Пожилой седовласый мужчина с пронзительно голубыми глазами ошарашенно уставился на меня. Он как будто увидел привидение. Я смотрела на незнакомца с не меньшим изумлением. Что общего между этим импозантным мужчиной со строгим интеллигентным лицом и Климом? Почему мы пришли сюда?
- Здравствуйте, Роберт Алексеевич, - тихо поздоровался Клим и переключил внимание хозяина квартиры на себя.
Я впилась взглядом в мужчину. Он поздоровается с Климом? Пожмет ему руку? Неужели и он попал под грубое обаяние Клима? Странно, но мне не хотелось разочаровываться в этом незнакомом человеке.
Хозяин квартиры повернул голову и сдержанно кивнул Климу. Я почувствовала в этом коротком жесте прохладу. Клим как ни в чем не бывало улыбнулся и, положив руку мне на плечо, проговорил:
- Как я и обещал, ваша новая помощница. Александра.
Новая помощница? Я заторможено перевела взгляд на Клима. Что он несет?
Роберт Алексеевич, похоже, разделял мои чувства. Нахмурившись, он посмотрел на мужскую руку на моем плече, потом поднял глаза и сухо проронил:
- Ну что ж, проходите.
Клим подтолкнул меня вперед. Его рука легла на мою талию, а губы приблизились слишком близко. Я даже не вздрогнула, когда он мягко поцеловал меня в шею. Я начала привыкать к его ласкам? Мне захотелось отхлестать себя по щекам.
С ожесточением сбросив с себя тяжелую ладонь, я посмотрела в спину Роберта Алексеевича. Сможет ли он спасти меня? И Антона с сестрой? Я понимала, что возлагаю на пожилого человека слишком большие надежды. Но я чувствовала, что этот мужчина с благородной внешностью имеет какую-то власть над Климом.
Осталось понять какую… Я не могла объяснить почему, но мне казалось, что, ответив на этот вопрос, я смогу ответить и на многие другие.
- Проходите в зал, - Роберт Алексеевич посмотрел мне в глаза.
На секунду мне показалось, что в них промелькнула жалость. Я моргнула, и ощущение тут же пропало.
Господи, нет! Если этот интеллигентный старичок в курсе того, что вытворяет Клим, я навсегда перестану верить в людей! Мне стало страшно. Гораздо страшнее, чем в заброшенном доме с ржавыми решетками на окнах.
Уютная комната с мягким диваном, ворсистым ковром на полу, огромным фикусом в напольном горшке стала казаться мне нарочито домашней. Внимательный взгляд голубых, слегка выцветших глаз отозвался неприятным ознобом по коже.
И только Клим оставался самим собой. Наглый, развязный, с лихорадочным блеском в продолговатых черных глазах, он прошел в зал и плюхнулся на диван. Как же неуместно, почти оскорбительно смотрелись здесь его потертые черные джинсы, небрежно закинутая нога на ногу, усмешка куда-то в потолок.
Роберт Алексеевич с трудом выносил это, но терпел. Как отец терпит непутевого сына – с разочарованием и любовью в глазах.
Может, это его родственник?
- Какой чай предпочитаете, милая? Черный, зеленый? – спросил Роберт Алексеевич.
Так иногда называл меня Клим – милая. Я подняла глаза и слишком резко ответила:
- Зеленый.
Хозяин квартиры не обратил внимания на мою грубость и, задержав долгий взгляд на Климе, направился на кухню. Несмотря на крепкий молодцеватый вид и прямую осанку, в каждом движении мужчины была старческая осторожность. Роберт Алексеевич знал не понаслышке, насколько ненадежно человеческое тело.
Сев на край кресла, я расправила платье и перевела взгляд на Клима. Он задумчиво, с какой-то досадой смотрел на книжные полки. Толстенные потрепанные книги, грамоты и сертификаты в солидных рамках…
Я встала. Мне захотелось уколоть Клима, вывести его из себя. Я демонстративно подошла к шкафу.
- Зачем я здесь? – слишком громко спросила я, рассматривая содержимое полок.
Роберт Алексеевич мог меня слышать.
- Будешь помогать по дому, возможно, придется побыть секретарем и поработать с бумагами.
Голос Клима был тихим и усталым. Мне хотелось обернуться, но я не сделала этого. Отпечаток человеческих чувств на этом резком лице показался бы мне наигранным.
Я продолжала внимательно изучать вещи, принадлежащие хозяину квартиры. По названию книг и по документам в рамках я поняла, что Роберт Алексеевич – весьма уважаемый профессор физико-математических наук. Что же связывает его с Климом?
Я услышала, как парень подошел ко мне вплотную. Я видела отражение большого напряженного тела в стеклянной дверце шкафа. Клим неторопливо, с раздражением к каждому слову, проговорил:
- От твоего хорошего поведения зависят слишком много жизней.
Он говорил это как-то заученно, словно давно разуверился убедить себя.
Я развернулась и впилась в темные глаза. Клим притиснул меня к шкафу, как мог бы сделать влюбленный парень в надежде на торопливый поцелуй. Но черные непроницаемые глаза смотрели мимо меня.
- И твоя жизнь? – с вызовом спросила я, пытаясь разглядеть на гладкой темной поверхности хоть что-то, что позволило бы вывернуть наизнанку душу Клима. Я хотела причинить ему невыносимую боль.
Но тихий ответ ранил меня больше.
- Наша.
Изящные чашечки дымились от горячего чая. Я представила, как обхватываю тонкий фарфор пальцами и с силой сжимаю. Треснет ли он? Или придется швырнуть его в стену, чтобы разбить вдребезги?Я перевела заторможенный взгляд на Роберта Алексеевича. Он аккуратно расставлял на столе вазочки с печеньем и конфетами.Всё это напоминало мне кадр из какого-то сюрреалистического арт-хауса. Какие к черту конфеты?! Какого хрена я всё еще сижу здесь? Почему не пытаюсь убежать? Почему не умоляю этого пожилого мужчину с пронзительным взглядом позвонить в полицию?Только ли потому, что не доверяю ему? Или опасаюсь и за его жизнь тоже? Я окончательно запуталась. Мне так хотелось закрыть глаза и представить, что всё это сон. Бесконечный выматывающий сон.Веки налились тяжестью, в висках растеклась ноющая боль. Я сцепила пальцы в замок и почувствовала, как что-то похожее на слезы сдавило горло. Я была бы даже рада слезам. Но их не было. Не было с тех самых пор, как Клим впервы
Страх и стыд правит человеком. Я поняла это еще в пятнадцать лет, когда незнакомый парень чуть не изнасиловал меня в темном подъезде. Прижатая к стене сильным возбужденным телом, я яростно сопротивлялась. Но не издала ни звука. Почему?Впоследствии я тысячу раз задавала себе этот вопрос. Почему, блять? Почему я не заорала во всю глотку, почему я не завизжала, не закричала «пожар»? Почему я сопротивлялась молча?Ведь стоило мне поднять шум, как кто-нибудь из соседей вышел бы или хотя бы вызвал полицию. У меня появился бы шанс.Но я молчала.Животный страх парализовал мои голосовые связки. Умирая от стыда и страха, я яростно отталкивала от себя тяжелое тело, впивалась ногтями в склоненное надо мной лицо.Я не хотела, чтобы кто-то увидел меня в этом унизительном положении и подумал, что я сама спровоцировала парня полезть ко мне, что это я виновата в том, что меня захотели.Не знаю, что было бы, если бы сосед со своими друз
Клим на руках вынес меня на улицу. Лучи вечернего солнца заставили зажмуриться. Легкий ветер взъерошил коротко стриженные волосы.Я почувствовала себя заключенной, которую вывели на прогулку.Клим поставил меня возле разросшейся яблони, и я торопливо убрала руки с его шеи. Избегая взгляда черных глаз, я уставилась на заходящее солнце. Это было почти красиво – огромный пламенный шар, зависший над самым полем, небо, окрашенное в дымно-розовый, замершая в преддверии темноты природа…Вдохнув густой от цветочных запахов воздух, я прикрыла глаза. Мне хотелось задержать это мгновение, почувствовать себя обычной девушкой, встречающей закат с парнем. Но тлеющая глубоко внутри ненависть придавала моим мечтаниям горький привкус. Я явственно чувствовала его на губах.Проведя языком по пересохшей коже, я обернулась. Клим постелил возле яблони покрывало и расслабленно откинулся на дерево, вытянув перед собой длинные ноги.Сквозь опущенные ресницы он
Я лежала на шерстяном покрывале, беззащитная, обнаженная, дрожащая от рыданий. Клим, склонившись надо мной, лежал рядом на боку. Свою футболку он успел снять и оставался в одних джинсах. В прохладе ночи его кожа казалась обжигающе горячей.Тяжелой ладонью Клим гладил всё мое тело. Шею, плечи, грудь, живот, бедра, щиколотки. Откинув голову, я смотрела в звездное небо и вздрагивала от каждого прикосновения, не понимая, чего я хочу больше – чтобы это быстрее закончилось или чтобы не заканчивалось никогда.Темнота обострила мои чувства до предела. Я казалась сама себе сгустком нервных окончаний, тоски, рвущей внутренности, и свирепого дикого желания.И Клим чувствовал это. Продолжая поглаживать мой живот, он наклонился и поцеловал меня в губы. Чтобы не видеть пылающие черные глаза, я прикрыла веки. Мне нравилась тяжесть навалившегося на меня сильного мужчины. И я презирала себя за это.Я злилась на свое тело за то, как призывно оно выгнулось, желая подс
Я всегда считала секс чем-то грязным и порочным. Человеческая похоть и слабость в самом ярком их проявлении. Мне казалось, что нет ничего более отталкивающего, чем яростно желающий секса мужчина. И нет ничего более некрасивого, чем женщина, позволяющая трахать себя без любви.Только любовь может придать всему этому хоть какой-то смысл.Так мне казалось.До тех пор, пока я не оказалась распятой мужским жаждущим телом на покрывале под звездным небом. До тех пор, пока мужские губы не коснулись меня там, где я не трогала сама себя. До того момента, пока я не заскулила от наслаждения, ослепленная своим первым настоящим оргазмом.Мне было так хорошо, что я готова была предать саму себя вместе со своими страхами, ненавистью и желанием уничтожить Клима.Я умирала от стыда и острого экстаза одновременно. Я закидывала ноги на плечи Климу и стонала, не в силах сдержаться. Я до крови кусала губы, пытаясь прийти в себя, но это только сильнее заводило нас обоих.
Сидя на кровати, я невидящим взглядом уставилась в окно. Утреннее солнце раздражало даже сильнее уродливых оконных решеток, перечеркивающих нежно-голубое небо.В моей душе рассвет так и не наступил. Тьма безобразным комом засела в районе груди и не давала дышать.Тело, впервые познавшее этой ночью мужчину, болело. Мышцы мучительно отзывались при малейшем движение. Губы ныли и пульсировали, как при ожоге. Коже было неприятно даже простое касание хлопковой футболки.Всё напоминало мне о сексе с Климом. Полночи мы провели с ним на покрывале под звездным небом. Полночи я яростно сражалась со своим телом, но проиграла. Оно хотело Клима. Оно плавилось от удовольствия под его тяжестью. Глухие стоны вырывались из меня, когда Клим был груб. А когда он был нежен, я отчаянно ненавидела нас обоих.Зачем всё это?Просто похоть взрослого мужчины? Его попытки воскресить любимую? Способ унизить меня?Какая роль в этом спектакле отводится мне?С ужасо
Прошлая ночь ничего не изменила. И я не могла понять, какие чувство вызывает во мне этот факт.Последние дни я вообще перестала понимать себя. Единственное, что оставалось неизменным – моя ненависть к Климу. Темная, жгучая, порочная… Какое бы желание не овладевало мной – впиться в губы жёстким поцелуем или приставить к горлу Клима нож - мне хотелось причинить этому мужчине страдания – за то, как он ломает мое сознание и превращает в другого человека.Человек в замкнутом пространстве один на один со своими мыслями становится опасным. Его мышление настолько искажается, что черное запросто может стать белым и наоборот.Клим не только математик, но и хороший психолог. Я сопротивлялась из последних сил, но с каждым днем моя защитная оболочка слабела. Я чувствовала, как постепенно навязанные мысли становятся моей сутью.Я боялась, что после ночи, проведенной вместе, я превращусь в Еву окончательно. Глядя в широко раскрытые, отражающие з
Гнев жаркой волной окатил меня с головы до ног. Хватая воздух открытым ртом, я резко поднялась со стула. Головокружение и слабость отступили под натиском ослепляющей ярости.Где был мой пыл, когда Клим уводил меня из кафе?Только сейчас я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы дать ему отпор.Выпрямившись до ломоты в натянутом позвоночнике, я замахнулась и влепила Климу ответную пощечину.В тишине комнаты, наполненной утренним светом и неровным дыханием, звук удара был оглушителен.Клим стоял передо мной, расслабленно опустив руки вдоль тела, и смотрел прямо в глаза. Его взгляд пробирал до костей. Мне хотелось отшатнуться назад и отгородиться руками от этого человека.Но ярость еще плескалась в моей груди, а щека горела от унизительной пощечины.- Не смей меня трогать, - прошипела я. Я надеялась, что каждое мое слово сполна пропитано ненавистью.Клим в притворном удивлении приподнял брови.- Мне казалось, тебе понрав