Уже вторые сутки не прекращался дождь. В просторной спальне на мягкой двуспальной кровати лежала женщина, молодая и слишком добрая для того, на что ее несправедливо обрекала судьба. Она не сохранила прежней красоты: бледное лицо, впалые щеки, темные круги под глазами, потрескавшиеся губы. Больше не было густых локонов, лишь поседевшие редкие волосы, спрятанные под дорогим шелковым платком. Как странно и до невозможности больно было смотреть в ясные голубые глаза, зная, что совсем скоро они навсегда померкнут. Сейчас в них был удивительный живой блеск, он шел от ее сердца, любящего материнского сердца. Я была лишней в этой комнате, знала и чувствовала это. Нужно было уйти, и я хотела…
— Алис, не уходи, — ее мягкий нежный голос и худая, даже тощая рука, но все такая же ухоженная, аккуратная и теплая… удивительно теплая рука, так трепетно сжимающая мою ладонь.
— Лучше оставлю вас с Костей, — улыбнулась я, чтобы не поВсе тот же стол, стулья, полумрак, аппетитный запах приготовленных поваром блюд, те же праздные разговоры гостей, та же приятная музыка. Но все стало другим. Даже воздух приобрел горьковатый привкус. Я видела перед собой любящую женщину, страдающую и готовую на все, чтобы удержать любимого мужчину. Она совершила подлость по отношению ко мне, но не за это я ее невзлюбила. Именно сейчас, глядя в ее напуганные глаза и чувствуя непозволительное торжество, выходя победительницей в этом бою, я осознала всю силу своего чувства. Ревность была и раньше, но сейчас она переросла в сокрушительную злобу, и это пугало. Я была виновата перед ней куда сильнее, не имела права сердиться, была обязана сочувствовать, но… не могла.—Кость, пойдем отсюда,— шепнула я жениху.—Да, Элис, нам здесь больше делать нечего.—Задержитесь, я бы хотел прояснить все со своей девушкой при вас,— процедил Власов и повернулся к Лене. &md
Легкие горели, виски пульсировали, отдаваясь болью по центру головы, а страшное лицо душащего меня мужчины постепенно исчезало, и я видела только сиреневые круги с желто-зеленой сердцевиной. Он сдавливал горло все сильнее, еще чуть-чуть, и свернул бы шею. Я уже не сопротивлялась, незнакомец все равно сильнее. Сиреневые круги стали проваливаться в темноту, и я услышала свист, как от кипящего чайника, но он шел не с улицы, а откуда-то из глубины головы. Вот и свист стал исчезать, а перед глазами темнота. Он разжал мое горло, и я стала оседать по стене, но меня подхватили, не позволив упасть. Нужно было вдохнуть, остатками сознания я это понимала, вот только почему-то не могла этого сделать. Два хлопка, и щеки стали гореть. Он дал пощечины, но я даже не поняла этого сразу. Еще одна пощечина. Я распахнула глаза и резко, до боли в легких вдохнула. Воздуха оказалось слишком много, и я закашлялась. Все вокруг кружилось, а я жадно пыталась надышаться.—Это только предупре
Утренние сумерки переходили в рассвет, но пустая комната с ободранными обоями еще освещалась уличным фонарем через немытые стекла большого голого окна. Я сидела на холодном ламинате, притянув колени к груди и обняв их руками. Снова жизнь учила, что всякая правда обязательно выплывет наружу.Денис требовал объяснений, как у меня оказалась запись из его семейного архива, а я не знала, что ответить, и смогла только попросить его не шуметь, чтобы не будить маму. Он кивнул и, подхватив меня под локоть, приволок в свою квартиру.—Пока не расскажешь, никуда не уйдешь,— процедил он и спокойно сел на пол, облокотившись спиной о стену. Я последовала его примеру и тоже опустилась на ламинат.Тишина давила. Я молчала. Денис ждал. Во двор въехала какая-то машина, хлопнула дверца, и кто-то громко выругался. Скребя когтистыми лапками, на подоконник сел голубь, заглянул в комнату и, не найдя ничего интересного, улетел. Уличный фонарь замерцал, но снова н
Сквозь пелену сна я чувствовала какое-то несильное покачивание. Я на лодке? Но где тогда шум воды? Слабая попытка поднять голову моментально обернулась острой болью, словно кто-то сильно давил изнутри на череп.—Элис! Просыпайся!Костин голос вернул меня с дрейфующего на волнах сознания баркаса в мою старую комнату на Яузском бульваре. Говорят, с возрастом человек все тяжелее переносит бессонные ночи. У меня не было бурной юности, и бодрствовать до рассвета не привыкла, может быть, поэтому мой организм отказывался просыпаться. Превозмогая мигрень, я открыла глаза и увидела перед собой взволнованное лицо жениха.—Все в порядке?—Да. В порядке,— я с трудом поднялась, держалась рукой за голову и стала взглядом искать телефон, чтобы узнать, который час.—Я приехал на обеденный перерыв, хотел позвонить в дверь, но звонок не работает, а на мобильный ты не ответила. Открыл своим ключом,—
По-осеннему прохладная августовская ночь очаровывала сиянием миллионов звезд, которые невозможно увидеть в большом городе даже в самую ясную погоду. Тысячи цикад отчаянно пели гимн уходящему лету, чувствуя приближение осени, как неминуемого конца. Я не знала, где нахожусь, да и это было неважно. В эту волшебную ночь хотелось забыть обо всем, стать частью природы и дышать с ней в унисон.Денис привел меня в уединенное место на берегу небольшого заросшего пруда. Мы бросили машину там, где заканчивалась пыльная неасфальтированная дорога и дальше шли пешком, пока не оказались здесь.—Лисенок, ты замерзла? —ласково спросил он, обнимая меня сзади, легко целуя в шею.—Нет, рядом с тобой мне тепло. Но то, что мы делаем— ошибка,— с болью в сердце признала я.—Ты твердила это всю дорогу, но, тем не менее, пошла со мной,— проговорил Денис, сквозь улыбку.—Потому что пошл
Настоящая дружба проверяется не временем, а поступками. Можно знать человека каких-то пару месяцев, но приходить на помощь и быть рядом в трудную минуту. Так поступила Ольга, когда отправляла мою маму в клинику, ездила со мной оформлять документы и договаривалась с врачами об особом отношении. В отличие от нее, практически чужого человека, старый друг нашей семьи Кирилл Олегович ни разу не поинтересовался маминым самочувствием. Все, что его волновало— это престиж адвокатского бюро и новые высокопоставленные клиенты. Я спокойно восприняла, что он временно отстранил маму от работы, хотя знал, как важна для адвокатессы Елисеевой ее практика. Но, оказалось, Воронову-старшему этого было мало. За спиной женщины, которая считала его близким другом, он умело плел паутину, в которую она угодила.Когда Иван Васильевич сказал, что маму опоил Кирилл Олегович, я не поверила. Подумала, что кто-то представился его именем, чтобы с ней встретиться, но врач уверил, что в клинике ст
Ночная сентябрьская прохлада пробиралась в мою спальню через открытое окно. Обычно в такую погоду не хочется открывать и форточки, но я специально распахнула настежь окно, чтобы как следует замерзнуть. Мне казалось, что, кутаясь в теплое одеяло, я скорее смогу заснуть. Бессонница сводила с ума, заставляя думать о том, кого так хотелось забыть. Из головы не шел Денис. Я помнила каждый его жест за ужином, чувствовала его запах, ощущала такое знакомое тепло, словно мой любимый мужчина был рядом. Он писал мне. До самого утра слал на телефон сообщения, которые я не читала. Самым верным решением было бы и вовсе их удалить, но у меня не получилось. Пока я только притворялась сильной, но не была такой.Денис извинялся, просил прощение за то, что обидел и так нахально себя повел. Он хотел встретиться, твердил, что не может выбросить меня из головы, скучает и все время думает о нас. О нас… Как же мне хотелось в это верить. Рука сама тянулась к телефону, чтобы ответить, я набирал
Большой грустный фонарь слабо освещал небольшой клочок подворотни. Это было самое типичное для окраины Москвы место. Днем— обычные гаражи, вдоль которых, чтобы сократить дорогу, жители района идут к метро, но ночью, как только солнце скроется за горизонтом, и нехотя зажжется один-единственный фонарь, этот закоулок превращается в местную клоаку. Ни один здравомыслящий человек не свернет сюда, боясь встретиться с грабителем, бандитом или насильником, и не было никакой надежды, что кто-то вдруг появится в конце улицы и спасет меня.Я лежала на асфальте, глядя на бледное пятно фонаря, только его свет помогал мне не потерять связь с реальностью. Мои мучители стояли рядом, но думали, что я все еще без сознания. Тот, что был крупнее, со всей силы ударил меня кулаком в лицо, и я отключилась. Видимо, им было неинтересно избивать бессознательное тело, и они решили привести меня в чувства. Я пришла в себя от жаркой пощечины, но тут же отключилась снова, а эти выродки стали ж