Сергей Гранин отомстил, по сути, предал северные пределы. Но не хозяина. И поэтому то, что сидело в нем, молчало. В нашей тили-мили-тряндии патриотизм не в чести, каждый будет защищать свой дом, и ни один – северные пределы. Нет границ, нет единой территории, нет ощущения родины, национального духа и всего того, о чем любят кричать экзальтированные политики с экранов телевизора в человеческом мире. Никому нет дела до остальных. Поэтому и магия здесь такая, направленная на личность, а не на общество, каким бы оно ни было.
Хочешь сговориться с южанами о поставке товара в обход пошлин стежки – пожалуйста, пока свои же не поймают и наизнанку не вывернут. Хочешь нагадить соседнему селу и провести караван с товарами через свое – вперед и с песней. Можно красть, врать, обманывать, гадить, насколько хватит фантазии. За что-то тебе отмстят, за что-то накажут, если поймают, конечно, но это не предательство. Измена – это неверность хозяину, для каждого он здесь цар– Я попросила освободить меня от обязанностей надзирающей, так что жди визита нового «друга».– Уже, – ответила я, вспомнив о Майе.– Хорошо. – Она замерла в полумраке комнаты, а потом совсем другим голосом спросила: – Все в порядке?– Как обычно.– Ясно. – Она вышла на свет, и я увидела, что халат сменился спортивным костюмом. – У меня очень интересовались твоими ножами, вернее, их местонахождением.– Надеюсь, ты не разыгрывала партизанку?– Ни в жизнь. Пусть роются в грязи в Заячьем холме, пока не надоест.– Пусть.– Удивило другое, – она посмотрела на меня медными глазами, – железками интересовались не брежатые, а секретарь хозяина.Интересный факт и вроде бы совсем не связанный с остальными, которых набралось уже столько, что не знаешь, что с ними и делать.– Еще ты должна знать: все секретари Седого работают в паре с
– Лекарства действуют на нечисть точно так же. – Александр сложил все обратно в коробку. – У них есть вены, кровь, сердце, легкие, желудок. Но скорость метаболизма в разы выше. С этой дозы она проспит пару часов.– А человек?– Человек загнется минут через десять.Вестник закрыл коробку, встал и подошел к туалетному столику. Понюхал суп, поднял крышку с нетронутого второго, добрался до маленького железного чайничка, из носика которого до сих пор поднимался легкий парок.– Яд? – спросила я.– Яд, – подтвердил мужчина, забирая напиток и подхватывая с поля смятый стаканчик. – Странно.– Почему?– Не возражаешь, если мы продолжим в моей комнате? – спросил вестник.Я только сейчас заметила, что он прибежал на помощь в черных классических брюках, белой майке и с голыми ступнями.– Аптечку прихвати, – попросил он и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.
– Кирилл, – она покачала головой, – ты не рассказал ей, что это значит? – Она похлопала его по руке и поинтересовалась. – Не возражаешь, если я это сделаю?– Вперед. – Седой откинулся на кресле, прозрачные глаза блеснули, скулы напряглись.– Первая охота – это экзамен, сдашь его, и мы, – она обвела бокалом сидящих за столом, – признаем тебя достойным, провалишь – останешься добычей.– Отпрыски Седых всегда проходили испытания, без исключений, – возмутился Иван, словно она сказала что-то обратное, – все наследники признавались достойными, ни один не был лишен права править.– Такое возможно? – От удивления гул чуть отдалился.– Теоретически, – хмыкнула Екатерина, она провела вилкой по опустевшей тарелке, рисуя узор в кровавых ошметках, – если, к примеру, хозяин предела погиб, оставив слишком юных для испытания наследников. Пределы не подчиня
Я медленно повернулась. Та картинка, которую я никак не могла вспомнить. Вернее, не хотела. Я повернула ручку, приоткрывая темное нутро комнаты. Той самой, что постоянно присутствовала в моих мыслях, хотела я этого или нет. Потому что именно здесь я увидела его в первый раз – белый туалетный столик с портрета Нинеи, с моего чердака, из моей спальни, из обеих спален. Я нащупала выключатель, комнату залил свет. Кровать была, низкий столик с креслами тоже, шкаф и голубая толстая портьера на своих местах. Белого туалетного столика не было, что не удивляло. Совсем. Я закрыла дверь. От того, что я теперь знаю, где видела эту приставучую мебель в первый раз, ничего не изменилось.Очередная незапертая дверь, за которой скрывалась маленькая гостиная со столиками, диванами, кучей подушек и стенами, увешанными шторами. Чисто женская комната, в которой так уютно вечерами разложить пасьянс, послушать сплетни или рассказать самой, понаблюдать или поучаствовать в гадании или наведении п
– Видишь, как все просто, – сказал Александр, – тебе прямая выгода, Алиса на троне, и никто больше не посмеет разлучить вас.– Почему? Если он все знает, почему молчит? Почему эти девки еще живы? Почему они здесь?Вестник не ответил. То, что на уме у Седого, знают лишь ушедшие.– Он уже выбрал исполнителя? – Я подалась вперед.В глазах Александра проступило сожаление. И я поняла.– Ну, конечно, – прошептала я, – его предупреждение, артефакт доверия, место хозяйки дома, приказ о неприкосновенности, ведь исполнитель должен дожить до финальной сцены. Он расчищает мне дорогу. Святые!Я встала, бурлившие эмоции не позволяли оставаться на одном месте, прошлась вдоль горевших торшеров и горько рассмеялась. Кому, как не бывшей жене, втыкать нож в мужа, поводов он дал с десяток.– Бедный Иван, – бормотала я себе под нос, – он пытался это остановить. Не будь меня… Его предупредил
– Хозяйка, проснитесь!Меня требовательно потрясли за плечо. Когти сна нехотя разжались. Снилась всякая муть вроде ворон, кружащих над домом, и бабки, варившей из них суп, настоятельно требуя снять пробу. Я от такой чести вяло отнекивалась. Когда аргументы против иссякли, меня выдернули из абсурда сна и вернули в не меньший абсурд реальности.– Меня зовут Ольга, и я тебе не хозяйка.Я открыла глаза, вокруг стояла серая темнота. Графитовые стены всему придавали пыльный оттенок, и тьме, и свету. Майя стояла у изголовья кровати, ее горевшие алым зрачки были расширены, в руках – бесформенный сверток, то ли валик с дивана, то ли кофту, то ли чью-то голову. Я привстала, потянулась, потерла лицо, дотянулась до нити бра. Лампочка была тусклой, на лицо девочки легли гротескные тени, невообразимо уродуя. Мое, надо полагать, выглядело не лучше.Я вытащила из-под подушки телефон. Четверть пятого.– Что случилось?Девочка всхлипнула и уткнула
Мы не можем открыть портал и оказаться в Юково в одно мгновение, оставим это фантастическим фильмам и книгам, мы будет трястись по ухабистой дороге. Даже если свести все временные потери к минимуму, уложить дорогу меньше чем в три часа не удастся. Как я сейчас сожалела, что здесь нет перехода, мир людей способен дать то единственное, что имело ценность – время.Кирилл молчал. Смотрел в украшенный цепями потолок и молчал.Бойцы доберутся до стежки в лучшем случае к похоронам последних защитников, в худшем – угодят в гостеприимно расставленные ловушки новых хозяев, если безвременье не выгонит оттуда любую жизнь. Север оказался не готов к реальной войне, лишь к имитации. Думали, Южане не осмелятся? Думали, до скончания времен будут бить кулаками в грудь и кричать о своей невиновности? Да зачем? Обвинения брошены, гораздо проще сделать так, чтоб они не были напрасными. Война так война.Там, в Юково, остался Семеныч, ведьмак, скрывший от меня перепад времени ме
– Информация за информацию. – Я вложила в его ладонь свою, и он чуть сжал пальцы.– Уйдем со мной, – вдруг предложил Измененный, не отпуская руки и посмотрев на цитадель. – Здесь пахнет смертью. Плохой смертью, неправильной.– Чем у тебя лучше? – Я высвободила пальцы.– Тем, что я убью тебя быстро. – Торговец встряхнулся, как обычный дворовый пес, еще с десяток снежинок опустилось на мохнатую морду. – Здесь легкой смерти не бывает.Измененный понюхал воздух.– Как будто бывает иная, – буркнула я, задирая голову, опять начинался снегопад.Холл, по сравнению с улицей, мне и моему тонкому свитеру показался жарким местечком, не ко времени будь оно помянуто. Я попрыгала, стряхнула с волос капли воды, в которые превратились снежинки, подышала на покрасневшие ладони. Еще пара-тройка дней, и очередная краткая зима пойдет на убыль.Одна и та же навязчивая мысль о туалетном столике, на
Бальный зал был намного больше ста квадратов. Возможно, сразу после освобождения из стекла non sit tempus было цельным, сильным, сводящим с ума, настоящим. Без источника оно распалось на клочки, осело на пол, расползлось по углам мутными обрывками. Но живот все равно болезненно скрутило.Никто из слуг так и не решился пройти сквозь распахнутые двери. Тело проклятого отсутствовало, потому что не существовало. На гладком полулежал вестник. На боку в паре десятков шагов от одной из колонн, поддерживающих балкон.Под ботинком у Кирилла что-то хрустнуло. Он остановился, не дойдя до тела Александра пару метров, и поднял ногу. На полу белел миниатюрный цилиндр, пластиковая капелька, в похожих глазолин продают, только с насаженной, но теперь уже сломанной иглой. Я с десяток таких видела в аптечке вестника.Седой принюхался, хмыкнул, подошел к телу. Я оглянулась, но брежатые и пяток слуг остались у дверей, не решаясь без прямого приказа ступить туда, где все еще стелились по п
Кирилл перешагнул через тело Прекрасной, утратившей право носить этот титул, схватил Тамарию за волосы и потащил за собой. И делал он это с улыбкой. Хвостом он задел мою руку, словно в жутковатой пародии на ласку.– Клятву! – потребовал Седой от демоницы.Она вырывалась, шипела, рычала, пыталась превратиться, стать такой же прекрасной, как была мать, вернее, тетя. И в какой-то момент ей это удалось. Жаль, что Кирилл плевать хотел и на капельки росы на коже, вряд ли я смогла бы так безнаказанно их коснуться, и на потемневшие волосы, которые вдруг утратили всю шелковистость, поднялись и обвились вокруг его пальцев, как водоросли, пытаясь проникнуть, прорасти под его чешую в незащищенную плоть.Он швырнул девушку лицом в стол, который сдвинулся от удара. Я откатилась, задев рукой что-то мягкое, почувствовала на пальцах влагу, скосила глаза, и тут же вскочила на ноги, шарахнувшись в сторону. Трупы парней, что обеспечивали меня через день ванной, все еще лежали
Но чтобы быть чудовищем, необязательно выглядеть, как чудовище. Он демон, который без шипов на ходу вспорет вам брюхо и даже не остановится. И поверьте, грубая сила – самая меньшая часть из его способностей. Я видела не человека, я видела что-то иное. Две ноги, две руки, одна голова, мерцающая чешуей подвижная кожа, кости, которые были прочными, как металл и так же плавились, меняя форму. Бесы не имели тела. Демоны могли перекраивать свое, изменяя суставы, изгибая и выворачивая кости.«…видел я твоего любимого «без макияжа», неделю нормально спать не мог», – вспомнились слова гробокопателя. Теперь и я видела.Одна из рук Кирилла была странно изломана, когти окрасились алым. Седой шевельнул пальцами, кости стали выправляться на глазах, принимая предназначенную природой форму, или то, что понимает под этим человек. Это выглядело не столько страшно, сколько неправильно. Чуждо.Его портрет будет нарисован в любом случае. После см
Возражать вслух я не осмелилась, замотала головой, по примеру Майи спрятав руки за спину. Мы оба знали, ему ничего не стоит заставить меня. Но Кирилл отвернулся и взялся за нож сам. Ладонь обхватила рукоять. Раздался тихий треск, по бледной коже побежали голубые искры разряда, словно он взялся не за нож, а за оголенный провод. Седой встряхнул ладонь, тонкий слой обожженной кожи слетел с руки, осыпавшись горсткой пепла. Он сжал и разжал пальцы, рука зажила за долю секунды, чтобы тут же обрасти чешуей, точно такой же, как на лице, разве что чешуйки чуть шире и плотнее. Вторая попытка вышла удачнее, голубые искры все еще бегали по руке, атам еще сопротивлялся, но уже не причинял вреда, не мог.Демон протянул мне раскрытую чешуйчатую руку с серо-стальными когтями, на которой лежал жертвенный нож. Я мотнула головой, не делая попытки приблизиться.– Как знаешь, – прошептал он, отшвыривая оружие.Проследив за его полетом, я заметила, что каменное лезвие изменилос
Я отступила к кровати, серьезно подумывая, а не залезть ли на нее с ногами, если они опять сойдутся в безжалостном танце. Сбившееся одеяло, небрежно брошенная сорочка, из-под старой ткани которой чуть выглядывала зеленоватая рукоять. Майя так и не забрала его. Я протянула руку, не раздумывая. Вопреки ожиданиям малахит согрел ладонь, а не обжег ее. Атам вытесали из камня под женскую руку, не тяжелым, не громоздким. За столько лет режущая кромка камня должна была затупиться, там, где время начало разрушать лезвие, стать хрупким и ломким. Но в тело бессмертника атам скользнул, как теплая ложка в мороженое. Легко, не встречая сопротивления, будто оно состояло не из мышц и костей. В последний момент Иван что-то почувствовал, не мог не почувствовать. Бессмертник дернулся и, вполне возможно, успел бы развернуться, и я нашла бы каменный нож в своем горле меньше чем через секунду. Но проклятый с утробным хрипом-смехом вцепился ему в плечи с такой силой, что лопнула ткань.Лезвие вошло в
– Информация за информацию. – Я вложила в его ладонь свою, и он чуть сжал пальцы.– Уйдем со мной, – вдруг предложил Измененный, не отпуская руки и посмотрев на цитадель. – Здесь пахнет смертью. Плохой смертью, неправильной.– Чем у тебя лучше? – Я высвободила пальцы.– Тем, что я убью тебя быстро. – Торговец встряхнулся, как обычный дворовый пес, еще с десяток снежинок опустилось на мохнатую морду. – Здесь легкой смерти не бывает.Измененный понюхал воздух.– Как будто бывает иная, – буркнула я, задирая голову, опять начинался снегопад.Холл, по сравнению с улицей, мне и моему тонкому свитеру показался жарким местечком, не ко времени будь оно помянуто. Я попрыгала, стряхнула с волос капли воды, в которые превратились снежинки, подышала на покрасневшие ладони. Еще пара-тройка дней, и очередная краткая зима пойдет на убыль.Одна и та же навязчивая мысль о туалетном столике, на
Мы не можем открыть портал и оказаться в Юково в одно мгновение, оставим это фантастическим фильмам и книгам, мы будет трястись по ухабистой дороге. Даже если свести все временные потери к минимуму, уложить дорогу меньше чем в три часа не удастся. Как я сейчас сожалела, что здесь нет перехода, мир людей способен дать то единственное, что имело ценность – время.Кирилл молчал. Смотрел в украшенный цепями потолок и молчал.Бойцы доберутся до стежки в лучшем случае к похоронам последних защитников, в худшем – угодят в гостеприимно расставленные ловушки новых хозяев, если безвременье не выгонит оттуда любую жизнь. Север оказался не готов к реальной войне, лишь к имитации. Думали, Южане не осмелятся? Думали, до скончания времен будут бить кулаками в грудь и кричать о своей невиновности? Да зачем? Обвинения брошены, гораздо проще сделать так, чтоб они не были напрасными. Война так война.Там, в Юково, остался Семеныч, ведьмак, скрывший от меня перепад времени ме
– Хозяйка, проснитесь!Меня требовательно потрясли за плечо. Когти сна нехотя разжались. Снилась всякая муть вроде ворон, кружащих над домом, и бабки, варившей из них суп, настоятельно требуя снять пробу. Я от такой чести вяло отнекивалась. Когда аргументы против иссякли, меня выдернули из абсурда сна и вернули в не меньший абсурд реальности.– Меня зовут Ольга, и я тебе не хозяйка.Я открыла глаза, вокруг стояла серая темнота. Графитовые стены всему придавали пыльный оттенок, и тьме, и свету. Майя стояла у изголовья кровати, ее горевшие алым зрачки были расширены, в руках – бесформенный сверток, то ли валик с дивана, то ли кофту, то ли чью-то голову. Я привстала, потянулась, потерла лицо, дотянулась до нити бра. Лампочка была тусклой, на лицо девочки легли гротескные тени, невообразимо уродуя. Мое, надо полагать, выглядело не лучше.Я вытащила из-под подушки телефон. Четверть пятого.– Что случилось?Девочка всхлипнула и уткнула
– Видишь, как все просто, – сказал Александр, – тебе прямая выгода, Алиса на троне, и никто больше не посмеет разлучить вас.– Почему? Если он все знает, почему молчит? Почему эти девки еще живы? Почему они здесь?Вестник не ответил. То, что на уме у Седого, знают лишь ушедшие.– Он уже выбрал исполнителя? – Я подалась вперед.В глазах Александра проступило сожаление. И я поняла.– Ну, конечно, – прошептала я, – его предупреждение, артефакт доверия, место хозяйки дома, приказ о неприкосновенности, ведь исполнитель должен дожить до финальной сцены. Он расчищает мне дорогу. Святые!Я встала, бурлившие эмоции не позволяли оставаться на одном месте, прошлась вдоль горевших торшеров и горько рассмеялась. Кому, как не бывшей жене, втыкать нож в мужа, поводов он дал с десяток.– Бедный Иван, – бормотала я себе под нос, – он пытался это остановить. Не будь меня… Его предупредил