ГЛАВА 2

«…Представьте, что один человек контролирует ваш кислород. Вам кажется, что кислорода ничтожно мало, и этот прекрасный человек делится с вами своими запасами. Вы готовы на всё ради него. Вы находитесь в океане боли и неопределенности, вокруг только темнота, зло, страдания, и ОН…»

Стефания

— Всем привет. Меня зовут Николь. И моя история не сильно отличается от всех, что я только что услышала, — я опускаю взгляд, несмотря на то, что мои глаза все равно скрывают солнцезащитные очки, и я знаю, что сейчас совершенно не похожа на себя, так как скрыла светлые волосы за черным париком под стрижку «удлиненное каре». Приходится как-то выкручиваться, когда хочешь выбраться из эмоциональной ямы, которую сама себе и вырыла, но положение в обществе моего бывшего мужа, Уилла Астона, вынуждает меня оставаться инкогнито в этом клубе психологической поддержки жертв бытового стокгольмского синдрома. Так странно. Четыре года назад я и понятия не имела, что у моих сложных отношений с мужем есть научное определение, и называть его стоит не «милый», «дорогой», а «абьюзер».

Тиран.

Параноидальный ревнивец, который в каждом прохожем мужчине видел моего любовника.

Деспот.

Сумасшедший псих, который мог поднять на меня руку, а через два часа уже целовать мои ноги, извиняться и клясться, что он больше никогда не причинит мне боли и называть своей Богиней.

Я столько всего прощала ему, и казалось, даже не замечала его чудовищных наклонностей, наивно полагая, что у Астона просто тяжелый период в бизнесе, что он устает, и я сама даю повод для оплеух и пощечин, когда улыбаюсь малознакомым мужчинам на съемках. Я оправдывала его бесконечное количество раз, и мне кажется, что даже после того, что пережила, находясь в больнице в полном одиночестве, я до сих пор порой ищу Астону оправдания, и где-то в глубине души свято верю в то, что он вдруг станет святым человеком, и тем мужчиной, за которого я вышла замуж. Но дело в том, что в тот момент, когда я сказала ему «да», Уилл Астон не был таким, каким я его видела… он намеренно и виртуозно прятал внутренних демонов, о которых я и не догадывалась. Первым и единственным тревожным «звоночком» до свадьбы был тот случай, когда он ударил меня по лицу за съемку в купальнике. Ударил так, что я отлетела к стене и упала навзничь, и едва ли не ударилась головой о прикроватную тумбочку.

«Дешевая шлюха. Знаешь, кто ты после этого? Дешевая. Грязная. Шлюха! Так и хочется продемонстрировать всем свою бля**кую натуру? Соска тупая. Пустая русская соска.» — это была самая безобидная фраза из тех, что он проорал мне в лицо, до боли сжимая челюсть. До хруста. Невзирая на мои слезы и крики о том, что я больше знать его не хочу. И я не хотела… но на следующий день, проснувшись на постели, усыпанной лепестками красных роз, под нежное «прости, малышка» все произошедшее показалось дурным сном, безумным наваждением, всплеском горячих эмоций у нас обоих, и всего лишь искрой страсти, разжегшей пламя нашей «любви» вновь.

 И представьте себе, уже после свадьбы и рождения дочери, я всерьез верила в то, что даю ему повод унижать меня, несмотря на то, что до помолвки мы все четко обговаривали, и он пообещал, что никогда не будет смешивать нашу семейную жизнь и мою карьеру. Он с пониманием относился к тому, что я работаю моделью и хочу именно в этом деле достичь определенных высот, и пообещал, что никогда не будет препятствовать моему развитию в любимом деле. И чем в итоге все закончилось…? Вы и представить себе не можете. Но обо всем по порядку.

— Мы готовы выслушать твою историю целиком, Николь, — умиротворяющий голос миссис Фокс, ведущего психолога, помогающего данной группе отчаявшихся жертв домашних тиранов, заставляет меня выйти из транса заново испытываемых неприятных ощущений. Мой взгляд изучает присутствующих девушек сквозь линзы темных очков: не считая меня, их здесь пятеро, и у двух из них красуются фиолетово-синие фингалы под глазами, от одного вида которых у меня волосы на затылке встают дыбом, а к горлу подступает удушливая тошнота. Я буквально ощущаю, как твердая рука Астона вновь до боли и потери воздуха в легких сжимает мою шею, когда оцениваю красные кольца от сомкнутых ладоней, оставивших следы на их коже. Я прекрасно знаю, как выглядят подобные увечья, и не сомневаюсь в том, что подобная «красота» — вовсе не отпечаток страсти, когда мужчина слегка обхватывает твою шею во время секса. Это самая настоящая печать мертвой хватки, желания растоптать и унизить свою жертву, любимую женщину, шлюху и Богиню в одном лице. Взгляды девушек пусты и растеряны, и оценивая их сгорбленные спины, покатые плечи и мертвые глаза без намека на жизнерадостный блеск… смотрю на них, и вижу саму себя в недалеком прошлом.

Сейчас я выгляжу иначе: ежедневный уход за собой, возрождение любви к себе, исцеление временем… все это вернуло мне мою красоту и уверенность в себе, и только я знаю о том, что стоит Уиллу появиться рядом со мной, стоит ему лишь еще раз намекнуть на то, что я больше никогда не увижу Веронику, и я вновь стану открытой раной, в которую он без труда будет загонять свои беспощадные кинжалы, пока вновь не вывернет меня наизнанку... но я не допущу этого.

Я сильная. И я смогу справиться со своим бывшим мужем. И я найду способ вернуть то единственное, за что всегда буду ему благодарна… мою дочь. Веронику.

Да, мне удалось навести внешний лоск, почистить перышки и зализать раны… но что делать с тьмой, токсичным ядом, протекающим по венам? Как долго еще я буду жить в хаосе и страхе? Жить с мыслью о том, что день, когда я буду депортирована из Англии и навсегда лишена возможности видеть свою маленькую девочку, общаться с ней, наблюдать за каждым ее шагом и взмахом черных ресниц, обрамляющих самые глубокие глаза во Вселенной, наступит завтра?

Наверное, каждая мать видит в глазах своего ребенка Космос, и я не исключение. И я очень завидую вам, если вы можете просто поцеловать ваш Космос перед сном, крепко обнять, напевая мотив колыбельной, что пела вам ваша мама. Прикасаться к своей маленькой Звездочке, ощущая тепло ее крошечных ручек, и то, что вы — одно целое.

 Так хочется почувствовать себя под защитой, в безопасности… и, несмотря на то, что Астон сдувает пылинки с Вероники, и очень ее любит… у меня сердце разрывается на части, стоит лишь допустить мысль о том, что в один прекрасный момент его «перемкнет», и вместо груши для битья он использует не меня, а мою дочь.

Сейчас мои руки связаны. Я уже лишена родительских прав, и единственная возможность изредка видеть свою малышку — это играть по правилам Астона. И выполнять любое его желание, взамен на встречу с Вероникой… в присутствии няни и телохранителя. Но это лучше, чем ничего. Ведь если бы не было этих коротких встреч, Вероника и вовсе бы уже не помнила меня, как свою маму.

— Я уже все рассказала. Я тогда пришла на собеседование, — неуверенно пожимаю плечами, стараясь избавиться от овеявшего нутро страха. Я остаюсь инкогнито для того, чтобы ни одна из посетительниц клуба психологической поддержки не узнала меня — конечно, не все интересуются модой, последними трендами и показами, но все же, баннеры с моими фото развешаны по всему Лондону, и поэтому, подстраховка не помешает. Зачем я вообще сюда хожу, спросите вы? Ответ прост: смотреть на свои прошлые отражения в лице этих девушек, и напоминать себе о том, что я больше никогда не позволю себе стать такой тряпкой. Ведь в конечном итоге, каждая из нас сама впустила своего личного демона в свою жизнь, добровольно ступив в его испепеляющее пламя. Мы все… просто позволили этим ублюдкам стать нашей клеткой без дверей, окон и воздуха, в которую они дозировано подают кислород, в то время, где-то в этом безумном мире существуют сотни женщин, что обрели в любимом мужчине защиту, опору и дом. Мы сами выбрали этот путь, но оглядываясь назад, я понимаю, что с Астоном у меня никогда не было выбора, в тот самый момент, когда его выбор пал на меня. — Мой бывший муж оказался владельцем компании, в которую я устраивалась. Вопреки тому, что я его ударила, мне позвонили, предложили должность… а он начал за мной ухаживать. Так меня никогда, и никто не добивался, — внезапно шею сковывает невидимым стальным ожерельем, и я сглатываю ком, вставший поперек горла. Не очень-то приятно вспоминать о том, как купилась на цветы, подарки, броские поступки и красивые обещания этого манипулятора. Он играл со мной в игру, которую мой психолог называет «ресурс-не ресурс». Иначе говоря «ближе-дальше». По этой схеме мужчина сначала дарит вам самые необыкновенные эмоции на свете, сдабривая все кинестетическими якорями, а потом на некоторое время отстраняется, делая вид, что не так уж и сильно он в вас заинтересован. И все бы ничего, таким манипуляциям легко можно противостоять, когда игрок не является Уиллом Астоном — мужчиной такого уровня, о которых обычные девушки вроде меня, даже не мечтают. В нем есть все, что обычно привлекает женщин: внешняя мужественность, целеустремленность и успешность, харизма и обаяние, статная фигура и правильные черты лица, умение убедить женщину в том, насколько она особенна и желанна… список можно продолжать бесконечно, суть от этого не изменится. Но поверьте, на моем месте могла бы оказаться любая. Но по закону подлости той самой дурой, оказалась я…

 Я так нуждалась в опоре и силе. В принципе, как и любая девушка… и первые дни все его поступки, кричали о том, что он даст мне ощущение надежности, любви, каменной стены и даже больше. Конечно, по началу я отвергала его раз за разом, с одной стороны по привычке, с другой стороны: из-за страха того, что влюблюсь и потеряю голову, в то время как нужно работать и заниматься карьерой. Мистер Астон не понимал моих отказов, и не принимал слова «нет», даже когда я стала чаще гулять со своим лучшим другом Марком — надеялась на то, что Уилл остынет к занятой девушке и оставит меня в покое, но присутствие конкурента только распалило его интерес и похищения на свидания начались с удвоенной силой. Пожалуй, переломным моментом стал тот день, когда Уилл понял, что меня не интересуют его деньги: бесконечный поток брильянтов, бельгийского шоколада и цветов, поставляемых к моей квартире, приостановился.

Раздался роковой, решающий мою судьбу стук в дверь. Я пошла открывать ее, собираясь отшить очередного курьера…

— Я уже хотела отшить очередного курьера… — продолжаю рассказывать я, набирая в легкие побольше воздуха, прекрасно понимая, что каждая из присутствующих девушек жадно слушает мою историю, которая стала бы самой красивой и романтичной на свете, если бы не закончилась так омерзительно. — Но на пороге моей квартиры стоял Уилл, (фамилию своего мужа я, естественно, не называю) и он предложил мне погулять по Лондону. Я не устояла перед его искренностью и перед тем, что он отбросил позерство и попытки меня купить. Я увидела в нем мужчину, а не очередного «папика» с кучей денег, который решит все мои проблемы. Мы весь вечер просидели в уютной кофейне недалеко от Бейкер Стрит, посетили музей Шерлока Холмса и гуляли по вечернему Лондону. Меня сильно клонило в сон, бывший муж посадил меня в машину и пообещал, что отвезет домой… проснулась я в загородном поместье, объятом зеленью, на берегу чудесного озера. В том месте я ощутила с Уиллом такое единение… словно он взял и утащил меня подальше от всех: от прошлого и будущего, от рутины и суеты. Просто забрал в отдельный мир, созданный только для нас двоих. Мне только исполнилось двадцать, огромные розовые очки становились неприлично большими, ведь я влюблялась сильнее с каждой секундой, проведенной вместе. Весь следующий день мы провели в этом доме, и он ни разу не пытался сделать нечто такое, чего я бы ему сама не позволила… приходило ли мне в голову, что он притворяется, видела ли я жадный, даже нездоровый огонь страсти и гипертрофированного чувства собственничества в его глазах? Определенно. Но, понимаете… мой бывший муж действительно умный, начитанный, интересный человек. Несмотря на то, что он та еще скотина и последний моральный урод, он умеет говорить красиво, правильно себя подать, очаровать и обаять своей внутренней силой, пленить энергетикой власти, продемонстрировать свой потрясающий интеллект и глубокое мировоззрение. Он даже стихи мне прочитал… знал где уколоть, нашел слабое место — всегда обращала внимание на творческих личностей. Я сама и не заметила, как влюбилась, потому что на тот момент, он был тем мужчиной, которым я восхищалась ежесекундно, на которого с благоговением смотрела снизу вверх и это чувство непреодолимой силы рядом пьянило и кружило голову, взывая к маленькой девочке внутри меня, которая нуждалась в опоре и таком взрослом мужчине, который ее полюбит, убережет, решит все ее проблемы, и будет таким, каким никогда не был мой отец. Я люблю своего папу, но он никогда не был целеустремленным и сильным человеком, в нашей семье все и всегда решала мама, и зачастую она содержала нас, пока папа играл в компьютерные игры или задерживался в казино, выпивал с друзьями, и просто лежал на диване, абсолютно ничем не занимаясь. Однажды, будучи маленькой, я увидела, как мама, приходя после ночной смены на работе, плачет над счетами за квартиру, бормоча себе под нос что-то про долги. Я просто подошла к ней и крепко обняла. Она так громко рыдала, что мне передалась вся ее боль и неимоверная усталость, и потом, когда я стала немного старше, я поняла, что мне нужен абсолютно другой мужчина. Полная противоположность отцу — с тяжелым взглядом, и не менее железными принципами и стальной хваткой по жизни. Но, кажется, я переборщила со своими желаниями, и у такого сильного, как мне казалось, человека, есть и другая, жуткая сторона, с которой невозможно смириться. К тому же, я поняла, что изголодалась… я хотела отношений, поняла, что выросла, и больше не могу убегать от возможностей реализовать себя, как женщину. За поведение на кастинге Уилл извинился. Убедил меня в том, что сам не понимает, что на него нашло, что просто зацепила его с первого взгляда так, что отпустить было невозможно. В том поместье у озера я отдалась ему, и он стал моим первым мужчиной. Смешно вспоминать, но я мечтала, как типичная влюбленная и очень юная девушка: о том, что он будет первым и последним… и это осознание полнейшей влюбленности, переполняющей сердце, сводило с ума, возвышая над всем миром, — наконец, мне необходимо остановить свой рассказ и перевести дыхание. Слишком трудно вспоминать о нашей первой близости с Уиллом в купе с тем, что произошло сегодняшней ночью в загородном клубе «Black Horse», когда я лишилась девственности… в третий раз в своей жизни.

 Об этом мне даже рассказывать стыдно.

 О том, что после родов Уилл заставил меня сделать операцию по восстановлению девственности. И у меня не было никакого выбора, кроме того, как пойти у него на поводу. До рождения Вероники он, итак, держал меня всевозможными якорями, что установил в моей душе, но после того, как на свет появилась наша дочь… я стала его любимой марионеткой и игрушкой. Любое мое непослушание, любой поступок Уиллу наперекор, заканчивался словами: «Ты забыла, что ты здесь никто, моя шлюшка? Хочешь уйти от меня? Катись к черту. Да только о Веронике забудь. Ее я тебе не отдам и ни за что не позволю увезти в Россию, и ты знаешь, на чьей стороне будут власти Великобритании — страны, где и родилась моя дочь. Ты же знаешь, что мне ничего не стоит лишить тебя родительских прав, детка.»

Мороз по коже, стоит лишь вспомнить парализующий своим холодом тон его голоса. В итоге, Астон выполнил свое обещание — я не имею никаких прав на Веронику. Сердце болезненно сжимается, а к глазам подступают жгучие слезы, но я давлю их в себе за темными очками, будто пуская по изнанке щек. Единственная мысль, которая не дает мне сломаться и медленно умирать без дочери — это мысль о том, что я обязательно восстану из пепла, и найду способ вернуть Веронику. 

— Наш роман закрутился со скоростью света. Я и не замечала, что становлюсь… другим человеком. Думаю, вам всем здесь знакомо это чувство полнейшей зависимости от мужчины. Когда живешь от «дозы» до «дозы» его любви и эмоций, переживая страшнейшие ломки в душе и во всем теле, когда вы находитесь в малейшей ссоре. Мне казалось, что без него меня просто нет. Что я вот-вот растворюсь, исчезну, задохнусь, потеряюсь… он стал воздухом, которым я дышу. Мы оба много работали, и не так часто виделись… очень много спорили. Муж всегда выводил меня на негативные эмоции, но все заканчивалось сумасшедшим сексом… в моменты нашей страсти, я чувствовала себя не человеком. О да. Он был одержимым зверем, и, наверное, мне передавалось его безумие… разрушительное безумие. В постели он всегда был груб и эгоистичен, но каким-то образом все переворачивал так, что я ловила неимоверный кайф, подчиняясь его воле. Стоя перед ним на коленях, ощущая его у себя во рту. Это не было физическим удовлетворением, кайфом от сексуальной близости. Это был кайф от того, что я выгляжу идеальной в его глазах. Богиней. Это стало целью моей жизни — быть идеальной для него. Быть достойной его комплиментов о том, что я самая лучшая для него. Любой его упрек в мою сторону воспринимался мною, как конец света, и мне непременно хотелось сделать нечто такое для него, чтобы возобновить «идеальность» наших отношений, укрепить мнимую любовь. Все, что возвышало меня в его жизни и его глазах, делало меня счастливой… и по каким-то причинам, я начала забывать о себе: о своих желаниях, мечтах и планах. Конечно, я этого не понимала. Не замечала, как становлюсь другим человеком, низшим существом, без собственных желаний и целей. Не понимала, что мое настроение, и вся моя жизнь стала зависеть от его решений. Мне казалось, что такой и должна быть настоящая любовь: когда ты ставишь интересы другого человека, выше своих собственных. Когда так важно видеть любовь за «послушание» в его глазах. Я никогда так не ошибалась и совершенно забыла о том, что единственный роман, который должен стоять во главе моей жизни — это роман с самой собой. Меня полностью поглотила личность и всепоглощающая бездна Уилла, просто потому что с ним я ощущала себя живой, чувствующей, значимой. Он же всегда напоминал мне о том, как много он мне дает, и что, если бы не он, я и вовсе уже давно бы стояла за кассой в кафе общественного питания в Тюмени, — на лицах девушек застывают удивленные выражения, и я поясняю: — Город в России. Это далеко от Москвы. Здесь же моя карьера расцветала да и конфликты с Уиллом были терпимыми, пока я не снималась в белье. Наши ссоры и недопонимания скрашивали поездки на Санторини, где мы проводили вдвоем уикенды, забывая о том, что внешний, полный суеты мир и забот вообще существует.

Да и пресса, наконец, оставляла нас в покое, потому что в Лондоне наш кортеж преследовали, где бы мы ни находились. Частичкой своей незараженной им души, я понимала, что нам стоит расстаться, потому что ощущала… что потеряла себя, свою свободу и внутреннюю опору в самой себе. Да, с Астоном я полностью расслабилась, потому что он взмахом руки решил проблемы моей семьи и работы, но все же… я боялась стать той, кем я в итоге стала. В день, когда я хотела уйти от него, он сделал мне предложение. Ресторан на вершине Эйфелевой башни, утопающий в огнях Париж… ощущение эйфории накрыло меня с головой, и ни о каком отказе не могло идти и речи. Следующие несколько недель меня терзали сомнения по поводу моего согласия, но все они рассеялись, как только я узнала, что беременна от Уилла. Я всегда мечтала о том, чтобы мои дети росли в полноценной, счастливой семье. Да и Астон тогда еще был воплощением мечты и рыцаря на черном скакуне… я была счастлива, и с нетерпением ждала нашу малышку. На тот момент, мне казалось, что мое сердце переполнено любовью к этому мужчине: настоящей, светлой, искренней. Такой, что «навсегда», на всю жизнь.

Любить «вопреки», не замечать недостатки… мое мышление было стандартным и шаблонным, не отрицаю. Мне казалось, что его небольшие «заскоки» и ревность — это ничто в сравнении с целым вагоном достоинств Уилла Астона.

— В какой момент ты впервые осознала, что имеешь дело с абьюзером? — спрашивает миссис Фокс, нервно теребя пуговицу своего пиджака. Судя по раскрытым ртам и заинтересованным взглядам девушек, нам всем не хватает солененького попкорна под мою историю. Я и сама ощущаю себя так, словно рассказываю сюжет для социальной драмы, но, увы… это главы из моей жизни. 

— К Уиллу приехал племянник из штатов, на каникулы. Примерно моего возраста. Я с ним сдружилась, мы играли в монополию по вечерам и пили чай в пять часов вечера, иногда смотрели забавные Американские шоу, на которые он меня подсадил. У нас были дружеские отношения, с ним всегда можно было от души посмеяться. Однажды, я пришла с очередной съемки и увидела Дилана с разбитой губой, рассеченной бровью. На лице красовались синяки и кровоподтеки. Он заливал мне про то, что подрался с футбольными фанатами в пабе, но сердцем я чувствовала, что он мне лжет… и мои догадки подтвердила одна из служанок, которая видела, как Уилл избил Оливера. Причина мне стала предельно ясна: ему не понравилось, что Олли общается со мной, и как он выразился «только пальцем ее тронь, я тебе его отрежу». Я испугалась. Очень сильно. Но это все были только цветочки его параноидальной ревности и безумия. В тот же вечер, Уилл пригласил меня на романтическое свидание в саду особняка, но когда я спросила у него о том, почему он так поступил с Олли… — меня передергивает, когда я вспоминаю те самые кадры из жизни, которые будто происходили не со мной. — Он сгреб меня в охапку, и потащил в конюшню, (на территории его загородного особняка), где взял меня не самым традиционным образом. Такого мы еще не пробовали, и я этого совершенно не хотела. Он грубо трахал меня, до боли и крови, без подготовки, все время повторяя о том, что я грязная девочка. Грязная русская шлюха, — мой голос садится, и я не понимаю, откуда беру в себе силы произносить все это вслух. Но я из тех людей, которому нужно постоянно отпускать свою боль, «выплевывать» ее во внешний мир. В противном случае, она давно бы сожрала меня изнутри, уничтожила. И все же, если бы не темные очки, скрывающее половину моего лица, эти девушки никогда бы не услышали и половины этой истории. — И это не было эротической игрой, это было его наказанием. Наказанием за общение и улыбки в сторону другого мужчины, пусть даже дружеские.

— Это было до рождения дочери и свадьбы? — спрашивает одна из подруг по несчастью, прикрыв рот ладонью.

— Да.

— И после подобного ты все равно вышла за него замуж? — уточняет миссис Фокс, стараясь заглушить нотки осуждения в своем голосе.

— Да, — пытаясь защититься от их колких взглядов, пожимаю плечами, нервно сжимая кулаки. — Все плохое забывалось очень быстро… да и к таким играм я сама привыкла, потому что начала испытывать постоянное, неудовлетворимое желание. Моя плоть горела от его прикосновений, и казалось, что даже их мне мало. Лишь спустя годы, уже после развода, я узнала о том, что без возбуждающих препаратов не обошлось. Потребности моего тела в купе с полнейшей эмоциональной зависимостью от Уилла, сделали меня выпотрошенной куклой. И такие моменты начали повторяться. Муж знал, как повлиять на меня, горячо извинялся на следующее утро, одаривая теплом и лаской. Убеждал меня в том, что я должна понять его потребности, что все это было эротической игрой, и ни в коем случае не являлось насилием. Убеждал, что я сама этого хотела, что сама напросилась своим поведением, сама испытала оргазм, и не один… я кивала, не находя аргументов в противовес его словам. Ведь мне действительно в какой-то момент становилось очень хорошо, оргазм наступал и компенсировал все испытанные страдания, перезагружал всю боль в организме, которую он причинял мне в моменты таких нападок. На коленях стоял, обнимая мои ноги, убеждая меня в том, что я его принцесса, и вовсе никакая не шлюха. Говорил, что его просто заводит слово «грязная» и просил не обижаться на такие грубости, что тоже звучало вполне логично. Мужчин заводят такие словечки и это нормально — думала я. Астон убеждал меня в том, что женское «нет», это всегда «да». Согласна, бывает и так… и я, понимаете, верила во все, просто потому что любила его или…

— Боялась одиночества? — вставляет свою едкую фразу мисс Фокс, которая естественно читает мою историю, как открытую книгу. Она наверняка вела терапию у сотен таких, как я.

— Да. Боялась. Я привыкла быть за мужчиной, рядом с ним, так же, как до этого долгое время привыкала к одиночеству. Моей зоной комфорта стала золотая клетка Уилла Астона, и покинуть ее… означало для меня, сделать шаг назад. И, конечно, я не хотела возвращаться в Россию, где меня, по сути, уже никто не ждал, — хотя сейчас я многое отдала бы за то, чтобы вернуться в ту же Тюмень.

Мне все равно куда, лишь бы с Вероникой.

— Я не могла уйти, до тех пор, пока не появились реально весомые причины, которые сняли радужную пелену на моих глазах. До того, как он проявил свою истинную суть во всей красе, и я попала в больницу, я акцентировала внимание только на положительных сторонах. На его красивых обещаниях: что у нас будет пятеро детей, и самая счастливая семья на свете. И я верила ему, да и любая другая на моем месте поверила бы. Мой муж тонкий психолог, умелый манипулятор, и у его жертвы нет шансов на самостоятельное спасение. Мне нужен был тот человек, который сможет достать меня из этой ямы… им стал Марк. Мой фотограф и друг, — думаю, я больше не готова продолжать свой монолог сегодня. К сожалению, это лишь часть моей жуткой истории, и самые грязные ее подробности… боюсь, они еще впереди.

— Я чувствовала все то же самое, — всхлипывает вдруг одна из девушек, и делает то, о чем последние полчаса мечтаю я — закрывает лицо ладонями и опирается локтями на дрожащие колени.

— И я, — добавляет потерянная девушка, больше похожая на приведение — обладательница прозрачной, почти молочной кожи, на которой фиолетовые синяки выглядят особо жутко.

— И я… и до сих пор чувствую. Непрерывную боль, сжимающую в кулак сердце. Но самое ужасное то, что я до сих пор люблю своего мучителя, — произносит еще одна бледная незнакомка, глядя на меня прямо в упор. — А ты, Николь? Ты любишь его?

Я бы очень хотела ответить «нет» на этот вопрос. И когда я лежала в палате Швейцарской клиники, со сломанными ребрами, вдали от дочери, я ненавидела своего мужа, и мысленно тысячи раз сбрасывала его со скалы.

Я могла сказать, что я его ненавижу…

Но я не могла даже в мыслях произнести, что НЕ люблю его.

И даже сейчас, когда я все знаю и понимаю. После долгой терапии и исцеления, после того, как Астон отнял у меня дочь… когда я знаю, что наши отношения никогда не являлись любовью, а всегда были диагнозом и зависимостью… даже сейчас, я не могу ответить на этот вопрос.

И это меня убивает. Хочется стоять на краю обрыва и кричать во весь голос: «Отупусти! Отпусти! Отпусти меня…», пока он не сядет.

Но не отпускает, ублюдок. Астон словно всегда стоит у меня за спиной, дышит мне в затылок и сжимает шею в кулаке, своей тяжелой и властной хваткой. И от него невозможно избавиться, невозможно скрыться… он всегда рядом. Он внутри. И я надеюсь, что когда-нибудь найду того, кто станет от него лекарством.

И это все при том, что я мечтаю переиграть Астона, и лишить уже его родительских прав. Я должна уберечь Веронику от ее же отца, только как это сделать? Любой мой неверный шаг… и я больше никогда ее не увижу.

Я больше никогда не увижу свою дочь.

Я чуть не завыла в голос от такой мысли, но вовремя вспомнила, что нахожусь не одна. Глубокий вдох и выдох… и слезы отступают снова, чтобы вернуться ко мне вечером, когда я останусь одна и вдоволь нарыдаюсь.

— Что было дальше, Николь? — обращается ко мне психолог в группе психологической поддержки.

— А потом я нашла такого человека, который выносил меня из замкнутого состояния, — я вспоминаю Марка и мелкая, болезненная дрожь проходит по всему телу. Перед внутренним взором сразу пролетает череда самых жутких кадров. В день его похорон шел промозглый дождь, и я до сих пор помню, как стояла над мраморной плитой, на которой высечено его имя и годы жизни, и не верила в то, что он мог покончить с собой. Из-за моего отказа сбежать с ним на край света… он хотел меня спасти от Уилла, пообещал, что сделает все, чтобы я была счастлива. Что он найдет деньги и связи, которые помогут ему прижать к стенке моего мужа, и я с Вероникой буду в безопасности. Но на тот момент я была еще слепа, а Уилл еще не нанес тот самый роковой удар, после которого я прозрела. Я смотрю на девушек, окружающих меня, и понимаю, что мир начинает вращаться со скоростью света, размываясь на калейдоскоп блеклых пятен, тошнота подкатывает к горлу, и я больше не хочу здесь находиться. Не хочу вспоминать, не хочу рассказывать. Я думала, что так мне станет легче, но все вышло с точностью да наоборот. — Я больше не могу, простите.

— Воды? — миссис Фокс протягивает мне бутылку минеральной воды, но я понимаю, что меня вывернет наизнанку от малейшего глотка и прямо сейчас. Воспоминания о прошлом вернули меня в стрессовое состояние жертвы, и я четко ощущаю, как сгущается вокруг меня воздух, что всегда предупреждает о наступлении панической атаки. — Выскажись до конца, Николь, тебе станет легче.

— Не сегодня, — резко встаю на ноги, да так, что стул, на котором я сидела, падает назад с действующим на нервы грохотом. — Простите, я опаздываю на работу, — шатаясь на каблуках, я направляюсь к двери так быстро, как только могу. Находясь в полнейшем трансе, добираюсь до туалета, и трясущимися от бушующих эмоций внутри руками, включаю воду. Ополаскиваю лицо, стараясь не смотреть на свое отражение.

Этот момент я также прорабатывала с психологом. И она убедила меня в том, что я не виновата в смерти Марка. Но, знаете… когда я вспоминаю его предсмертный стих, посвященный мне, становится не по себе. Постоянно гоняю эти мысли по кругу, хочу вернуть время вспять, и поговорить с ним, убедить не делать глупостей… а самое странное — ничего в его характере не предвещало подобного поступка. Не было ни единого намека на то, что он не сможет жить без меня. А потом мне звонят, и говорят, что нашли его мертвым в своей квартире… он вскрыл себе вены, квартира была заперта изнутри.

Поднимаю взгляд на свое отражение, смахивая костяшками пальцев серые, от потекшей туши слезы.

Черт, а мне казалось, что я справилась, исцелилась… настроилась на сложную игру, в которой намерена одержать победу. Игру против Уилла. Я и в клуб, этот несчастный «Black Horse», телефон протащила чудом, рассчитывая на то, что Астон будет там и мне удастся заснять на камеру то, как «примерный отец» проводит время в компании дешевых шлюх и кокса. Но нет. Не повезло. Сегодня ночью Астона в его излюбленном загородном клубе не было, несмотря на слитую мне инсайдерскую информацию.

Зато был… кхм, молодой человек, застрявший лифт, и очередной «первый» секс в моей жизни.

Уму непостижимо. Но мое тело покрывается предательскими мурашками, приятная дрожь окутывает с ног до головы, стоит лишь вспомнить о том, как обхватываю его широкий торс ногами, ощущая глубоко внутри твердокаменный член… незнакомца. Черт побери. У меня совсем крыша поехала, иначе не скажешь. Во-первых, я пошла на огромный риск, а во-вторых… если для кого-то потрахаться с мужчиной, имени которого ты даже не знаешь — норма, то я не вхожу в их число. Обычно. Но вчера что-то пошло не так, перевернулось с ног на голову.

Я захотела его. Именно его. Может быть, виной тому его серые глаза, глядя в которые, мне хотелось… хотелось, чтобы я встретила их раньше. Лет на пять раньше. Или спортивная фигура, и эта чертова белая рубашка, плотно прилегающая к мощному, натренированному телу. На его прессе стирать можно, а сильные руки с такой легкостью и непринужденностью поднимали меня над полом… я уже молчу про ноги и бедра, в которых даже мелкие мышцы доведены до совершенства. В том, что он спортсмен, у меня почти нет сомнений. Надеюсь, что не футболист. Хватит с меня мужчин, связанных с футболом. Я одним извращенцем и владельцем футбольного клуба уже сыта по горло. К сожалению, в прямом смысле этих слов…

Так странно, но с ним я почувствовала себя живой. У меня не было другого мужчины, кроме Астона. А сегодня ночью… по какой-то необъяснимой случайности этот самовлюбленный нарцисс зацепил мой взгляд, и я поймала себя на мысли, что впервые за несколько лет с интересом рассматриваю мужчину. И, несмотря на то, что он сидел очень далеко от меня и был занят другим женщинами, я сразу ощутила горячие волны, окутывающие мое тело, когда он кидал ответные пристальные взоры. Отворачиваясь, я чувствовала его взгляд спиной, и как бы ни старалась сосредоточиться на своей задаче, найти компромат на Астона, я не могла избавиться от волнующего и сжимающего внутренности чувства… притяжения.

Поймите меня правильно. Я так давно этого не ощущала. Я на сотни процентов была уверена в том, что мое тело больше «не работает», а сердце наглухо закрыто. Я похоронила в себе женщину, в тот момент, когда близость стала синонимом боли. Сломанные ребра срослись, синяки и шрамы на теле побледнели. А ощущение моральной разбитости, ассоциирующееся с сексом, любовью и близкими отношениями никуда не исчезло.

До этой ночи, я думала, что умерла, как женщина. Что никто в мире, кроме Уилла Астона не способен возбудить меня и завладеть мной, что я просто не способна прикоснуться губами к губам мужчины и не ощутить острого желания помыть рот с мылом после этого. Вам знакомо это чувство, когда целуешься с неприятным тебе человеком? Попытки поцелуев, после Астона заканчивались для меня плачевно: меня выворачивало наизнанку от чужого запаха и вкуса губ, что уж говорить о большем… и вдруг, такая перемена.

Я вижу его глаза, когда он подходит ко мне со своим банальным вопросом, и сердце на мгновение отмирает, отбивая в груди рваные удары. Приятное волнение, легкий страх… искра интереса, заставляющая ощутить каждый вдох. Я будто выныриваю на поверхность, после долгого кислородного голодания под водой и делаю первый глоток воздуха.

Глаза, кажущиеся знакомыми, словно я встречала их во сне, блуждая по лабиринтам своего подсознания. Ничего удивительного в этом ощущении нет, ведь мы наверняка не раз пересекались в клубе до этого дня, и просто не замечали друг друга. А тут, как током ударило. Вспышка. Искра безумия.

Я не хотела, чтобы так вышло. Видит Бог, я хотела убежать от него, как можно дальше, но сама судьба остановила этот проклятый лифт. А потом еще и виски, что расслабил внутренние зажимы моего тела, и я решила просто хотя бы несколько часов жить моментом, и провести ночь… не с Уиллом. Мне хотелось, чтобы тот, к кому я испытала внезапное притяжение, снял с меня печать прикосновений Астона, и оставил на мне свои. Освободил меня. Переписал историю. И я до последнего думала, что у нас ничего не получится по ряду причин: в любой момент у меня могла начаться паническая атака, которая возникала прежде, когда я пыталась заняться сексом ранее.

Представляю, что бы было, если бы он застал мой приступ. Сбежал бы, конечно. Мужчин не привлекают «проблемные женщины». Но в их памяти всегда остаются те, что легко идут на контакт, и также легко и быстро убегают до наступления рассвета, что я и поспешила сделать.

          Не могу подвергать парня такому риску. В прошлый раз, когда Уилл заподозрил меня в связи с другим, он за два коротких звонка уничтожил карьеру молодого и успешного адвоката, которого я нанимала для того, чтобы отстоять свои права на дочь. Насколько я знаю, Джек уже несколько месяцев не может найти работу, а мы всего лишь несколько раз выпили кофе… и мне стыдно до сих пор.

            Мне еще предстоит решить, что я скажу, в том случае, если вдруг Астон узнает, что я в который раз, не «девственница». Хм… сейчас он предпочитает использовать меня тем самым способом, при котором лишать девственности необязательно. Не представляю, как я выкручусь из предстоящей ситуации, и если честно, даже думать об этом не хочу: Уилл не так часто меня трахает, чтобы я забивала этим голову прямо сейчас. Меня передергивает, стоит лишь подумать о сексе с ним… каждый раз, это настоящая моральная пытка для меня, но отказать я ему не могу, от чего на душе еще более мерзко. Бывший муж меня и не спрашивает. Все просто: за день с дочерью я плачу натурой, своими слезами и унижением. И если он прикажет мне на мгновение стать его «подставкой для ног», или ласкать себя у него на глазах всю ночь (было и такое) — мне придется сделать это. Иначе ноги моей не будет в Лондоне. Иначе я никогда больше не увижу дочь.

 Ситуация, из которой нет выхода. Я загнана в ловушку, в которой нет кислорода, нет жизни и свободы. Надежды. Здесь только боль, отчаянье, и мои пустые надежды и вера в чудо. Поэтому вчера я не устояла перед соблазном… так хотелось почувствовать себя свободной.

Той восемнадцатилетней девушкой, которая еще могла встретить достойного мужчину и полюбить иначе… по-настоящему. Потому что то, что было у меня с мужем, даже в самые прекрасные моменты наших отношений — это не любовь. Это болезнь. Смертельная, неизлечимая, невыносимая.

            Придирчиво разглядывая себя в зеркале, я слегка напрягаюсь: ощущение того, что с моим внешним видом сегодня что-то не так, не отпускает. И дело не в проклятом парике и черных очках. Нервно кусая внутреннюю сторону щеки, я тяжело выдыхаю и, подкрасив губы, покидаю комнату и центр психологической поддержки, в надежде на то, что меня никто не ищет и не ждет для того, чтобы вернуть в круг отчаянных жертв, которые итак узнали сегодня слишком много обо мне.

        На улице меня застает противный промозглый дождь и ветер, пробирающий до костей лютым холодом — такой частенько дует на набережных Темзы, вдоль одной из которых я сейчас и иду, нуждаясь в прогулке даже в столь неприятную погоду, когда серые и нависающие темным смогом тучи над аккуратными кирпичными домиками, больше напоминают декорации для триллера. Проходя мимо метро, я краем взгляда замечаю афишу, возвещающую о скором футбольном матче, между «Астон» и «Лестер» и сердце невольно пропускает удар. Через неделю я увижу свою девочку. Уилл обещал мне, что я могу прийти на игру и посмотреть на нее. Хотя бы издалека. Но я-то знаю, что я найду предлог пробраться в его вип-ложу, и побыть с Вероникой наедине, пока этот ублюдок наслаждается матчем и компанией своих пафосных друзей, которые без конца меряются размерами кошелька, количеством шлюх и других особо «важных» достижений.

       В момент, когда я достаю телефон и собираюсь позвонить бывшему мужу, вижу один пропущенный от него, и тут же ловлю себя на плохом предчувствии.

— Через неделю игра, — уверенно начинаю я, даже не здороваясь. Это такой прием: атаковать своего мучителя первой, изначально встать в позицию сильной личности, а не жертвы. — Ты обещал, что пришлешь мне пригласительные, — стараюсь держать голос ровным, не выдавая дрожащие нотки, управляя своим судорожным дыханием.

Я больше не боюсь тебя, Уилл Астон. Тебя — нет. Единственное чего я боюсь, это навсегда потерять дочь.

По напряженному молчанию Астона по ту сторону телефонной линии, понимаю, что он недоволен моим тоном и холодным приветствием, поэтому сквозь зубы, бросаю слегка наигранным и мелодичным голосом: — Уилл, ты обещал, — стараюсь быть мягче, но не прогибаться под него. Вот видите. Он еще и слова не сказал, а я уже целый забор вокруг себя выстраиваю.

— Каким ласковым и покорным может быть твой голос, Стефания, когда тебе что-то от меня нужно. Будь добра, сохрани этот тон до нашей встречи, — от низкого и властного тембра Уилла у меня по привычке холодеет в груди, пальцы немеют, до боли впиваясь в корпус телефона. Он медленно и спокойно проговаривает слова, а мне становится так дурно, словно он кричит и на расстоянии сжимает мое горло. В этом весь Уилл Астон… для того, чтобы люди почувствовали угрозу, исходящую от него, ему можно даже тон голоса не повышать — а при реальной встрече с этим мужчиной, и вовсе достаточно лишь прямолинейного тяжелого взгляда угольных глаз.

— Мне не «что-то» от тебя нужно, Астон. А то, что положено мне по нашему договору. В последний раз, я… выполнила все, о чем ты просил, но не видела Веронику уже три недели, — стоит лишь произнести имя своей малышки, мой голос выдает меня с головой, срывается. Я готова расплакаться прямо сейчас и умолять его, рассказать мне о ней хоть немного… как она спит? По-прежнему в обнимку с игрушкой, которую я подарила? Что нового учудила на этой неделе? Продолжает ли произносить русские слова? Ну, хоть что-нибудь.

— На игру ты не попадешь, Стефания, — безапелляционным тоном отрезает Уилл, и каждое его слово забивает остроконечные колья в мое испепеленное материнское сердце. — Моим шлюхам там делать нечего.

— Не смей меня так называть! — мгновенно вспыхиваю я, едва сдерживая себя от того, чтобы не выкинуть долбаный телефон в мрачную из-за отсутствия солнца Темзу.

— Я буду называть тебя соответствующе твоему поведению, Стефания.

— Ты обещал… у нас был договор, Астон. И если ты будешь его нарушать… то я больше не вижу смысла выполнять свою часть его условий!

— Ты будешь выполнять их, и мы оба это знаем, — размеренно заявляет Уилл, вибрирующим, полным сдерживаемого гнева голосом. От его давления, пусть и на расстоянии, у меня начинает болеть голова, в висках будто пульсирует жгучая магма, а не кровь. — До совершеннолетия Вероники, ты полностью принадлежишь мне. Иначе, ты просто исчезнешь для нее, а ее матерью, рано или поздно станет моя новая жена. Или няня. Ну а пока… земля, на которой ты стоишь, принадлежит мне, Стефания. Воздух в этой стране, принадлежит мне. Тебе и так дано очень много, — начинает в привычной манере давить Астон, завязывая мою душу в ментальные стальные оковы. Я прикрываю глаза, и медленно выдыхаю, считая до десяти, мечтая о том, чтобы он заткнулся.

— И зачем я с тобой разговариваю? Твои обещания никогда ничего не стоили… — поддавшись эмоциям, выпаливаю я тихим шепотом, все еще сдерживая рыдания в зажатой грудной клетке.

— Я обещал, не спорю. Но это было до того, как мои люди увидели тебя в баре  «BH». В весьма откровенном платье, Стефания. Открытая спина… ты, бл*дь, серьезно, птичка?! — называя меня так ласково, пускает яд по моим венам. Нет, только не так. Не надо бросаться в меня психологическими якорями, которые ставил на меня, пока влюблял в себя. — Хочешь, чтобы я хорошенько подпортил ее в следующий раз? Я могу это устроить, спасибо за идею, моя муза. И кого ты там ловила в свои сети, русская шлюха?

    Извращенец. Ублюдок. Да хоть сдери с меня всю кожу живьем, только дай побыть рядом с дочерью!

— Еще раз назовешь меня так…

— И? Что ты мне сделаешь? — надсмехается Астон, и я уже не замечаю, как царапаю камень забора, разделяющего холодную Темзу и многолюдную набережную.

— Мне не запрещалось посещать «BH». Ты знаешь, что мои подруги часто туда ходят. Я встречалась с ними, — как можно более непринужденно занимаю четкую позицию я.

— Ложь. Ты была в баре. Одна. Не зли меня, Стефания. Не заставляй придумывать более жесткое наказание, — он на секунду замолкает, а потом тон его голоса стремительно меняется. Становится елейным, бархатным, ласковым. Этот голос принадлежит моему жениху — тому Уиллу, которого я знала до свадьбы. — Выдохни, Стефания. Прямо сейчас. Быстро. Скажи, как хочешь взять в свой горячий рот мой член, — я торопею, ощущая, как сердце в груди замирает, а потом мчится вскачь, проламывая ребра. Он часто говорит такие слова. Бросает мне приказы, которые подлежат незамедлительному выполнению. Я с ужасом оглядываю местность, в которой нахожусь: едва ли мои грязные словечки услышит бабушка, сидящая неподалеку, но я все равно чувствую себя не в своей тарелке. Отвратительно и унизительно. 

— Чего молчишь, Стеф? Я жду. Черт, я так хочу твое горло. Прямо сейчас, Стефания. Ну же, говори. Будь хорошей девочкой, и я прощу тебе вчерашний промах. 

         Ложь. Как только я произнесу слова, которые он с меня требует, он насладится моим унижением сполна и вновь забудет о своем обещании, заявив, что я сказала их недостаточно пылко и страстно. Поэтому я не нахожу другого выхода, как просто как можно скорее перевести тему, надеясь на то, что он не станет настаивать. Может мне повезет, и если он на работе, то повторять дважды он точно не станет…

— Я искала там тебя, Уилл. Это правда, — мягким, но уверенным голосом шепчу я. — Хотела поговорить с тобой лично, — надеюсь, мой тон заставит его прекратить давление.

— О чем? Соскучилась? Припоминаю, как в последний раз ты кричала и умоляла о том, чтобы я больше тебя не беспокоил. Я выполнил твою просьбу. Несказанная милость с моей стороны, не находишь?

— Я соскучилась не по тебе, Астон. Кроме как о моей дочери, мне не о чем с тобой разговаривать, — окончательно осмелев, заявляю я, пытаясь твердо стоять на ногах, но меня начинает нехило «кружить», а давление в висках нарастает пропорционально неистовой пульсации. Я буквально ощущаю гнев, исходящий от Астона, через его тяжелое дыхание в трубку.

— У тебя нет дочери, Стефания, — глухо смеется Уилл, и я вижу перед внутренним взором его черные глаза, цвета смолы, затягивающие в свою непроглядную и непроходимую бездну мою душу. Встряхиваю волосами, пытаясь избавиться от навязчивых образов бывшего мужа. Боль сковывает грудную клетку от его слов, и я ощущаю, как мелко дрожат мои губы, когда вспоминаю ту ночь, когда моя малышка появилась на свет, как волнительно было взять её на руки в первый раз. В тот момент, не только время, но вся земля остановилась: я прижала её к своей груди, и не могла поверить в то, что это не сон, что это крошечная частичка меня совсем скоро станет обладательницей капризного характера и упрямого нрава.

У нее будет своя судьба, но я всегда буду держать её за руку… я хотела держать. Но не могу.

— В любом случае: тебя ждет наказание, Стеф. Больше никаких проститутских платьев, за исключением съемок. И я согласен пойти тебе на встречу, если примешь мое предложение.

— Какое? — нервно выдыхаю я, уже заранее подозревая к чему он клонит.

— То самое, Стефания. Мне повторить?

— Не заставляй меня идти на такое, Уилл. Ты обещал, что я увижу её на игре! Обещал мне! — срываюсь я, топнув каблуком по асфальту с такой силой, что подвернула ногу.

— А что такого в моем предложении, Стеф? Раз так хочется потрахаться с другим, делай это при мне.

— Я не хочу… боже, с чего ты взял?! Ты умеешь разговаривать о чем-то другом? — извращенец долбаный. — Позволь мне увидеть её… пожалуйста, — я не хочу унижаться, не хочу просить его… но желание побыть рядом с Вероникой такое острое и сильное, что я сдаюсь: даю слабину, и вновь занимаю позицию жертвы. Я проигрываю в каждом нашем разговоре, в каждой встрече. Играя против Астона я беззащитна, оголена, как проводок. Открытая рана для стремительных стрел своего демона.

— Мне нравится, когда ты умоляешь, птичка. Но на игру ты не попадешь. Даже не пытайся. Я позабочусь о том, чтобы тебя не пустили, даже если ты наберешься глупости купить билет в кассе.

Следующее, что я слышу — короткие гудки, звучащие для меня, как реквием моего душевного состояния. Люди несутся мимо меня, проходят с неимоверной скоростью… а у меня такое ощущение, что я одна, на необитаемом острове, заперта посреди одиночества и безмолвия уже много лет, без шансов на возвращение к жизни.

Моя жизнь ограничена лишь одним океаном, который окружает меня, где бы я ни была — Уиллом Астоном.

Я заперта в его ловушке. И это ощущение полной безысходности сводит меня с ума.

И эта ночь была для меня чертовым глотком воздуха. На который я не имела права.

***

После разговора с Астоном, бывший муж снова «активизировался». Он мог не писать мне целыми днями, никак не реагировать на мои не всегда скромные съемки, игнорировал мои редкие выходы в свет, не упрекая ни в чем. А мог каждый день заваливать сообщениями совершенного противоположного друг другу содержания, преследовать меня, устраивать со мной «случайные» встречи по всему городу. Уилл Астон всегда создает вокруг тебя такую атмосферу, что ты невольно начинаешь ощущать то, что он повсюду. В каждой крупице пространства. На этот раз, он засыпал меня сообщениями из серии: «Спокойной ночи, птичка. Сегодня, когда я буду трахать в рот очередную шлюху, я буду представлять тебя на её месте. Мне нужны твои мягкие губы, твой горячий рот, Стефания. И очень скоро я им воспользуюсь. И я знаю, что ты завелась, когда представила, как облизываешь мой член.», а потом слал проклятия, которые сводились к тому, что я грязная шлюха из России, которую он подобрал на улице…если бы кто-нибудь, кроме меня прочитал эти сообщения, идеальная маска интеллигентного миллиардера Уилла Астона слетела бы в одно мгновение, открыв миру обезображенный лик этого по общепринятым меркам, красавца-мужчины. У Астона идеальная репутация, хоть и глядя на него, невозможно не заметить ореол порочной ауры, которую источает все его существо: хищная улыбка, низкий голос, и стремление держать все под контролем, которое проявляется в каждом движении.

Я же, давно привыкла к таким сообщениям. Он псих, который сам не понимает, зачем я ему нужна, и почему ему так важно держать меня на коротком поводке. С Вероникой он проводит не так много времени, чтобы держаться за нее с такой силой: вариант, где я бы воспитывала её, а он бы изредка навещал дочь — идеален для нас обоих. Пожертвовала ли бы я огромной частью карьеры и своим будущим для того, чтобы больше времени проводить с дочерью? Несомненно. Я бы продолжала заниматься моделингом, просто перестала бы стремиться покорить вершину этого бизнеса. Хотя никакой вершины в моем деле и вовсе нет, когда-то сняться для обложки хотя бы русского «VOGUE» было моей мечтой, но в реальности я окажусь на первой странице британской версии в скором времени — через несколько дней состоится съемка, и я наконец, поработаю с фотографом, который работал с такими моделями, как Белла Хадид и Эмили Ратаковски. Детали съемки мне пока неизвестны, итальянский фотограф Джованни Монтег не делится подробностями своей идеи до начала работы.

Всю неделю Астон засыпал меня угрожающими сообщениями, чередующимися с абсолютно противоположными. Сыпал соль на мои раны, заставлял усомниться в том, что я вообще поступила правильно, когда добилась развода с ним. Его подробности я расскажу чуть позже, но лежа в Швейцарии со сломанными ребрами, рукой и другими травмами, находясь на грани между жизнью и смертью — я для себя все решила: я не смогу терпеть такое отношение к себе, даже ради дочери. И не потому, что мне не хватит сил, а потому что он просто может убить меня, находясь в приступе параноидальной ревности, и Вероника и вовсе останется без матери.   

Должен быть другой выход. Может, он где-то рядом…а может, мной движет слепая надежда и вера.

«Я скучаю по тебе, Стеф. Вернись ко мне, детка. Живи со мной. Дыши со мной. Я никогда больше не причиню тебе боли. Ты будешь видеть нашу принцессу каждый день. Я задыхаюсь без тебя, птичка.» — нервно выдыхаю, читая сообщение от Уилла, которое переносит меня на несколько лет назад, в те дни, когда я еще не знала, что мой бывший муж — простите, конченный псих.

Уже после развода, он не раз прислала мне подобные сообщения, и просил прощения с фейерверком и охапками красных роз, в одном из самых романтичных ресторанов Лондона…Астон любит показуху и пафос, громкие слова — и пустые обещания; и умеет все сделать красиво, вовлечь в центр своего притяжения, магнитного поля, повести за собой…и я повелась. Какая-то больная, нездоровая, полностью зависимая от своего повелителя часть души, беззаветно любила его. Лишь однажды, я снова дала ему шанс…и закончилось все тем, что он ударил меня на глазах у Вероники. Моя умная девочка…она все понимает и чувствует. Я видела, как блестят слезы в её глазах, теряя сознание…она тянула ко мне свои маленькие ручки, и кричала «мама, мамочка…!». Я лежала на полу, и мне казалось что я умираю. В который раз. И в тот момент, я поняла, что не смогу вернуться к нему, как его жена — никогда. Каким бы адекватным и сильным для других не выглядел этот мужчина, я бужу в нем истинного дьявола, зверя, нечеловеческое нечто, способное любить и обнимать меня до хруста в костях, и избивать…до их переломов. Звучит жутко? А я уже давно не в ужасе. Рассказываю все это почти спокойно и хладнокровно. Потому что знаю, что не помогу себе слезами или давлением на жалость. Только действиями. Только хитрым планом, в котором найду слабое место мужа – то, чем я смогу его шантажировать также, как он меня Вероникой.

Мое утро начинается с овсянки на миндальном молоке и чашки капучино с долькой горького шоколада – позволяю себе сладкое только утром, хоть и жить без него не могу. Но работа модели обязывает держать себя в рамках: если до рождения Вероники я могла съесть чизкейк в любое время суток, то теперь даже крошечная конфетка, откладывается в виде отекших боков, которых, конечно, кроме меня никто не замечает…но сегодня я слишком нервничаю, чтобы отказать себе в маленьком заедании стресса. Через два часа начинается съемка, к которой я шла много лет — я буду блистать на обложке Британского «VOGUE», и нет ничего приятнее, чем осознавать то, что этого я достигла, уже будучи не замужем. Да, мой роман с Астоном когда-то привел к взлету моей карьеры, но восстанавливалась после долгого затишья (пока проходила лечение в Швейцарии и разводилась с мужем) самостоятельно.

Перед тем, как выйти из дома, я по привычке придирчиво осматриваю себя в зеркале, и снова ловлю себя на мысли о том, что мне чего-то не хватает. Выкинув навязчивые мысли из головы, взмахиваю упругими локонами, и покинув дом, который снимаю за пределами центра Лондона, сажусь в Mercedes, где меня уже ждет личный водитель. Дорога до студии, где будет проходить съемка проходит за просматриванием ленты инстаграма, и ответов на письма и коммерческие предложения, которые отобрала для меня моя ассистентка.

Я с головой ухожу в работу, где бы ни находилась, и лишь любимое дело спасает меня от бездны, на краю которой я стою. Как бы там ни было: мысли о дочери всегда крутятся в моей голове, и с неприятным давлением в груди, я понимаю, что игра, на которой я могла бы её увидеть — состоится уже завтра. Будто отбивая такт моему унылому настроению, по стеклу автомобиля начинают бить мелкие капли дождя, и я в который раз ловлю себя на этих мыслях…

Черт возьми, у меня есть все о чем другие могут только мечтать.

Красота (от скромности не умру), обаяние, интересная жизнь, наполненная путешествиями, съемками, встречами с интересными людьми, одежда, успех, признание, возможность реализовывать свое истинное «я» каждый день…казалось бы, я должна прямо сейчас петь от счастья, но чувство одиночества сдавливает изнутри легкие так, что дышать невозможно. Тоска по дочери усугубляет ситуацию.

Ну и подруга, которая спешит мне позвонить для того, чтобы сообщить радостную новость, добивает окончательно:

— Стеф! Стееееееф! — радостно визжит Мишель, оглушая меня высоким визгом, от которых, кажется, динамик на моем телефоне вот-вот лопнет. — Я выхожу замуж! Вчера Люк сделал мне предложение! Я так счастлива…Боже. Пять лет! Пять лет я ждала этого дня! – задыхаясь от восторга, верещит девушка, и я расплываюсь в улыбке, ощущая её радость, которая с одной стороны заряжает меня изнутри, а с другой…в который раз напоминает мне о том, что я кода-то точно также радовалась предложению. Но какое это имеет значение, если сейчас мой уровень одиночества таков: в вечер субботы я набираю ванну горячей воды, беру с собой бокал шампанского и сопливый роман Николаса Спаркса, и отмокаю в воде в гордом одиночестве, заливаясь слезами, которые вызывает не только великий Король драмы, но и элементарное чувство того, что рядом со мной нет человека, от объятий которого я бы ощутила давно забытое тепло.

Нет человека, который скажет, что защитит меня. Что он рядом, несмотря ни на что. И нет рядом моей Звездочки, без которой мое счастье от работы, красивых шмоток и интересной жизни — не более, чем иллюзия.

— Миш, я рада за вас, очень. Наконец, он решился, — искренне радуюсь за подругу, с тоской рассматривая афиши театров, кино и мюзиклов, мимо которых мы проезжаем.

Тысячу лет ни была на свидании. И сразу невольно вдруг вспоминается тот самый лифт, и безумная ночь с незнакомцем. Низ живота мгновенно тяжелеет и я судорожно выдыхаю, вспоминая, как приятно было ощущать его прикосновения и размеренные, а потом резкие толчки внутри себя. Хорош парень, очень хорош. Мне понравилось. И я бы не отказалась повторить…все было не как с Астоном, иначе. Я и не знала, каково это, когда нет боли, лишь полная раскрепощенность и ощущение того, насколько твоим телом восхищаются. Как тебя рассматривают, следят за каждым твоим движением. Я так нуждалась в этом…единственное, что было странно – он совершенно не смотрел мне в глаза, и намеренно брал в таких позах, где можно спокойно избежать визуального контакта. Во имя нашего общего удовольствия, эти позы — мои любимые.

Ладно, хватит о нем думать. Я никогда его больше не увижу. Верно? Переспала и вычеркнула. Хватит. Да и он меня уже не помнит.

Пока подруга в красках описывает мне какую модель свадебного платья она хочет, и какой наряд подружки невесты будет у меня, мы доезжаем до студии в центре Лондона и я наспех прощаюсь с Мишель, обещая ей то, что мы обсудим все до мельчайших подробностей при личной встрече. Глядя на часы, понимаю, что простояв в небольшой пробке, я опаздываю, и поэтому быстро выбегаю из машины, поднимаюсь на двадцать пятый этаж, и прохожу в студию, где меня уже ждет Джованни, визажисты и стилисты, и другие участники съемочной группы.

— А вот и она, эпицентр нашей будущей обложки! Привет, дорогая, — главный редактор «VOGUE» Эмма Фирс представляет меня всем присутствующим, после того, как мы картинно здороваемся с ней, целуя друг друга, прижимаясь «щекой к щеке». Все происходит так быстро, что я не запоминаю всех имен стилистов и мастеров, присутствующих на съемке: меня быстренько уводят в гримерную зону, где надо мной сразу начинает колдовать визажист и стилист. Через тридцать минут я полностью готова к съемке: на лице светящийся «макияж без макияжа», из одежды – аккуратные лодочки от Dolce, брюки и черный пиджак oversize, который необходимо застегнуть на одну пуговицу на голом теле. Он прикрывает абсолютно все тело, не считая открытой линии декольте — и это не смотрится вульгарно, но я все равно мысленно слышу упреки бывшего мужа, и вижу, как в его черных глазах разрастается огонь, вокруг которого пляшут его внутренние бесы. Ладно, пиджак на голое тело – это такие мелочи по сравнению с тем, что происходит в следующие минуты, когда я встаю перед камерой и настраиваюсь на работу.

Удивление, которое испытываю, когда замечаю рядом с собой полуобнаженного мужчину, чье спортивное тело прикрывают одни лишь джинсы, не описать словами.

— Привет, — красавчик улыбается мне, махнув широкой ладонью. — В жизни ты еще красивее, чем на фото, — уверенно констатирует он, расправляя плечи.

Кто ты, и что ты делаешь на моей съемке?!

Кстати говоря, лицо парня кажется мне очень знакомым. Еще бы, он наверняка является моделью или другой медийной личностью, но мне почему-то никто не сказал, что я буду сниматься не одна, а с…

— Стефания, познакомься. Это Рик Кросс — полузащитник  футбольного клуба «Лестер», и Кайл Стоун, — поясняет Джованни, пока я медленно перевожу взгляд на второго мужчину, которого мне представляют.

       Серые глаза неотрывно смотрят на меня, полные губы мужчины слегка приоткрыты, желваки играют на выразительных скулах Кайла Стоуна — которым является никто иной, как тот самый незнакомец, с которым я пила из горла виски. Незнакомец, которому понадобилось меньше часа, чтобы трахнуть меня…вам знакомо чувство, когда хочется провалиться на месте? С этого момента, оно мне более, чем знакомо.

— Ф-футболисты? — слегка заикнувшись, уточняю я, и тут же расплываюсь в мягкой улыбке, делая вид, что в первый раз вижу их обоих. — Я думала, что буду одна. Приятно познакомиться, — приветливо хихикаю, протягивая руку сначала Рику, и только потом — Кайлу, которую сжимает её куда крепче Кросса. Сердце пропускает удар, от нашего прикосновения ладонь обжигает, а пространство между нами накаляется до предела, до иллюзорных искр, которых, как мне кажется, можно даже увидеть.

— Мы с мисс Кован уже знакомы, — обворожительно улыбаясь, заявляет Кайл, и я понимаю, что не могу допустить того, чтобы то, что случилось в клубе, как-то всплыло на поверхность. Черт, ну так не бывает. Я была уверена, в том, что никогда его не увижу… а теперь я стою, и не могу отвести взгляда от серебристых глаз, которые, кажется, глядят прямо в душу, и совершенно не знаю, как себя повести, чтобы избежать всех возможных и негативных последствий.

     — Вы меня с кем-то перепутали. Я впервые вас вижу, — в этот момент его хватка на моей ладони становится каменной, а взгляд, что еще секунду назад обволакивал теплом, становится таким пристальным, что на мгновение я ощущаю себя чертовски маленькой рядом с Кайлом. Кстати говоря, его обнаженный торс полностью обнажен, если не считать многочисленных татуировок, выбитых на его коже. Ох уж эти футболисты — им только повод дай, они себя с ног до головы забьют. Позерство это или «талисманы» на удачу— по всему телу? Не знаю. Мне никогда не нравились чернила на человеческих телах… до нашей ночи в отели клуба. Потому что в ту ночь, кончики моих пальцев наощупь изучали почти каждую из них.

Во время горячей прелюдии в душе, я удивилась, когда увидела огромную цифру десять на его спине, но теперь её значение перестало быть для меня секретом.

Центральный нападающий. Номер десять. Кайл Стоун.

По какой-то причине судьба снова устроила нам встречу, но я не собираюсь трактовать это как послание свыше — я не знаю, насколько ты хорош в футболе, но если тебе дорога твоя карьера — тебе стоит забыть о том, что произошло между нами.

И всем своим взглядом, я даю ему это понять, потому что в моих глазах нет ни намека на то, что я узнаю его. И то, что та спасительная ночь, мой жадный глоток воздуха, вообще имела для меня хоть какое-либо значение.