желание узнавать что-то новое, двигаться вперёд. Действительно ли в них есть необходимость, или можно справиться самостоятельно? Стоит лишь позвонить врачу, он выпишет рецепт, и завтра в тумбочке снова поселятся ста
Мама давно ушла, и после разговора с ней стало действительно легче. Никита раздумывал над её словами, и надежда, робкая и хрупкая, постепенно расправляла крылья. Может, он всё не так понял? Что, если Юля действительно просто хотела подумать, это ведь не значит, что она непременно к нему равнодушна? —Ты сделал девочке предложение, проведя с ней две недели,— мягко увещевала Марина Андреевна. —В своих чувствах ты, конечно, не сомневаешься, но Юля имеет право сомневаться в себе. Сам же говорил— она просила время подумать. Никит,— мама укоризненно посмотрела на него,— за тобой вроде не наблюдалось привычки создавать драму на пустом месте. Если Юля просила время— дай ей его. Не дави, просто наберись терпения. Поверь, когда она поймёт, что хочет быть с тобой, тут же даст тебе знать. —Значит, ты считаешь, что
Москва пугала. Впервые за годы, проведённые здесь, Юля смотрела и не узнавала город. Опустевшие улицы скорее походили на декорации к фильму об апокалипсисе; редкие машины проносились мимо, спеша, как на пожар; прохожие в масках пробирались к магазинам, поминутно оглядываясь. Это была не Москва, а что-то другое, страшное и безлюдное. Подъезжая к офису, Юля окинула взглядом пустую парковку и разочарованно вздохнула— «ягуара» Никиты нигде не наблюдалось. Зато весёлый «жук» Сени ярко-жёлтым бельмом нахально блестел на месте заместителя директора. Невольно фыркнув, Юля припарковалась рядом— нарушать так нарушать, всё равно никого из начальства нет. Офис поражал тишиной и угнетал не меньше пустых улиц. Пока лифт отсчитывал этажи, Юля нервно теребила рукав пальто, со страхом думая, что, если она здесь застрянет, вытаскивать будет некому. Наконец двери распахнулись, а из глубины просторного, поделенн
Никита зашёл в квартиру, бросил ключи на тумбочку и подошёл к стойке, на ходу снимая пальто. Его буквально потряхивало от желания добиться от неё объяснений, избавиться, наконец, от этой неопределённости, которая медленно, но верно сводила с ума. Наверное, стоило смириться и отпустить, но что-то мешало, что-то в её взгляде, в неуверенности, пробивавшейся сквозь напускное равнодушие. Он слышал, как она сделала несколько шагов и остановилась, и только тогда решился посмотреть в её сторону. Сердце тут же сжалось— Юля обхватила себя руками и смотрела на него огромными глазами, не мигая. —Может, разденешься? —Он обогнул её, повесил пальто на плечики и убрал в шкаф. Юлины руки взметнулись было к пуговицам, но тут же замерли— она ещё не была уверена, что задержится здесь. —Ты забыла, где у меня шкаф? —Никита наблюдал за ней, засунув
Москва пугала. Впервые за годы, проведённые здесь, Юля смотрела и не узнавала город. Опустевшие улицы скорее походили на декорации к фильму об апокалипсисе; редкие машины проносились мимо, спеша, как на пожар; прохожие в масках пробирались к магазинам, поминутно оглядываясь. Это была не Москва, а что-то другое, страшное и безлюдное. Подъезжая к офису, Юля окинула взглядом пустую парковку и разочарованно вздохнула— «ягуара» Никиты нигде не наблюдалось. Зато весёлый «жук» Сени ярко-жёлтым бельмом нахально блестел на месте заместителя директора. Невольно фыркнув, Юля припарковалась рядом— нарушать так нарушать, всё равно никого из начальства нет. Офис поражал тишиной и угнетал не меньше пустых улиц. Пока лифт отсчитывал этажи, Юля нервно теребила рукав пальто, со страхом думая, что, если она здесь застрянет, вытаскивать будет некому. Наконец двери распахнулись, а из глубины просторного, поделенн
Мама давно ушла, и после разговора с ней стало действительно легче. Никита раздумывал над её словами, и надежда, робкая и хрупкая, постепенно расправляла крылья. Может, он всё не так понял? Что, если Юля действительно просто хотела подумать, это ведь не значит, что она непременно к нему равнодушна? —Ты сделал девочке предложение, проведя с ней две недели,— мягко увещевала Марина Андреевна. —В своих чувствах ты, конечно, не сомневаешься, но Юля имеет право сомневаться в себе. Сам же говорил— она просила время подумать. Никит,— мама укоризненно посмотрела на него,— за тобой вроде не наблюдалось привычки создавать драму на пустом месте. Если Юля просила время— дай ей его. Не дави, просто наберись терпения. Поверь, когда она поймёт, что хочет быть с тобой, тут же даст тебе знать. —Значит, ты считаешь, что
Квартира вновь сияла чистотой, но привычного успокоения это не приносило. В душе образовалась огромная дыра, словно кто-то выкачал разом все эмоции, оставив только одну— не проходящую боль. Никита тяжело вздохнул и с силой потёр переносицу, пытаясь хоть как-то привести себя в чувство. Он уже переживал всё это, справится и сейчас. На столе перед ним лежал блистер с таблетками— всего две капсулы, оставшиеся с прошлого курса лечения. Тогда врач сказал, что антидепрессанты ему больше не нужны, сейчас Никита смотрел на них и пытался заставить проглотить таблетку. После них приходило блаженное равнодушие, чувства притуплялись, скрывались в тумане. Но у таблеток был побочный эффект— кроме боли они забирали и все остальные эмоции: любопытство, желание узнавать что-то новое, двигаться вперёд. Действительно ли в них есть необходимость, или можно справиться самостоятельно? Стоит лишь позвонить врачу, он выпишет рецепт, и завтра в тумбочке снова поселятся ста
Никита смотрел как-то по-особенному, и под этим взглядом одновременно хотелось расправить плечи и взлететь, и сжаться в комок, боясь не оправдать завышенных ожиданий. Напряжение и нервозность нарастали с каждым часом, и к тому времени, когда пришла пора ложиться спать, Юля чувствовала себя на грани истерики. Всё валилось из рук, хотелось плакать без причины, а живот постоянно крутило. Завтра домой. С одной стороны, эта мысль приносила облегчение— всё же попала сюда Юля не по собственному желанию, и как бы хорошо ни было сейчас, родные стены манили. С другой— ей безумно не хотелось оставлять Никиту. Казалось, что, стоит им расстаться, и сказка закончится: принц останется в своём дворце, а карета превратится в тыкву. Никита явно чувствовал то же самое, потому что не отходил от неё ни на шаг, постоянно пытался коснуться, пусть даже ненароком, передавая кружку или задевая ногой, когда сидели на диване. И смотрел с такой
Музыка переливалась, звенела в воздухе, а Юля убеждалась снова и снова, что итальянский— настоящий язык любви. Он ласкал слух, пока Никита ласкал её саму, неспешно, с нежностью, от которой на глазах закипали слёзы. Из раскрытой двери на пол спальни падало жёлтое пятно света, серебристые звёзды тускло поблёскивали на платье, небрежно сброшенном на пол. Рядом лежала бабочка, а из-под белоснежной рубашки торчал каблук одной из туфель. Юля не помнила, как они оказались в спальне, в какой именно момент танца они начали целоваться— всё смешалось, сознание поплыло, отрывая душу от тела, унося её в неведомый, волшебный мир, где царит только музыка и вкус чужих губ. То, что происходило сейчас между ними, не шло в сравнение ни с чем, испытанным ранее. Словно соединялись не тела, а души, переплетаясь так крепко, что больше не разорвать. Никита смотрел на неё, не отрывая глаз: на то, как она выгибает шею, на раскрасневшееся лиц
Никита никогда не считал себя жаворонком, но в последнее время просто не мог спать долго— его словно выбрасывало из сна в семь утра. А раз уж просыпался, что толку лежать в постели, когда можно чем-нибудь заняться? Осторожно выбравшись из-под одеяла, чтобы не потревожить Юлю, он побрёл в ванную, отчаянно зевая, а потом, автоматически щёлкая кнопками кофемашины, открыл новостную ленту. Паника вокруг вируса, охватившего мир, росла, что навевало на вполне определённые мысли: грядёт глобальный и крайне тяжёлый кризис. Никита бросил взгляд на часы, прикинув разницу с Нью-Йорком. Сейчас там было слегка за полночь, но папа никогда не ложился так рано. —Не отвлекаю? —поинтересовался Никита, как только в трубке прозвучал родной уверенный голос. —Нет. Ты просто так, или по делу? —Просто так. Хотел поинте
Ленни мурчал над ухом, за спиной тихо сопел Никита, а Юле не спалось. Днём было проще— на мысли просто не оставалось времени, но сейчас, в темноте, из углов выступали страхи, сомнения и неуверенность. Следовало разложить всё по полочкам, откладывать самоанализ вечно, к сожалению, нельзя. Тихо вздохнув, Юля осторожно переложила кота и, бросив взгляд на продолжавшего спать Никиту, вышла из спальни. Завернувшись в халат, она забралась на диван с ногами и положила подбородок на колени, крепко обхватив себя руками. Внутри творилось что-то невообразимое. Её штормило от восторженного чувства полёта до ощущения полнейшей пустоты под ногами, когда земля разъезжается, и ты летишь в бездонную пропасть. Никогда в жизни отношения не начинались так стремительно, не зарождались с такого искреннего недовольства, перерастая в бурю эмоций, сметающую всё на своём пути. Никита до сих пор оставался по сути чужим человеком, несмотря на всю свою откр
Никита проснулся первым и долгое время просто лежал и смотрел на Юлю, разметавшуюся во сне по кровати. Её рот был слегка приоткрыт, волосы закрывали часть лица, а одной рукой она крепко обнимала подушку. Сквозь плотно задёрнутые шторы проникал слабый рассеянный свет, по стеклу барабанил дождь, и умиротворение буквально накрывало с головой, вызывая желание беспричинно улыбаться. Внутри разливалось тепло и покой, словно он наконец вернулся домой после долгого отсутствия. Хотелось подарить ей целый мир, показать любимые места, угостить любимой едой, разделить восторг от любимых фильмов и книг. И постоянно быть рядом. Влюблённость стала неожиданностью, тем более приятной, что была совершенно не запланирована, а ведь было время, когда Никите казалось, что он больше никогда не сможет испытать этих чувств. Но нет, вот они, вспыхивают яркими красками, наполняют лёгкостью и сознанием, что способен на всё, стоит только захотеть. И все эти эмоции зак