Я качаю головой.
- Шесть лет… - вздох. - Знаешь, - в ее голосе появляется доверительная нотка. – Временами я скучаю. Он был такой затейник… никогда не знаешь, чего ждать. Особенно, когда злился. Как на последнем балу…
И снова память почти против воли отзывается на слова княгини. Подсовывает все, подсмотренное в малой гостиной. Так, словно это было вчера. Свист хлыста, красные полосы на белоснежной коже, распущенная шнуровка платья, животные стоны…
- А что было на балу, ваше высочество?
Княгиня медленно проводит изящным пальчиком по нижней губе. По ее лицу ползет улыбка:
- Очень… неожиданная и приятная импровизация, дорогая. Элвин всегда умел меня удивить, - в ее голосе нежность. – Ты когда-нибудь думала, что невозможно повелевать, не испытав сладость подчинения? Цену власти понимаешь, лишь вкусив полной беспомощности…
Я отвожу взгляд.
Хотела? Она этого хотела?! Унижения, боли, стра
Я не сожалел о них. Избравший своим ремеслом смерть, должен быть готов к смерти.- Был ли я неправ, указывая тебе твое место? – задумчиво спросил Гайлс, шевеля обгорелым, кровавым мясом на месте губ. – Был ли я большим злом?- Еще спроси, заслуживал ли ты смерти, - я скривился. – Ты что же – голос совести? Никогда не подозревал в себе излишков тебя.Он откинул голову и рассмеялся. Чистым, радостным смехом, который я запомнил слишком хорошо. По контрасту с кровавым ожогом лица это смотрелось жутковато.- А ты всегда был умен, малыш Хаймлад. Все правильно. Здесь нет никого, кроме тебя. Значит я – это тоже ты.- Пришел попрекать меня чужими смертями?- Пришел спросить, зачем ты выжил.- Не твое дело.Оттого, что я все еще стоял на коленях, он был выше. Словно мне снова восемь, а ему двенадцать.- Ответ неверный, - произнес Гайлс свою любимую фразу. И ударил.Магией смерти. Чистой, честно
ЭлвинОна меняла цветы в вазе. Простое светло-серое платье, каштановые кудри собраны в небрежный узел на затылке, жемчужная капелька в ухе. Я замер в дверном проеме. Наверное, надо что-то сказать…Франческа повернулась. Глаза ее расширились, ваза выскользнула из рук и разбилась.- Элвин? - спросила она, словно не верила.Я кивнул. Собирался съехидничать по поводу ее удивления и не нашел нужных слов. Да и не хотел искать.- Это правда ты? - она порывисто шагнула навстречу, словно хотела обнять.- Правда. Сеньорита, вы, никак, рады меня видеть? Кажется, я вернулся в какую-то другую, более дружественную вселенную.Сразу же пожалел, что сказал это.Франческа остановилась.- Тебя так долго не было.- Сколько? - она не поняла вопроса. - Сколько меня не было, Франческа? Три месяца? Полгода? Год?- Десять лет.Франческа- Десять лет… - повт
ЭлвинКогда за ней захлопнулась дверь, мне стало стыдно за свой сарказм. Просто не знал, что еще ответить на такую новость.Что-то поменялось в мире, пока меня не было. Я бродил по дому и чувствовал себя здесь чужаком.Переходил из комнаты в комнату, брал в руки какие-то безделушки, пытался вспомнить себя – каким был раньше. И не мог.Любому, кто считает себя изрядной ценностью и пупом земли, я бы посоветовал прокатиться на моем корабле. Весьма отрезвляет.Меня не было десять лет, и мир не остановился. Планеты не сошли с орбит, вселенная не рухнула. Она этого даже не заметила. Кажется, никто и не заметил, кроме Франчески.Сеньорита хотя бы скучала…Еще, как выяснилось, скучал мой выигрыш. Не думал, что Гейл вообще что-то вспомнит, слишком недолго я был его хозяином, но конь меня узнал и страшно обиделся. Пришлось потратить не меньше часа на заискивания, пока рыжая скотина согласилась хотя бы выслушать мои
Я остался.Странно, но в этом последнем вечере было больше близости и тепла, чем в сотнях предыдущих, наполненных вожделением и темной страстью. Никаких игр, никаких попыток подчинить или причинить боль. Только горечь сожалений о том, чего уже не вернуть, с легким привкусом нежности.Я покинул дворец, когда сумерки уже перетекали в ночь и на бархатных небесах Изнанки загорались первые звезды. Кинув прощальный взгляд на площадь, подумал, что буду скучать по этому городу и всему, что с ним связано.А еще подумал, что надо бы перед отъездом оформить дарственную на Франческу. Не хочу, чтобы сеньорита хоть в чем-то нуждалась или была вынуждена искать себе другой дом. Из нее получится прекрасная хозяйка башни. Да что там – будем честны, именно она, хозяйка Старины Честера последние годы.Подготовить дарственную и завещание – путешествие сквозь безвременье показало, как непрочно, эфемерно положение даже самого могущественного мага. Разобрать бумаги,
...- Нападайте, ваше высочество. Ну же! Не надо бояться!- Я не боюсь! - беловолосый шестилетка замахнулся деревянным мечом.- Вы боитесь боли, принц. Стоит мне поднять руку, как вы отступаете. Не надо. Боль - друг. Она - жестокий, но самый лучший учитель. Слушайте ее. Леди Боль всегда с вами. Подскажет, когда надо остановиться. Когда звать врача. И поможет понять, что вы еще живы...Боль. Боль такая, что невозможно, немыслимо представить. Она раскаленными, пульсирующими обручами сжимала предплечье, поднималась вверх, к плечу, и отдавалась во всем теле. Каждый вдох был пыткой. Леди Боль кричала, что я жив, а я мечтал о смерти.Ничего не осталось, кроме боли, и это было почти благословением. Она подчиняла себе целиком. Не давала думать.Я кричал. Потом крик сорвался на хрип. Боль сидела рядом и держала за руку. За то, что когда-то было моей рукой. Над головой что-то бубнил о своей мести Марко.Скрип двери нарушил св
Доктора фэйри - не чета человеческим коновалам. Если тебе удалось дожить до встречи с магом жизни - считай, спасен. Я поправлялся даже быстрее, чем обещал Альпин. Голос вернулся уже на следующий день, только стал немного более хриплым. Шрам под бинтами не столько болел, сколько жутко чесался - верный признак выздоровления.Болела левая рука. Болела там, где не было ничего.Я просыпался ночами от ломоты в пальцах. Тревожная полная луна заглядывала в окно, оставляя бледный прямоугольник света на полу, а я, стиснув зубы, терпел короткие, стреляющие импульсы боли, что рассылала по всему телу отрубленная ладонь.Иногда было еще хуже: я просыпался с ощущением, что все в порядке - кисть снова на месте, я могу сжать ее в кулак или взять чашу с отваром из трав, что стояла на столике рядом. Я открывал глаза и видел забинтованный обрубок, но продолжал ощущать присутствие утраченной руки так ясно, что впору было поверить - глаза лгут. Эта двойственность сводила с ума.
Перечислять мои ошибки было бессмысленно, мы оба и так слишком хорошо их помнили.- Я… мне жаль. Мог бы сказать, что никогда не имел злых намерений, но…- «Намерения не имеют значения», - с грустной улыбкой процитировала она параграф закона.Я кивнул. Кому и знать, как не ей.- Не хочу, чтобы это звучало, как попытка откупиться, просто знай, что я считаю себя твоим должником… ты вправе потребовать любую услугу.У зарока был горький привкус бессилия. Теперь я мог так мало, что обещание, должно быть, прозвучало, как издевательство.Я хотел, мучительно хотел сказать ей что-то важное. Как люблю ее. Как счастлив был с ней рядом в ту короткую, пролетевшую в одно мгновение, зиму, и как тошно мне чувствовать себя мерзавцем, сломавшим ей жизнь…- Послушай… а, проклятье! Никогда не умел просить прощения. Я – сволочь, знаю. И поступил с тобой подло. Если ты не захочешь меня видеть, я пойму&hel
Франческа все так же смотрела на меня с улыбкой и молчала. Я тоже молчал - дурак дураком. Никогда никому не говорил подобного. Никогда не чувствовал подобного к женщине. Я играл в эти игры сотни раз, но сейчас все всерьез, и я вдруг понял, что позабыл правила.- И что теперь? – ее голос прогнал оцепенение. Я, наконец, догадался встать и обнять сеньориту. Неуверенно и неловко – память о том, как она десятки раз вырывалась из моих объятий, была слишком свежа. Но в этот раз все было по-другому. Она прижалась в ответ и спрятала лицо у меня на груди.Никогда не понимал, отчего женщины так любят «серьезные разговоры». Честное слово, проще уничтожить десять армий, чем пройти через подобную сцену.Мы долго стояли в обнимку. Я поцеловал ее в макушку, вынул шпильки из прически, выпустив на волю водопад каштановых волос, и теперь гладил их, пропуская пряди меж пальцами. Франческа прижималась ко мне и молчала. Странно, но я чувствовал не столько счас