Через полчаса я сидела на жестких сиденьях парома, задумчиво вглядываясь в темную воду за бортом. Мы возвращались в город. Машина осталась на обочине дороги, ведущей к монастырю. Падальщик сидел напротив, никак не выказывая своего отношения к моему решению. Старик сказал: «Веник с тобой, пока не найдете кольцо», – на деле получалось наоборот, я с ним.
О третьем покупателе девушки знали еще меньше, чем о посреднице. Одна встреча, несколько бесед в привате и пара телефонных звонков – много из этого не выжмешь. Нам нужна молодая женщина лет двадцати пяти, темные волосы, стрижка каре, карие глаза, среднего роста, среднего телосложения. Впрочем, с телосложением сложно, она на последнем месяце беременности. В остальном – два глаза, два уха, нос, рот, руки, ноги. Зовут Ирина. Номер телефона, который в данный момент был либо выключен, либо вне зоны действия сети. Есть еще переписка на форуме, девушки выдали нам свои логины и пароли, но просмотреть ее прямо– Знаете, – мужчина посмотрел на старушку, – что-то не верится.– Мне все равно, – падальщик достал телефон, – мою мать обокрали. Советую известить главврача, я вызываю полицию и репортеров. «Медсестра ворует у подопечных», выйдет не репортаж, а конфетка.– Подождите! Это же полная глупость. – Мужчина поднял руки. – Вы это серьезно? Из-за книги?– Более чем.– Хорошо. Дайте мне пять минут, уверен, мы все решим.– Даю десять. Мне все равно, с кого требовать пропажу: с вас или с Ирины, главное, чтобы мать успокоилась,. – Он обнял старушку.Мужчина, по-моему, уже пожалевший о решении догнать странных посетителей, развернулся и пошел обратно к корпусу, навстречу ему вышла молоденькая девушка, он махнул рукой, и они вместе скрылись за дверью.– Сейчас они выяснят, что у Марьи Николаевны никого нет, и нас отсюда попросят, сами полицию вызовут и репортеров. &la
Женщина дернула плечом.– Вы и не собирались его оставлять. – Я поморщилась, удивляясь, как не поняла этого раньше. – Кольцо слишком широкое и тяжелое для женщины. Я все думала, зачем брать ненастроенный артефакт? Проще дождаться рождения ребенка и настроить медальон. Но нет, вы покупаете неактивный артефакт, а значит, впоследствии его придется возвращать на доработку или искать другого ведьмака, платить. Зачем? Откуда у медсестры дома престарелых такая сумма? Деньги за рождение переводят после того, как отец обнюхает и признает отпрыска.– Что ж, теперь – она оперлась руками о подоконник, – вы знаете.– Кольцо уже не у вас.– Ищите. – Приглашающий жест рукой.– Это с самого начала была сделка, – я начинала злиться на эту равнодушную и спокойную женщину, отдавшую часть себя и нисколько не сожалевшую об этом, – поэтому артефакт заказали для отца, на тот случай, если ребенок окажется слишк
Конечно, наша тили-мили-тряндия не место для молодой и красивой девушки, но есть один нюанс, вернее, неписаный закон (когда ж они составят полный сборник и перенесут его на бумагу, надо этим делом старосту озадачить). Во-первых, ее ребенок не человек, а значит, Мила имеет такое же право жить на стежке, как и я. Во-вторых, местные стараются не трогать новоиспеченных мамаш, по крайней мере, стараются. Будь то человеческая женщина, ведьма, бесовка или русалка, любое порицание, наказание, внушение, кровную месть откладывают до тех пор, пока ребенок не сможет обходиться без матери, то есть как минимум на полгода. Я слышала о случаях, когда целый клан так и не смог отомстить пророчице, которая повадилась чуть ли не каждый год рожать по ребенку. Вот такая дискриминация по половому признаку в действии.Переход преодолели без проблем, Игорь спал, а Мила лишь охнула, что не могло не радовать, ловить испуганную молодую мать в non sit tempus было бы проблематично, но обошлось. Хорошо, что
– Значит, так, – он схватил меня за подбородок, рывком поднимая голову, – даю вам время до полудня. На поцелуи, сопли, слезы. Затем она должна отнести ребенка старику. Это и будет ее отречением, ни громких слов, ни подписей на бумагах. Взамен получит разрешение жить здесь. Хочет – пусть остается, хочет – убирается к людям. Ее в любом случае не тронут, я распоряжусь.– Нет. Никто не посмеет поднять на нее руку, ребенку месяц. Я знаю наши законы.– Думаешь? Даже если на кону будущее рода?– Не понимаю тебя.– Знаю, – он небрежно провел пальцами по щеке, – иногда я жалею об этом.На мгновенье он прижался лбом к моему лицу и отступил. Я ждала холода, равнодушия, высокомерия, даже похоть в какой то мере была ожидаема. Но эта мимолетная ласка не вписывалась ни в одну из реальностей: ни в его, ни в мою.Я растерялась. Кирилл отвернулся. Тём встал и пошел к двери. Разговор окончен.– Т
– Найди.– Вера в свои слова – одно, истина – другое. – Семеныч кивнул гробокопателю и тот спрыгнул с крыльца.В доме было по-прежнему тихо. Ветер толкнул меня к дивану и стал методично обшаривать комнаты. Больше всего его заинтересовала спальня, там запах Милы был наиболее силен. Я услышала, как хлопнули ставни, охотник выбрался на улицу и продолжил поиски там.– Ольга, – позвал староста, и я нехотя повернулась, – я ничего не делал. Я тебя не усыплял. Я сидел и ждал, когда мне принесут ребенка. Либо она, либо…– Кто?– Веник. Как только вышло время, он должен был, хм, разрешить ситуацию.– «Разрешить ситуацию», – я попробовала эти слова на вкус. – Самому не противно?– Я тебе больше скажу, – он не обратил на мои слова ни малейшего внимания, – здесь не применяли никакую магию.Вот теперь во мне проснулся интерес. Не дубиной же мен
Геронтопсихиатрический центр не изменился. За прошедшие два с половиной месяца внешнего круга листва пожелтела, с реки тянуло сыростью, начало октября баловало нас мелкими, но частыми дождями.Лето закончилось дней пять назад. Как бы ни расходились пути нашего времени и человеческого, погода была у нас общая, как и время года, я даже подозреваю, нам светило одно и то же солнце. Разве что встает и садится оно с разной частотой: для нас реже, для людей чаще. В нашем году тоже триста шестьдесят пять дней, но за эти дни в нашей тили-мили-тряндии десять раз лето сменится осенью, осень зимой и десять раз к нам заглянет весна. Мы давно привыкли, что лето пролетает дней за десять, как и осень, и зима, и весна. Время не шло, для нас оно летело, поэтому мы так торопились жить.Свое «правильное» летоисчисление вели правители, вернее, их историки, архивариусы и летописцы. Простая нечисть жила по человеческому времени и не тужила. Дни, месяцы, годы отсчитывались по обычному
… разочарование, готовое перерасти в отчаяние. Ну, почему они всегда на шаг впереди нас?– Пешком от Тёма не уйти, – горько сказала я. – Ветер нас на изнанку вывернет.Я бросила ключи на пол. Одиннадцать тридцать.– Вывернут всех, кто в этом замешан. – Падальщик потянулся плавно, мягко, под кожей перекатывались мышцы, будь он обычным мужиком, отбоя бы от баб не было, вон как Мила смотрит. – Значит, надо убедить его в обратном или сделать так, чтобы он сам себя убедил.– Следы не скроешь, – покачала головой я.– Следов не будет, – сказал Веник и тут же скомандовал Миле: – Чего стоишь, открыв рот? Тебе сказали собираться!Девушка вздрогнула, положила Игоря на кровать и взялась за сумку.– Есть этот, – он изобразил руками, – рюкзак-переноска? – Она кивнула. – Надевай. Ольга, открой окно.Я покосилась на гробокопателя, глупо думать, что он хочет
Черный целитель исчез на Карачун. В последний раз его видели накануне днем. Не знаю, с чего вдруг все решили, что с экспериментатором случилась беда, наверное, какие-то причины для этого были, но меня в них не посвящали. По мне, так он уже один раз ушел со стёжки, бросив дом, не понимаю, почему бы не сделать это снова. Итак, Константин отлучился. Надеюсь, навсегда. Юково стояло на ушах.Мы с Марьей Николаевной ужинали, когда в дом вошел Ефим, хранитель нашей стежки. Он был молод, как и все, кто хранит переход, как и все люди, принявшие браслеты хранителей, ставшие душой и сердцем стёжки, которую они никогда больше не смогут покинуть.Рыжеватые волосы, кудрявый чуб, серые с голубым отливом глаза, задорная россыпь веснушек на носу и щеках. На плечах старый мундир, который он никак не хотел менять на более удобную одежду, сапоги, портупея с шашкой, при мне хранитель ни разу не обнажал оружия, оно и понятно, дураки, готовые тягаться с его силой, забредают к нам не часто.
Они ждали меня у перехода. Шесть опор и хранитель. Они знали, когда и с чем я вернусь. Не все, но четверо, считая Ефима, точно. На парня в форменном кителе смотреть было больнее всего. Его я всегда считала чем-то лучшим, надеждой, что не все так плохо в этом мире. Что ж, я в очередной раз ошиблась.Машину я оставила на обочине, совсем как днем раньше феникс. Никто не сказал ни слова. Старик, шагнув вперед, протянул руку, и я вложила в нее жесткий задубелый, давно потерявший цвет шнурок. Огрызок веревочки, которой Сергей Гранин связал перекладины креста между собой, когда ставил первый и единственный памятник на могиле своей жены и сына. Староста сжал его в кулаке, закрыл глаза, прошептал несколько слов и удовлетворенно кивнул. Недостающая часть амулета найдена.– Как догадалась? – Ведьмак передал находку Алексию, и тот, щелкнув пальцами, спалил ее за долю секунды.– Монета должна на чем-то висеть, – ответила я.– Она и висела. Я сам
Ему на вид было лет шестьдесят, густая, хоть и полностью седая голова, кожа цвета меда, коренастый, узловатые руки, светло-карие выцветшие глаза. Те же черная телогрейка и резиновые сапоги, что были на нем пару часов назад. Он шел за мной с незначительным отставанием, я была не настолько незаметной, как воображала себе. Он или старушка, которую он называл Татьяной, вероятно, видели меня: перед дорогой большое свободное пространство и подходы к лесу как на ладони.Стоило вспомнить сцену у столовой, как до меня дошло, что именно я видела. И слышала. Таких совпадений не бывает.– Она назвала вас « Вощажником»? Вы Олег Вощажников?– Эээ, ну да. Я лесник тутошний.– Вы сами жили в пансионате «Истварь» в 1965 году, вы знали Матвея Гранина! Вы съели его пряник!Мужчина вздохнул и посмотрел с сомнением.– Это ж когда было-то.– Нет, такое не забывается, – я подошла ближе, – Матвей пропал, уш
Мы с Ефимом шли по Центральной. Начал накрапывать мелкий дождик, осень стремительно наступала, пора переходить с кофты на куртку, а еще вчера можно было спокойно ходить в футболке.– Зря вы меня остановили, леди. – Хранитель обернулся на треугольный дом, вздохнул, снял форменный китель и накинул мне на плечи. Я уже и забыла, какой приятной бывает забота.После извинений ключника прозвучавших очень похоже на «ты – идиотка, а потому сама виновата», я едва смогла увести хранителя.– Может быть, – я улыбнулась, – но раз уж ты такой добрый, можно еще кое о чем попросить?– Что угодно, леди. – Он коснулся пальцами козырька фуражки.– Именно об этом. Прошу, зови меня Ольга, можно на ты. Когда ты мне выкаешь, чувствую себя теткой.– Простите… прости, – исправился он, – ни одна леди раньше не жаловалась.Мы дошли до перекрестка с Июньской улицей и свернули к дому стар
– Кого их? Чью жену?– Тех, кто жил в твоем доме раньше.– Ты знала Граниных? – удивилась я.– Конечно. Тут все их знали. Единственные люди, достаточно ненормальные, чтобы поселиться у нас. Вроде тебя. Сергей, кстати, плохо кончил.– А жена?– А что она? – явидь сморщила лоб. – Светка говорила, что однажды она уехала и больше не вернулась.– Светка? Целительница? – Я вспомнила слова феникса.– Да. Мы общались. Тянет меня на них, – змея усмехнулась. – Светка помогала Лене.– В чем помогала?Очередной перекат в обнимку с зеленоватым яйцом.– Ленка была вроде твоей бабки, – характерное движение пальцами у виска, – с приветом. Ей тоже охранный знак поставили. Светка ей зелья варила, когда совсем невмоготу становилось.– Гранина была больна?– Ну, точно не скажу, как это человеческие доктора называют. Леса она
Костер занялся быстро, чему способствовал бензин, щедрой рукой целителя выплеснутый на вещи, которые стаскивали с чердака Арсений и Ефим. Пламя взметнулось ввысь, освещая бледные лица. Хранитель добавил к горящей куче старую рассохшуюся полку для обуви, мохнобровый швырнул следом коробку, полную старых, покрытых паутиной и частично съеденных молью мотков разноцветной пряжи.– Все, – отряхнул руки бывший водитель.– На чердаке ничего, – выделив второе слово, подтвердил Ефим.– Ольга? – почувствовав, как я напряглась, спросил староста.От вранья в этой ситуации толку мало, но в тот момент я вспомнила не о столике, а о его содержимом. Я вытащила из заднего кармана страницы книжки, вытряхнула сложенный серый листок. Отрывок из зубодробительной книги по гидромеханике отправился в огонь сразу. Старик развернул листок. В свете костра, который мы развели на моем заднем дворе, черные буквы были вполне читаемы.– Его заставили
Старик запнулся, пылевое веретено вздрогнуло, но поток неизвестных слов возобновился. Заклинание повело верхушкой, как гончая носом. Все видели, как тяжело ведьмаку дался этот прорыв сквозь собственное тело, это же ждало и нас. Веретено качнулось к фениксу и через мгновение уже вылетело из затылка мужчины, пройдя прямо через лицо, через надетые очки. Алексий покачнулся, но устоял. Я слышала, как клацнули его зубы. Пылевой смерч собрался снова. Бросок, на этот раз к бесу. Заклинание врезалось в плащ, как раз на уровне кармана, куда проклятый опустил варежку. Это было похоже на выбивание ковра, удар по ткани, колышущееся полотно, и в воздух взлетает темная пыль, темный дым. Вместо того, чтобы пройти сквозь эфемерное тело Михара, заклинание ударило его, рассеялось и, обтекая плащ, собралось за его спиной в подвижное острожалое веретено. Встретились две стихии, состоящие не из вещества, а из магии, и одна из них оказалась крепче.Черный целитель крякнул, когда смерч рванулся к нему
В первой заметке нечеткое зернистое фото длинного деревянного, похожего на барак строения на фоне темного леса. «Исчезновение в истварском лесу» – гласил крупный заголовок.«21 марта 1957 года в пансионате «Истварь» традиционно был организован родительский день. С разных концов области к ребятам съехались родители, бабушки и дедушки. Веселый, долгожданный день, обычно наплоенный смехом, сладостями и любовью, в этом году был омрачен чрезвычайным происшествием. Как сообщили нашему корреспонденту очевидцы, гражданка Гранина Е.А. отметилась у воспитателей и забрала своего сына Матвея в 11 часов утра. Последней их видела повариха в окошко хозблока, мать с сыном направлялись в лес на прогулку. «Истварь» славится своим сосновым лесом, благотворно влияющим на здоровье детей, а потому прогулки вокруг санатория – довольно распространенное явление. Отсутствие Гранина Матвея было обнаружено к вечеру во время построения на ужин. Последня
– Конечно. Амулеты периметра носят опоры стёжки, они же и устанавливают заклинание, они его живая часть, – ответил феникс.– Чистый, – еле слышно добавил старик, – нас предал человек.Все повернулись и уставились на меня. Неприятно. Особенно если учесть, что предательство в Северных пределах вещь невозможная. Почти. Вот на этом малюсеньком «почти» нечисть и умудряется маневрировать, обманывая и себя, и хозяина.– Может, его заставили, – фыркнула я, – или без сознания приволокли, стежка и открылась.– Невозможно, – строго сказал феникс, – заклинание разрабатывали для войны, учтено все, что можно учесть. На бессознательную опору магия не отреагирует, хоть битый час туда-сюда таскай. Оно настроено на одну личность, – быстрый кивок проклятому, – заменишь – и периметр слеп и глух для тебя. Что же касается принуждения…– Вход на стёжку, – перебил Ефим
Я посмотрела на икону. Она посмотрела на меня. Лик Святой Анны первое, что я теперь вижу по утрам. С легкой руки старосты я теперь еще и хранитель артефакта. С другой стороны, никто другой, включая старика, не соглашался даже взять ее в руки, не то что забрать домой. Бабка, в недобрый час обнаружившая образ, со всем своим рвением бросилась оформлять так называемый красный угол. Я успела перенести сие действо из гостиной в спальню, неудобно получится, если гости будут падать с выжженными глазами. Зато теперь я спокойна за свой сон – ни одна тварь не сунется.Следом в уши винтился монотонный стук молотка, Борис уже приступил к работе. Я все-таки занялась реконструкцией дома. Библиотека уже переехала в подвал. После изменения он стал притягательно уютным. Хранитель сказал, что знак и пространство вокруг него – это отражение личности опоры, мне своя нравилась, теперь я любила проводить время под землей. Поставила кресла, кофейный столик, гроба, подходящего к интерьеру,